При этом он неловко махнул рукой, сбив свои очки, но успел поймать их в воздухе и снова водрузить на нос.
Надежда вошла вслед за ним в знакомый кабинет и успела перехватить раздраженные взгляды, которыми его обитатели встретили лопоухого специалиста.
Тот, однако, ничего не заметил. Он поставил на свободный стол свой чемоданчик, поправил снова сползшие очки и спросил, ни к кому не обращаясь:
— Этой гражданке дактилоскопию снять требуется?
— Этой самой! — подтвердил любитель Державина.
— А по какому делу?
— По делу Костоломова, — неохотно отозвался майор.
— Ясненько! — жизнерадостно проговорил эксперт, открыл чемоданчик, завладел левой Надеждиной рукой и быстро измазал ее в какой-то жирной черной субстанции.
— Ой! — вскрикнула Надежда от неожиданности. — А это потом хоть отмоется?
— Отмоется, отмоется! Я это вам лично гарантирую! — успокоил ее эксперт и оттиснул каждый палец Надежды Николаевны на специальной карточке.
— А что это ты, Дроздовский, про какую-то хитрую гематому всем рассказываешь? — спросил его Семен Иванович. — Мне вот капитан пытался объяснить, да я ничего не понял.
— А, это вы, наверное, про отраженную гематому говорите? — оживился эксперт и повернулся к майору, не выпуская руку Надежды. При этом он мазнул этой рукой по какому-то документу, лежащему на столе, оставив на нем черную полосу.
— Какую? — переспросил майор. — Отраженную? Двадцать лет в милиции работаю, никогда про такую не слышал!
— Ну вы, должно быть, не интересовались! Тут ведь в чем дело… череп у человека твердый, а мозг мягкий…
— Это у кого как, — вставил свою лепту в разговор любитель Державина, которого, как теперь знала Надежда, звали Иваном Семеновичем. — У кого мягкий, а у кого — сплошная кость…
Эксперт не обратил внимания на его антинаучную реплику и увлеченно продолжил:
— Так вот, мягкий мозг внутри твердого черепа подчиняется законам физики…
— А я думал, он подчиняется Уголовному кодексу! — снова вставил реплику Иван Семенович.
Эксперт взглянул на него удивленно и снова заговорил:
— Если по черепу ударить сзади, мозг под действием этого удара двинется вперед и наткнется на переднюю стенку черепа. Как пассажиры в автобусе. И в месте соударения появится гематома, которая как раз и называется отраженной…
— Ничего не понял! — протянул Семен Иванович. — Это, выходит, ударишь сзади, а гематома появится спереди, и наоборот?
— Совершенно верно, — радостно подтвердил эксперт. — И вот как раз у жертвы того ДТП, у мотоциклиста, как раз такая отраженная гематома на лобной доле мозга, и эта самая гематома послужила одной из основных причин его смерти. А поскольку удар о встречную машину был лобовой и после этого пострадавший ударился о дорожное покрытие тоже передней стороной головы, то я считаю, что смертельный удар по затылку был нанесен кем-то еще, каким-то неизвестным лицом или, возможно, несколькими лицами…
— Считает он! — недовольно проворчал майор. — Ты вон лучше посмотри, что сделал с отчетом!
Эксперт уставился на безнадежно испорченный документ, ахнул и уронил-таки очки.
— Как мы его в таком виде начальству сдадим? — процедил майор, на глазах багровея.
— Вы не переживайте! — опомнился эксперт, подобрав очки и пристроив обратно на нос. — Я это пятно отчищу… сниму с вашего отчета, никаких следов не останется…
— Вместе с самим отчетом, — мрачно добавил майор. — От отчета тоже следов не останется, а мы его, между прочим, два дня готовили! Сверхурочно работали, чтобы вовремя подготовить!
— Нет, зачем же! У меня есть специальный состав, который снимет пятно, не повредив текст…
— А у вас нет такого состава, чтобы еще заодно и мои руки отчистить? — вмешалась в разговор Надежда Николаевна, с отвращением разглядывая свои пальцы. — А то я теперь на всех окружающих предметах буду оставлять свои… папиллярные узоры.
— Конечно, есть. — Эксперт взглянул на нее с уважением. — Я смотрю, вы хорошо подкованы по части дактилоскопии.
— Это меня ваши коллеги просветили, пока я вас дожидалась, — честно призналась Надежда.
Эксперт прихватил со стола испорченный отчет и вышел в коридор. Надежда Николаевна последовала за ним. С обитателями кабинета она не попрощалась, но они приняли это как должное.
Вскоре они оказались возле двери, на которой висела напечатанная на принтере табличка: «Судебно-медицинский эксперт П. И. Дроздовский».
«Наверное, Петр Иванович, — подумала Надежда, входя вслед за хозяином в его кабинет. — Или, может быть, Павел Ильич. Хотя, возможно, и Прохор Иннокентьевич».
Кабинет эксперта слегка напоминал лабораторию средневекового алхимика. В ней царила такая же загадочная полутьма, поскольку окна были задернуты плотными пыльными шторами. На столе стояли колбы и реторты с разноцветными жидкостями, коробки и склянки с подозрительными порошками и составами, на почетном месте красовался старинный медный микроскоп.
— Простите, я не расслышал вашего имени-отчества! — проговорил эксперт, вежливо придвигая Надежде Николаевне стул с порванной обивкой.
Возможно, этот стул помнил еще суровые годы войны и столь же трудные послевоенные годы.
— Надежда Николаевна! — представилась та, опасливо садясь на этот сомнительный памятник отечественной мебельной промышленности.
Стул ревматически заскрипел, зашатался, но устоял, как многие его ровесники, которые постоянно скрипят и жалуются на здоровье, но тянут лямку лучше молодых.
— А я — Пифагор Ипполитович, — ответил ей Дроздовский.
— Как? — не сдержала удивления Надежда.
— Пифагор Ипполитович, — печально повторил эксперт. — Понимаете, мой покойный папа был школьным учителем математики…
— Бывает, — вздохнула Надежда. — Ну что же, по крайней мере красивое имя… и не слишком распространенное. Бывает и хуже. Отец одной моей бывшей сослуживицы работал в системе здравоохранения и назвал свою дочь Гигиеной. А невнимательная сотрудница ЗАГСа пропустила две буквы и записала девочку Гиеной. Представляете — Гиена Львовна Собакина… как только она дожила до совершеннолетия, разумеется, поменяла имя и стала Евгенией Львовной… Так вы мне обещали какой-то состав, который снимет эту дрянь с моих рук…
— Да, конечно! — Пифагор Ипполитович достал из ящика стола небольшой флакон с прозрачной жидкостью, капнул немножко на ватный тампон и подал Надежде.
Запахло резко и неприятно, но черная краска мгновенно отошла от пальцев.
Сам эксперт тем временем налил немного той же жидкости на лист промокательной бумаги, приложил его к испорченному отчету и прокатал по нему пресс-папье.
— Вообще-то я хотел вас кое о чем попросить, — проговорил он, сняв промокашку и с удовлетворением разглядывая спасенный отчет. — Мне нужно снять отпечатки пальцев у вашей подруги, Галины Ильиничны. Не могли бы вы попросить ее прийти ко мне?
— Совершенно исключено! — выпалила Надежда. — Галина… она никуда не выходит, ни под каким видом!
— Даже в милицию? — недоверчиво переспросил ее Пифагор Ипполитович.
— Даже в прокуратуру! Ей врач справку дал, что ей предписан строгий постельный режим, так что она имеет законное право игнорировать любые повестки. Подозреваю, даже если пансионат загорится, она все равно не покинет свой номер. Пожарным придется выносить ее из комнаты под общим наркозом.
— Что же делать? — проговорил эксперт и схватился за голову. — Меня начальство съест с потрохами! Я в этом отделении еще совсем недавно работаю, и меня здесь почему-то не любят.
— Это я заметила, — согласилась Надежда.
— Меня так и норовят на чем-нибудь подловить, и если я не смогу получить отпечатки вашей подруги…
Надежде почему-то захотелось чем-нибудь помочь этому нескладному и невезучему человеку.
— Вот что, — проговорила она после непродолжительного раздумья. — А может быть, вы зайдете к нам в пансионат со своим чемоданчиком и снимете отпечатки Галины прямо на месте?
— А почему бы и нет? — оживился эксперт. — Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе!
— Только не забудьте ваш флакончик с пятновыводителем!
Через полчаса они с Пифагором стояли перед дверью номера.
Надежда постучала в дверь условленным стуком, но Галина все равно спросила, прежде чем открыть:
— Надя, это ты?
— Я, но только я не одна! — честно ответила Надежда.
— Как — не одна? — В голосе подруги прозвучал ужас. — Ты же знаешь, я никого не принимаю…
— Это сотрудник милиции, — попыталась Надежда вразумить ее.
— Да хоть папа римский!
— Галка, прекрати! Открой! Я с трудом уговорила его прийти к тебе, а не вызывать тебя повесткой! Если сейчас ты его отфутболишь, завтра тебя отведут в милицию под конвоем.
