Едва прозвучала команда режиссера, как девушка буквально набросилась на партнера и, обхватив его ногами, со стоном впилась в губы.
Она не играла, она целовалась по-настоящему, умело и страстно. И Майоров не мог не ответить…
И вскоре забыл обо всем на свете, с рычанием сдирая с вожделенного тела дурацкие тряпки.
И едва не превратил постельную сцену в съемки порно. Но снова помогла она, Изабелла.
– Подожди, милый, – еле слышно прошептала она прямо в пересохшие от страсти губы Алексея. – Не здесь и не сейчас, позже.
– Сегодня, – прохрипел Майоров, судорожно сжимая простынь. – После съемок я буду ждать тебя в машине.
– Я приду.
– Стоп, снято! – Голос режиссера ворвался в их мир откуда-то издалека, словно сквозь вату. – Молодцы! Оба молодцы! Дубль получился отличный! А кто-то еще стебался по поводу рычания! Тут такой рык стоял – львы отдыхают! Мне любопытно, как вы все это потом озвучите в студии!
– Озвучим, не волнуйся, – проворчал Алексей, мысленно чертыхаясь – и как теперь встать?
То, что плотные джинсы добавили ему болезненных ощущений – это еще полбеды. Но ведь видно же, черт возьми, как он хочет эту женщину! Блин, словно прыщавый десятиклассник, застуканный возле девчачьей раздевалки.
– Набрось это, – Изабелла, улыбаясь, протянула ему длинный махровый халат. – Твой свитер мы в порыве страсти порвали.
– Очень хорошо, что порвали, – он очень старался говорить ровно, но эта паршивка даже не удосужилась толком одеться, небрежно завязанный шелковый халатик открывал упругую грудь почти полностью.
И с довольной кошачьей улыбкой наблюдала, как Алексей трясущимися руками пытался завязать пояс халата.
А вечером пришла к нему в машину.
Майоров смог отъехать от съемочной площадки не больше километра, благо, что декорации были выстроены за городом и уединенных мест хватало.
Все произошло прямо там, в машине. Потом рядом с машиной, потом на капоте, потом…
Она оказалась очень страстной, эта Изабелла Флоренская. И очень умелой. Алексей вовсе не считал себя неопытным мальчиком, да он им и не был. Но до встречи с Изабеллой никогда не мог понять мужчин, становившихся рабами женщины. Ну завел ты себе любовницу, ну бывает, но разум-то терять зачем? Что особенного должно быть в женщине, чтобы мужчина готов был терпеть любые унижения, превращался в тряпку, лишь бы она была рядом, лишь бы не уходила!
А то, что она становилась своеобразным наркотиком, без которого начинается ломка, это Алексей понял, когда Изабелла решила нарушить их предварительную договоренность – держать отношения в тайне – и начала вести себя на съемках соответствующим образом.
Она постоянно торчала в вагончике Майорова, завтракала, обедала и ужинала только с ним, во время вечерних коллективных посиделок норовила устроиться у него на коленях – в общем, народ начал шушукаться.
А это Алексею надо было меньше всего, афишировать свою интрижку он не собирался. Ну, подпиталась душа адреналинчиком, получил фейерверк эмоций, побаловался с искусной любовницей – ну и все, что еще-то?
Что?! Разводиться с Анной?! Да никогда! Об этом и речи быть не может!
– А и не прошу тебя разводиться! – закричала Изабелла, швырнув на землю одноразовый стаканчик с кофе. – Я просто хочу быть рядом!
– Тише! – зашипел Майоров. – На нас обращают внимание!
– А на нас, между прочим, давно обращают внимание, тоже мне, новость!
– И это очень плохо. Запомни – я люблю свою жену, я обожаю свою дочь, и никакая женщина в мире не сможет нас разлучить!
– Никто и не собирался, – девушка гордо вскинула голову и холодно процедила сквозь зубы: – И вообще, мне надоело твое нытье и твоя трусость. Я лично не боюсь сплетен и разговоров за спиной и прятаться не собираюсь.
– Тогда нам лучше остаться только партнерами по фильму, – сухо проговорил Алексей.
– Как угодно.
По фильму, в съемках которого, как назло, наступила череда любовных эпизодов! И Изабелла развлекалась по полной программе – во время работы над сценой она распаляла Алексея до состояния закипающей лавы, аж дым над головой курился, а потом насмешливо наблюдала, как партнер, еле слышно чертыхаясь, заворачивается в ставший уже постоянным атрибутом съемок махровый халат.
И всем своим поведением вне съемочной площадки подчеркивала исключительно приятельские отношения между собой и Майоровым.
Так активно подчеркивала, что ее почеркушки привлекли гораздо больше внимания окружающих, чем обычная интрижка, каких много.
И медленно, но неудержимо, словно плесень в сыром подвале, по съемочной группе начали расползаться сплетни.
Что, по-мнению Тахира Талгатовича, мешало рабочему процессу, что он и высказал однажды вечером Алексею.
Съемки в этот вечер задержались допоздна, поскольку действие в очередном эпизоде происходило ночью. А заканчивался эпизод страстным поцелуем главных героев.
И теперь Майоров стоял под холодным душем, в который уже раз радуясь, что его вагончик оборудован всем необходимым. По сути, это бы полноценный трейлер, готовый к длительному путешествию, в нем вполне можно было и ночевать. Что Алексей и собирался сделать сегодня, ехать в гостиницу не было ни сил, ни желания.
Потому что желание было только одно, зато нестерпимое.
И это выводило Майорова из себя больше всего. И дальше всего.
Он все дальше уходил от себя прежнего, превращаясь в бонус, в громоздкое дополнение к главному сейчас органу. Разум пасовал все больше, маета становилась все сильнее, Алексей хотел только одного – снова стать одним целым с изнывающим от страсти безупречным телом Дикарки, снова услышать ее горловой стон, снова взорваться вулканом наслаждения.
«Меня тошнит от твоих мыслей! – еле слышно долетело откуда-то издалека, очень издалека. – Вспомни, как тебя корежило от лексикона Жанночки Кармановой (см. роман Анны Ольховской «Право бурной ночи»), как полоскала тебя изжога от приторной слащавости ее любовного курлыканья! А теперь? Ты слышишь себя теперь?! «Изнывающий от страсти», «вулкан наслаждения»! Может, еще и «Секс с Анфисой Чеховой» смотреть начнешь?! Самец хренов! А ну, сделал воду похолоднее! Вот так! Еще холоднее!»
Алексей стоял под ледяным душем до тех пор, пока кожа не покрылась фиолетовыми пупырышками. Хотя нет, какие там пупырышки – полноценные пупыры!
Клацая зубами от холода, он закрутил кран и, сдернув с крючка полотенце, принялся растираться, выравнивая пупыры.
И рискуя содрать при этом всю кожу.
Потом набросил халат (другой, недежурный) и направился в мини-бар, где хранился стратегический запас релаксанта.
Плеснув в пузатый бокал французского коньяка, Алексей устало опустился на диван, чувствуя себя тушкой выпотрошенного осетра, выброшенной за борт браконьерами.
Браконьером, вернее, чертовски сексапильной браконьершей была Изабелла. Но ничего, он справится, он ведь мужик, в конце-то концов!
Нет, о концах он вспомнил некстати. Совсем некстати. Вот скотство, а? Неужели опять под ледяной душ идти?!
И в этот момент в дверь его вагончика постучали.
И все его баррикады, с таким трудом построенные разумом, все логические доводы, казавшиеся такими незыблемыми, такими железобетонными, мгновенно превратились в груду невнятной трухи, сметенные одним словом-ожиданием:
– Изабелла?
– Охренелла! – проворчал хриплый голос Хасбулатова. – Открывай, Ромео престарелый!
– Почему это престарелый? – усмехнулся Алексей, распахивая дверь вагончика.
– Ага, а против Ромео ты, значит, не возражаешь? – Тахир Талгатович, легонько оттеснив Майорова плечом, по-хозяйски протопал в мини-гостиную и уселся на диван. – Ну, чего встал? Налей и мне чего-нибудь спиртосодержащего.
– Жидкость для омывания автомобильных стекол пойдет? – заботливо поинтересовался хозяин вагончика. – Есть синенькая и желтенькая, вы какую предпочитаете?
– Желтенькую, – буркнул режиссер. – С преобладанием коричневых оттенков. Виски называется, слыхал?
– Смутно припоминаю.
– Ладно, хватит, считай, что я оценил твое незауряднейшее чувство юмора. Бери бутылку, чтобы лишний раз не бегать, разговор предстоит долгий. И местами неприятный.
– Это по поводу? – мгновенно напрягся Майоров.
– По поводу, по поводу, – Тахир Талгатович устало потер шею. – Без повода не пришел бы, устал смертельно, спать хочу.
– Так давайте утром поговорим, на свежую, так сказать, голову.
– Не поговорим.
– Это еще почему? – слегка приподнял брови Алексей, протягивая гостю широкий стакан с виски на два пальца.
– Потому что я завтра улетаю.
– Куда это?
– В Сочи, на «Кинотавр».
– Так вы же отказались от приглашения, чтобы не прерывать рабочий процесс!
– А теперь решил согласиться.
– Но почему?
– Потому что рабочий процесс перестает быть рабочим! – неожиданно рявкнул Хасбулатов и залпом выпил виски. – Вместо того чтобы заниматься делом, исполнители главных ролей занимаются, извините…ней! Причем в прямом и в переносном смысле слова!
