– А позволь спросить, чем я тебя обидел, какой вред нанес твоей ранимой душе?
– Ты отказался на мне жениться, и теперь, между прочим, мне с этой болью жить всю оставшуюся жизнь.
Внутри у Егора вновь поднялась буря.
– Хватит! – он хлопнул ладонью по столу. – Я сейчас найду тебе обувь и отвезу домой!
– Значит, ты и дальше собираешься отказываться от свадьбы? – невозмутимо спросила Дашенька и сгребла со стола только что выложенную тысячу долларов, – тогда я забираю еще и эту часть – в счет будущего морального ущерба.
Она поднялась, одарила Егора очаровательной улыбкой и выскользнула из кабинета. Пулей взлетела по лестнице на второй этаж и юркнула в комнату, которую уже вполне могла считать своей. Рухнула на кровать, издала победное: «Йо-хо-хо!» – и заерзала на пледе, устраиваясь поудобнее.
Егор, понимая, что эту битву он проиграл, вышел в гостиную, постоял немного, прислушиваясь к тишине, посмотрел на часы – двенадцать, сунул руку в карман брюк и достал мобильный телефон.
– Костян, она опять здесь, – устало пожаловался он другу.
– Смирись, – хохотнул тот, – против судьбы не попрешь.
* * *
Закончившимся днем Евгений Петрович Ежиков был весьма доволен. Приняли его хорошо (если не считать ехидной Дашки, которая вроде бы уехала и пока путаться под ногами не будет) и даже разрешили остаться на ночь. Отличная еда, внимание красотки Ирмы, мягкая постель – определенно быть частным детективом неплохо! Правда, придется завтра рано вставать и начинать активные поиски вора – именно под таким предлогом Ежиков выклянчил себе комфортный ночлег. Егор Андреевич, выслушав выдвинутые им аргументы: «Утром никто мешать не будет, и я смогу все хорошенько осмотреть, вы же понимаете, как важны тишина и сосредоточенность в таких делах…», только сдержанно кивнул и попросил Леночку показать частному детективу его комнату.
– Без сомнения, во всем виновата Даша, – причмокивая губами, уверенно сказал Евгений Петрович и перевернулся на другой бок. – И где она прячет эту брошь? Наверное, уже из дома вынесла… Плохо…
Ежиков стал жалеть, что не обыскал Дашеньку при выходе, затем попытался сосредоточиться на вопросах, которые непременно надо задать всем членам семьи, потом задумался о завтраке: будет ли подана его любимая яичница с беконом?
– Чтобы желточки остались целые, пухленькие и блестящие… – пробубнил он, натягивая одеяло на плечо.
Мечты о пухленьких желточках сыграли с Ежиковым злую шутку – перед глазами вырос яркий образ Ирмы, а если точнее, образ ее пышной груди. Глубокий вырез кофты и маленький медальончик на золотой цепочке, утопающий в желобке между двумя…
– …упругими булочками, – выдохнул Ежиков, откидывая одеяло в сторону.
Ему вдруг стало нестерпимо жарко, а волнение заставило подскочить с кровати.
– А как она на меня смотрела! – воскликнул он, облизываясь. Взмахнул руками, включил ночник и заходил по комнате.
Остатки разума кричали: «Не дури, ложись спать!», а раздувшееся самомнение тихонько нашептывало одно и то же: «Иди к ней, она ждет, ты лучший, она не может уснуть, мечтая о тебе…»
– Я ее только потрогаю разочек, и все, – пришел к компромиссу с разумом и самомнением Ежиков. – Или два разочка… – он задумчиво почесал затылок, нервно перечисляя про себя: «Желточков две штуки, булочек две штуки, грудей две штуки, значит, и разочков должно быть два…»
Уговаривать себя долго не пришлось – образ Ирмы уже не был плоским, он манил пальчиком и призывал липкой, многообещающей улыбкой. Евгений Петрович пригладил лысину, натянул повыше «семейные» трусы в вишенку, широким жестом сдернул с кровати простынку, обмотался ею и, чувствуя себя Наполеоном, отправляющимся в опочивальню к любовнице Жозефине, торопливо выскользнул из комнаты.
Астрологические прогнозы на будущую неделю не радовали: об этом сообщали все купленные журналы. Акулине Альфредовне звезды обещали дрязги, споры с родными, плохое самочувствие и целую кучу недругов. Думая о том, как бы помягче об этом сообщить своей покровительнице, Феликс отчаянно боролся с бессонницей: взбивал подушку, ерзал и считал овечек, все время сбиваясь на пятидесяти. Наконец-то мысли разгладились, и сон окутал его своей паутиной, послав в качестве компенсации за муки стройный силуэт с двумя косичками.
– Виолетта, – пробубнил Феликс, дергая мясистым носом.
Чувства к дочери своей покровительницы у Фомы Пастухова были двоякие. Изначально он выразил желание на ней жениться, только исходя из взвешенного расчета – пристроившись к такой женщине, как Акулина Альфредовна, можно ни о чем не беспокоиться. Она четко знает, что надо делать, чтобы жить в достатке, и тащит за собой Виолетту, соответственно потащит и его – Феликса. Тепло и удобно.
На брак намекнула именно Почечуева, так что особенно стараться не пришлось.
Избранница же под венец не спешила, более того – резко отказала, крикнув: «Этого не будет никогда!» Акулина Альфредовна ее пилила, изводила разговорами, обещала золотые горы, шантажировала больным сердцем, лишала денег на мелкие расходы и доводила до истерик, но пока все оставалось по-прежнему.
Некоторые трепетные чувства проснулись в душе Феликса месяц назад. Виолетта вернулась с вечеринки раскрасневшаяся, с распущенными волосами и, пользуясь тем, что матери нет дома, юркнула в ванную комнату смывать с лица косметику. Пастухов почувствовал первый укол страсти – Виолетта оказалась эффектной блондинкой со стройными ножками. Молоденькой аппетитной девчонкой, которая вполне могла еще согласиться стать его женой. Теперь к холодному расчету добавились скользкие желания и непонятно откуда взявшаяся уверенность в собственных силах.
Феликс стал подсовывать Виолетте замученные старостью розочки, купленные по дешевке, сложенные в целлофановый пакет карамельки-ассорти и носовые платочки с незамысловатой вышивкой (платочки продавались пачками – по семь штук, но он дарил по одному, растягивая презенты).
Виолетта сопротивлялась всем попыткам наладить теплые отношения, злилась и фыркала, но вот теперь – во сне – была податлива и красива, как тогда, после вечеринки…
– Иди же сюда, цыпочка… – пробубнил Феликс, принимая видение за реальность.
Дверь немного приоткрылась, и на середину комнаты вплыла тень. Диван скрипнул краешком…
Виолетта во сне подошла совсем близко, вильнула бедром, закусила нижнюю губу и сделала несколько коротких ритмичных движений под упавшую с неба музыку. А затем, улыбаясь, принялась танцевать, скидывая с себя при этом то туфли, то кофту, то ажурную маечку на тонких бретельках.
– Да, – тоненьким голоском пискнул Феликс. Дыхание перехватило, а ноги нервно дернулись под одеялом. – Да, – пискнул он еще раз и тут же почувствовал робкие поглаживания по плечу.
Виолетта, продолжая танцевать, обошла астролога и прижалась к его спине плоским животиком и шершавой тканью лифчика. Феликс, хихикая от удовольствия, заерзал и тихонько заскулил: «У-у-у, а-а-а…»
Поглаживания стали более активными, переходящими в пощипывания и даже в покусывания.
– Булочка моя, – раздался сзади хрюкающий голос, – давай-ка посмотрим, как там поживают твои желточки…
Образ расшалившейся Виолетты мгновенно погас, а инстинкт самосохранения заставил Феликса открыть глаза и резко развернуться.
Встретившись нос к носу с Ежиковым, он заорал так, как не орал никогда. В голове запульсировали последние услышанные слова: «Давай-ка посмотрим, как там поживают твои желточки…» – этого было вполне достаточно, чтобы заработать инфаркт.
– А-а-а!!! – кричал Пастухов, вскочив на диван и прижавшись спиной к стене – так, решил он, будет в большей безопасности его персона. – А-а-а!!! – кричал он, нервно ощупывая полосатую пижаму. Что уж он намеревался там обнаружить, даже для него было загадкой, но он точно знал, что проверить все необходимо.
Ежиков находился в не меньшем шоке, чем астролог, и он бы тоже заорал, но горло сдавило тисками, а тело парализовало. Он сидел на краю дивана в своих трусах в вишенку и, выпучив глаза, смотрел на дверь, в которую вваливался заспанный перепуганный народ. Как он мог перепутать двери – он решительно не понимал. Он же все отсчитал правильно – третья от угла… или третья от кадки с пальмой?
– Что здесь происходит?! – резко спросил Егор, отстраняя бледную Акулину Альфредовну в сторону.
– Этот человек! – взвизгнул Феликс, тыкая пальцем в Ежикова. – Пришел ко мне… То есть не ко мне… Он извращенец!!!
– Но… это недоразумение… – хлюпнул носом Евгений Петрович. Это единственное, что он смог сказать в свою защиту.
