– Не забывайтесь! – сквозь стиснутые зубы процедил Алексей, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
– Я-то как раз не забываюсь! И не забываю, в какую сумму обходится каждый съемочный день! Мне продюсер на позволяет забыть! А благодаря тому, что некто господин Майоров, страстно трубя в хобот, полностью отдался весеннему гону, отснятый материал приходится переснимать! Сядь! – заорал он, дернув вскочившего было Майорова за руку. – Сядь и слушай! Я пригласил тебя на главную роль в моем фильме не только и не столько из-за имени, оно просто помогло убедить продюсера.
– А из-за чего же тогда? – криво улыбнулся Алексей.
– Из-за твоей репутации. Репутации нормального, порядочного мужика, честного и ответственного, на которого можно положиться. Что, согласись, большая редкость в вашем шоу-бизнесе.
– Ну почему же, вот как раз насчет уложиться на кого-нибудь или под кого-нибудь у нас, как ты говоришь, в шоу-бизнесе желающих предостаточно.
– Не кривляйся! – неожиданно тихо проговорил Хасбулатов и, откинувшись на спинку дивана, замолчал.
– Извините, – буркнул Алексей. – Я просто…
– Твое просто называется очень просто – кризис среднего возраста. Или, проще говоря, мужской климакс. Ну там «седина в бороду – бес в ребро» и все такое.
– Несмешно.
– Согласен, несмешно. Грустно. Грустно, когда вполне состоявшийся, успешный мужчина, порядочный, умный, счастливый обладатель замечательной семьи, на глазах съемочной группы превращается в безвольную тряпку, которой одна весьма сексапильная и предприимчивая особа вытирает свои туфельки. Я поначалу спокойно смотрел на ваш адюльтер…
– Слово-то какое вспомнили!
– Хорошо, если тебе так понятнее – на ваш с Флоренской тотальный трах. Тем более что это делу не вредило, а наоборот, даже помогало. Я сам не без греха, согласен с мнением, что хороший левак укрепляет брак, но голова-то должна оставаться на месте! У тебя что, кроме жены, других баб никогда не было?
– Да хватало! – Алексей поморщился, словно от зубной боли. – Я сам не знаю, что такого особенного в этой девице, но я не могу без нее!
– Ты что, любишь ее?
– Нет, не люблю, я жену люблю. А без Изабеллы – не могу. Физически. Понимаете?
– Нет. Не понимаю, – покачал головой Тахир Талгатович. – Я понимаю только одно – фильм надо спасать, ваша с Флоренской игра в последнее время отвратительна. И я решил устроить своеобразный отпуск для всей съемочной группы, ровно на время проведения сочинского «Кинотавра». Ты поедешь к семье и там, рядом со своими женщинами, серьезно подумаешь, чего ты хочешь от этой жизни и что для тебя действительно важно. И ценно. А Бэллочка пока будет оттачивать мастерство в объятиях своего папика.
– Какого еще папика?
– Я понимаю, что у члена нет глазок, – тяжело вздохнул режиссер, – и это, по большому счету, здорово, не все в этой жизни стоит видеть изнутри. Но у тебя-то глазки есть. И ушки. И мозги какие-никакие…
– Ну спасибо.
– Ну пожалуйста. Как ты думаешь, почему я на главную роль взял именно Изабеллу? За ее неземную красоту и талант? Да, она девчонка умненькая и способненькая, но и только, понимаешь? За мадемуазель Флоренскую нашему продюсеру неслабо пробашлял некий спонсор, имени которого я не знаю. Да оно меня, если честно, и не интересует. Девочка не полная бездарь, с ролью справляется неплохо. Справлялась. В общем, завтра – по домам. Ты – к себе, она – к папику. И никак иначе, понял?
Алексей, отвернувшись, молчал.
– Не слышу ответа?
– Да понял я, понял.
– Вот и замечательно, – Тахир Талгатович поднялся и направился к двери. На пороге он на мгновение задержался, словно решался – говорить или нет, а потом тихо произнес: – И еще одно, Алексей. Там, дома, постарайся собрать о Флоренской побольше информации. И хорошенечко подумай.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу, чтобы ты сам во всем разобрался.
Заснуть в эту ночь Алексею так и не удалось. Диван, вполне мягкий и комфортный, казался старым и колдобистым, с упирающимися в бок пружинами. Сколько ни укладывайся, как ни выбирай удобную позу, мигрируя по довольно широкой спине злосчастного предмета мебели, – все не так, все плохо.
– Принцесса на горошине, твою мать! – прошипел Майоров, со всей дури врезав кулаком дивану в бочину. – Осталось только в кружевные панталончики обрядиться и губки подкрасить, на радость гей-тусовке!
Услужливое воображение мгновенно соорудило заявленный образ, и Алексей, не удержавшись, фыркнул. А когда к манерно отклячившему зад «Майорову», похотливо гыгыкая, приблизился главный голубой персонаж шоу-бизнеса, Алексей мстительно буркнул:
– Так тебе и надо, кретин!
И пошел одеваться. Раз уж не удалось заснуть, надо этим воспользоваться, выехав пораньше.
Чтобы никого не встретить.
Билет на самолет он купил без проблем. В том смысле, что они, билеты, имелись в наличии. А совсем без проблем передвигаться по постсоветскому пространству ему давно уже не удавалось. Обычно он довольно удачно прятал свою растиражированную физиономию под дурацкими очками в старомодной роговой оправе и бейсболкой с широким козырьком, но, предъявляя паспорт в аэропорту, сохранить инкогнито невозможно. Спасал только VIP-зал, куда обычных пассажиров не пускали, а малочисленные пассажиры соответствующего уровня друг другу не докучали.
Ожидая посадки на свой рейс, Майоров набрал номер своего администратора Виктора:
– Привет, бездельник!
– Сатрап, – грустно констатировал Виктор. – Деспот и, что логически вытекает из предыдущих эпитетов, самодур.
– Я не знаю, что там у тебя и откуда вытекает, любезный, но хамить боссу – чревато, – улыбнулся Алексей.
Только сейчас он понял, как не хватало ему язвительных комментариев друга, его поддержки, его охлаждающих пыл моральных пенделей. Будь Виктор рядом – вряд ли случилось бы то, что случилось, поскольку его администратор обожал Никуську и преклонялся перед Анной. И, как хлопотливая дуэнья, выпроваживал во время гастролей всех опасных, по его мнению, поклонниц.
Но, поскольку Виктор был концертным, так сказать, администратором Майорова, на съемки фильма он не ездил, там хватало собственных административных ресурсов, один рой ассистентов режиссера чего стоил!
Поэтому Виктор оставался в Москве.
– Чревато? – Приятель смачно зевнул. – Это как? Что-то, связанное с желудочно-кишечным трактом, то бишь чревом на языке предков?
– С ним, голубчик, с ним, – ласково подтвердил Майоров. – Гидроколонотерапия, выражаясь более близким тебе в связи с хилым здоровьем языком официальной медицины. А мы, простолюдины, называем это привычно и без затей – клизма. Трехведерная.
– Я же говорю – сатрап. Мало того что звонит в полседьмого утра, когда трудовой народ только-только спать лег, так еще и грязным надругательством угрожает!
– Трудовой народ как раз по будильничку просыпается, дабы приступить к собственно труду, а вот всякие там ночные бабочки, трутни, жужжелицы и иже с ними только приволоклись из ночных клубов, где оные бездельники тусуются, и опухшей мордой – в подушку. А тут вдруг – начальство неугомонное трезвонит! Вот непруха!
– И чего надоть боярину в столь ранний час? Чего самому боярину в подушке не лежится?
– Потому что в аэропорту довольно сложно найти подушку, даже в VIP-зале.
– В аэропорту? – Голос администратора стал сосредоточенно-деловым. – Так, понял. Когда и где?
– Прибытие рейса в десять ноль пять в аэропорт Шереметьево, – прогундосил Алексей, подражая диктору. И добавил: – Клин-клин-клин-н-н!
– И ведь взрослый вроде мужик, – тяжело вздохнул приятель, – за сорок уже!
– Старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути! – с комсомольским задором сообщил Майоров.
– Я бы на твоем месте советские хиты начала семидесятых громко не исполнял, – озабоченно посоветовал Виктор. – А то все поймут твой истинный возраст. И придется на афишах писать: «Еще живая легенда».
– Вижу, тремя ведрами для клизмы тут не обойтись, тут все пять понадобятся, чтобы заодно и мозги промыть.
– Все-все, умолкаю. Счастливого пути, ваше сиятельство!
– Ага.
Алексей нажал кнопку отбоя, а затем, мгновение поколебавшись, совсем выключил телефон. Все равно в самолете придется, так лучше сейчас. Не хочет он ни с кем разговаривать.
Но «ни с кем» вовсе не торопилась пообщаться с Майоровым. Во всяком случае, когда Алексей включил после приземления мобильник, тот звонками не взорвался. Лежал себе тихонько в кармане, посапывал.
И молчал.
По дороге в Москву Алексей несколько раз вытаскивал трубку и проверял – есть ли связь. Связь была.
– Чего ты все телефон теребишь? – усмехнулся Виктор. – Звонка ждешь от любимой? Так ты вроде только что с ней разговаривал.
– Ничего я не жду, – проворчал Алексей, в очередной раз убирая трубку.
