Грозовая туча, заклубившаяся на востоке, не улучшила настроения. Мне начали мерещиться всякие кошмары. Бездыханная Кристина с куском проволоки на нежной шее или, если вспомнить об испачканном полотенце, с разбитой головой… Но где?
Поговорим о странностях любви
Зигмунд Фрейд
Налетел ветер, потемнело, по крыльцу застучали первые капли. Господи, у меня ведь в комнате окно не закрыто! Там сейчас такое море образуется — хоть международную регату устраивай.
Про окно я, впрочем, забыла сразу же, как вошла в комнату. При чем тут борщ, когда такие дела на кухне? Нашлась моя пропажа! То бишь, Кристина. Вовсе не бездыханная, даже наоборот, чересчур дышащая. Мне показалось, что она здорово чем-то напугана. Бледная до синевы, губы дрожат, и листок, зажатый в руке так, что костяшки пальцев побелели, аж ходуном ходит.
— Рита, я боюсь! — она протянула бумагу мне.
Текст был краток, эмоционален и невнятен: «Убирайся, откуда пришла! Тебе здесь не жить!» Напечатано крупно, во весь лист. Но больше всего меня заинтересовал не текст — чего-то подобного я и ожидала — а шрифт. Я сама неравнодушна к необычным его видам, так что моей коллекции могло бы позавидовать какое-нибудь дизайн-агентство. Однако, такого образчика плакатного искусства нет даже у меня. Буквы будто бы окровавлены, с вертикальных палочек «т», «п», «и», «р» «стекают» крупные капли. Очень натурально нарисовано. А принтер, похоже, свежезаправленный: чернила кое-где размазаны, и по краю какие-то брызги или потеки. Но рассматривать послание тщательно было некогда.
— Ну почему? — Кристина, казалось, сейчас разрыдается. — Что я им сделала? Чем помешала? Я что, виновата, что мы с Германом друг друга любим? Разве я у кого-то что-то отняла?
В общем, началось. А то я уже было начала скучать: враждебность чувствуется, а явных проявлений нету.
— Где нашла?
— На кровати лежало. — Кристина шмыгнула носом. — Это Вика подбросила! Герман с ней нянчится — ах, сестричка, ах, солнышко, а она… она меня убить готова!
— А что с твоим полотенцем случилось?
— Н-не з-знаю… Оно на полу лежало… Я сама испугалась, — голос Кристины предательски задрожал.
Только истерики мне для полного счастья и не хватало! Надо срочно ее чем-то отвлечь. Например, разгадыванием кроссвордов, ага. А еще, говорят, вязание хорошо нервы успокаивает… Н-да. Полезные советы из арсенала дамских журналов не всегда такие уж полезные. Попробуем по-другому.
— Погоди, погоди! Я чего-то не понимаю. Во-первых, почему ты здесь, а они уехали со Стасом?
— Регина позвонила, сказала, что у нее какие-то дела срочные, чтобы я завтра приезжала. Голову кладу — Вика постаралась. Ну как же! Регина меня только год одевает, а ее восемь лет. Конечно, она для Вики в лепешку расшибется!
— Регина — это ваша портниха?
— Ну да. Наверняка Вика ей позвонила и попросила меня передвинуть. Специально!
— Ладно, не переживай раньше времени, нервы дороже. Может, тебе и в самом деле на какой-нибудь курорт уехать? А тем временем все и успокоится.
Я, конечно, не слишком рассчитывала на успех своего предложения. Но и не ожидала, что оно окажется настолько «поперек».
— Ну уж нет! — Кристина едва не выскочила из кресла. — Я имею такое же право жить здесь, как и любой из этой семейки, может, даже большее, и из этого дома уйду, только если Герман сам меня попросит.
Дверь резко распахнулась, в комнату влетел Герман, за ним Боб. Не сказав ни слова, Герман обнял Кристину и увел. Она обернулась в мою сторону, как будто собиралась что-то сказать, но то ли передумала, то ли просто не успела. Боб остался, присел на краешек кресла, вздохнул.
С подоконника потекло. Я встала, прикрыла окно.
Ничего не понимаю. Что происходит?
Боб вздохнул еще раз, сцепил пальцы, выгнул — раздался слабый хруст.
— Сейчас позвонил Стас… — голос Бориса свет Михайловича странным образом напоминал ржавую консервную банку. — Они… ну, в общем, в аварию попали. Тимур умер там же, не приходя в сознание, Вика в больнице. Так-то она почти не пострадала, только ударилась… наверное… — Боб замялся.
— Ребенок? — догадалась я.
Он кивнул.
— Кровотечение сильное, сказали, что вряд ли удастся сохранить. Господи, ну ее-то за что?!
Так-так. Переживаем. Вика ему, конечно, родственница, но уж настолько дальняя — «седьмая вода на киселе». Да и вообще — чужая жена. Впрочем, теперь уже вдова. Интересно.
— А Стас? Он из больницы звонил?
— Ну да. Сам-то почти в порядке, слабое сотрясение, парочка ушибов и царапин, — он помолчал и добавил. — Герман сейчас в клинику поедет. Только Кристиночку успокоит и спать уложит.
Неприязнь, прорвавшаяся в его голосе, поразила меня едва ли не больше, чем страшное известие. Он тоже не в восторге от Кристины, но настолько?
Кто бы мог подумать, что такой пустяк наделает столько шума
Альфред Нобель
Следующие несколько часов я старательно изображала не то сфинкса, не то льва, не то химеру — в общем, что-то такое каменное. Как жук-притворяшка, который в экстремальных ситуациях прикидывается мертвым. Почти без движения, без мыслей, без желаний, даже кровь, и та, кажется, остановилась. Отвратительное состояние. Если это и есть хваленая нирвана, то я предпочитаю коловращение жизни.
Грозовые сумерки успели смениться ночной темнотой, небо расчистилось, высыпали звезды. Надо бы, однако, уже и окно открыть — дышать нечем, так надымила. Жаль, топора нет, интересно было бы проверить, правда ли он висит, или так, для красного словца болтают.
В раскрытое окно ворвался запах сырой земли и мокрых сливовых листьев. Но дымовая завеса не сдавалась. Еще бы! Пепельница после моих посиделок напоминала маленький Везувий. Неужели я успела столько выкурить? И главный вопрос — как бы это поаккуратнее донести до мусорного ведра? Для начала стоит хотя бы вылезти из кресла, — подсказал внутренний голос.
Вообще-то разумнее было бы принести ведро к пепельнице, а не наоборот, но внутренний голос ничего больше подсказывать не стал — управляйся, мол, как знаешь.
У массовиков-затейников, помнится, было два излюбленных аттракциона: бег в мешках и переноска куриного яйца в столовой ложке, тоже бегом. Ну уж дудки! Возьмем лист бумаги, подставим для страховки под пепельницу и осторожненько, как канатоходец по проволоке…
Тр-р-р-рах!
Искры, говорите? Из глаз, говорите? Не знаю, не знаю. Не видела. На мгновение сознание отключилось, а когда включилось, я обнаружила себя сидящей на полу рядом с дверью. На коленях аккуратно лежит «страховочный» лист бумаги, на нем — пепельница, из которой даже почти ничего не просыпалось. Возле меня на корточках сидит Герман и вроде бы пытается извиняться: стучал, мол, но… Только я не особенно хорошо его слышу: лоб трещит, перед глазами круги плавают, в ушах шумит, в затылке звенит — короче, полный оркестр.
— Черт! Хотел ведь раздвижные двери поставить. Мама с отцом на дыбы встали — вот еще, как в поезде.
Герман помог собрать мусор, довел меня до кресла, усадил, заметил на столе листок с «кровавыми» буквами, поглядел на него, помолчал…
— Вот, значит, как… Ну что же…
Должно быть, именно с таким выраженьем на заросшей морде древний охотник, наткнувшись в собственной пещере на незваных гостей — неважно, человечьего или звериного племени — перехватывал поудобнее дубину и начинал гвоздить пришельцев по лохматым головам. До полного размазывания по полу и стенам этой самой пещеры. И, должно быть, именно с такой интонацией кардинал Ришелье, выслушав сообщение об очередной «шалости» мушкетеров, нежно улыбался, цедил сквозь зубы «видит Бог, я не хотел», вздыхал и вызывал роту гвардейцев.
— Рита…
Это он хочет повежливее меня выпроводить? Да со всем нашим удовольствием!
— Наверное, сейчас мое присутствие в доме не особенно желательно?
Он покачал головой:
— Нет. В смысле, совсем наоборот. Кристина почему-то считает, что… Впрочем, неважно.
Мне показалось, что Герман успел порядком нагрузиться — каждое слово он произносил медленно, раздельно и очень отчетливо. Преувеличенно отчетливо я бы сказала. Запаха, впрочем, не чувствовалось.
— Как оно случилось? — осторожно спросила я. — Столкнулись с кем-то?
— С бетонной опорой они столкнулись! Что-то с колесом, машину занесло и… Вика-то скоро в норму придет, ну отдохнет еще недельки две-три. Стас вообще в порядке, пара ушибов. Я хотел… — он опять надолго замолк. — Я Вику завтра домой привезу. Она ведь почти не пострадала, весь удар пришелся на долю Тимура. У нее даже ушибов-то почти нет, только…
— Значит, все-таки выкидыш? — уточнила я.
— А… Ты уже знаешь? Срок не очень большой, для нее угрозы нет, они там сделают, что положено, и я думаю, сразу ее домой. Ну медсестру, конечно, приглашу, это само собой. Но ты тоже с ней как-нибудь…
