– А нечего свои хреновины посередь коридора раскидывать! – отозвался абориген и громко запел:
– Собака лаяла
На дядю фраера…
– Ирка, ты уверена, что он приведет нас куда надо? – опасливо прошептала Катя, схватив подругу за локоть.
– В чем можно быть уверенным в наше время? – философски ответила та. – Во всяком случае, какой-то шанс выбраться целыми у нас появился.
– Мишка, зараза, ты кого в квартиру привел? – снова раздался прежний визгливый голос, и из – за приоткрытой двери высунулась багрово-красная женская физиономия. – Сразу видать, что мошенницы! Тебе-то хорошо, у тебя нечего красть, кроме пустой стеклотары, а у меня одних ковров четыре штуки!
– Своими коврами вы только повышаете по-жароопасность жилого фонда! – строго проговорила Ирина и сделала шаг в сторону красномордой тетки. – Как представитель пожарного надзора я могу поставить вопрос…
Тетка не стала выслушивать суть вопроса и поспешно исчезла, захлопнув за собой дверь.
– На дядю фраера! – еще раз прочувствованно пропел Михаил и свернул по коридору налево.
– Ну вот он, черный ход! – проговорил он с явной гордостью, как хранитель музея говорит о каком-нибудь особо ценном экспонате своей коллекции. – Какое вам тут нужно закромо… загромождение?
Подруги оказались на кухне.
Казалось, что они на машине времени перенеслись в те времена, которые описывал в своих рассказах Михаил Зощенко.
Кухня была огромная и ужасная. Закопченный потолок украшала застарелая паутина. Вдоль одной стены были плотным сомкнутым строем расставлены разнообразные столики и столы, покрытые разноцветной клеенкой и пленкой всевозможных видов и расцветок. Столы были старые, покосившиеся и совершенно некомплектные. На них красовались груды немытой посуды.
По другой стене стояли две четырехконфороч-ные газовые плиты белорусского производства, образца времен диктатуры пролетариата, грязные и закопченные до самой последней степени. На одной из этих плит кипел огромный котел с подозрительным темно-серым бельем и грелся допотопный чугунный утюг, на второй плите варился борщ, причем он давно и уверенно выкипал, распространяя невыносимый запах подгорающей свеклы.
– Кажись, у Макаровны борщ сбежал! – проговорил Михаил с непонятным удовлетворением.
– Это тоже непорядок, – заметила Ирина, принюхиваясь, – только это не по нашей части, а по части санитарного врача. А где же у вас запасной пожарный выход?
– Черный ход, что ли? – переспросил Михаил, на всякий случай придерживаясь за стенку. – Так вот же он! – И указал подругам на цветастую ситцевую занавесочку, стыдливо загораживавшую нишу в стене за плитой с борщом. – Вот он, черный ход, и при нем все наше закрома… загромождение!
Усилие, которое он при этом использовал, нарушило его и без того неустойчивое равновесие, и многострадальный Михаил грохнулся на пол в непосредственной близости к ситцевой занавеске.
– Вот так! – пробормотал он с непонятной гордостью. – Всю жизнь иксключи… исключительно для людей стараюсь, а в результате что? В результате никакой благодарности!
Эта фраза окончательно лишила его сил, и неутомимый труженик забылся богатырским сном.
Ирина осторожно перешагнула через него и отдернула ситцевую занавеску. За ней оказалась целая груда картонных коробок, ящиков и мешков с непонятным содержимым, а также огромная сетка с пустыми бутылками самого разного достоинства. К этой коллекции стеклотары героический Михаил наверняка имел самое прямое отношение. В глубине ниши, за всеми этими материальными ценностями, действительно виднелась облупившаяся дверь черного хода, запертая на огромный железный крюк.
– Да, с загромождением запасных выходов у них все в порядке, – констатировала Ирина, бочком протискиваясь мимо тюка со стеклотарой и расчищая себе и подруге дорогу к двери. – Если бы мы действительно были из пожарного надзора, жильцам пришлось бы туго!
Она протиснулась к двери и с трудом отомкнула доисторический запор. Видно было, что до нее этого не делали, по меньшей мере, лет двадцать.
– А как же я? – жалобно пропищала Катя, безуспешно попытавшись втиснуться в узкую щель между коробками и мешками.
– А ты, подруга, можешь здесь оставаться… я чувствую, что тебе приятно в компании славного Михаила! Тем более, скоро борщ сварится, тебя, наверное, угостят…
Это было жестоко, но действенно. При упоминании о борще, кошмарный запах которого наполнил собой всю кухню, Катя испуганно взвизгнула и немыслимым напряжением сил проскользнула к двери.
– Ну вот, молодец, – похвалила ее Ирина, помогая преодолеть последнюю преграду, – значит, борщ отменяется!
Катя посмотрела на подругу диким взглядом и наконец перевела дыхание.
– Катерина, теперь расходимся! – твердо сказала Ирина, когда они, едва не свалившись на крутой скользкой черной лестнице, выскочили наружу.
В этом доме все было неправильно. Парадный, если можно так выразиться, ход был со двора, черная же лестница выходила в узкий переулочек, весь уставленный мусорными баками. Баки были современные, на колесиках, выкрашенные яркой зеленой краской. Помойка же вокруг них была самая типичная, застарелая – с ржавыми пружинными матрацами, ломаными стульями и треснутыми унитазами.
– Но я боюсь, вдруг он на нас нападет… – лепетала Катя.
– Не бойся! Если злоумышленник охотится за нами, в чем я все же не уверена, то его уже и след простыл. Тело же найдут, милицию вызовут, ему сматываться надо! И нам тоже…
– Но что делать? – заныла Катя.
– Идти домой, к носорогу! И сиди там тихо! – рассердилась Ирина. – Эх, зря я согласилась с тобой пойти в эту галерею. Какие-то там темные дела творятся…
– Вот видишь! – торжествующе сказала Катя. – Где темные дела, там и убийство может быть, а вы мне не верили… теперь-то ты понимаешь, что я ничего не придумала?
– Потом, Катька, все потом, а пока поддай ходу! – на бегу подгоняла Ирина.
Мобильный зазвонил как всегда не вовремя – Ирину вынесло из вагона метро, и теперь в толпе пассажиров она пыталась вписаться в эскалатор. Ирина поморщилась – открывать сумочку в такой толпе, это значит провоцировать карманников. Пока она будет искать завалившийся мобильник, можно запросто вытащить кошелек и ключи. Да и тот же мобильник вырвать. Чертыхаясь про себя, Ирина полезла в сумку – может и правда что срочное…
– Ириша, – раздался в трубке незнакомый голос, – прости меня…
– Да кто это? – вскричала Ирина, увидев на экране неизвестный номер.
– Это я, Майя…
Час от часу не легче!
– Кто дал тебе номер моего мобильника? – от неожиданности не слишком вежливо спросила Ирина.
– Ну-у, твоя дочь.
– Наташка вернулась? – удивилась Ирина.
Дочка в этом году поступила на биологический факультет университета и уехала на практику, прихватив с собой Иринино сокровище – симпатичного рыженького кокера Яшу. Ирина отпустила обоих скрепя сердце, строго-настрого велев присматривать друг за другом.
– Ира, я хотела извиниться за прошлый разговор, – сказала Майя, – наверное тебе показалось, что я веду себя ужасно грубо.
«Не показалось, а так и есть», – подумала Ирина, но вслух не стала ничего говорить.
– Я так одинока, – Майя всхлипнула, – понимаешь, после развода совершенно никого не осталось. То была куча знакомых и подруг, а теперь они все только злорадствуют при встрече!
«Еще бы, – подумала Ирина, – они мстят тебе за прошлое отношение. Представляю, сколько гадостей ты наговорила в свое время подругам, когда была еще замужем за своим богатеньким Михаилом!»
Однако язык не повернулся спросить, чего же Майе надо на этот раз. То есть Ирина знала – адвоката, чтобы он помог вытрясти из бывшего мужа побольше денег. Однако обращаться с такой просьбой к Жанне она не станет – подруга явно ее избегает.
– Понимаешь… – начала Ирина, – я…
– Я понимаю, тебе некогда, – перебила Майя, – и не обижаюсь. Просто мне так нужно с тобой поговорить! Все-таки мы с детства знакомы, от тебя я не жду никаких неприятностей…
Ирина усовестилась. Очевидно сводной сестре и вправду плохо, раз она ищет ее, Ирининого сочувствия.
– Давай созвонимся позднее, – предложила Майя, – ты дома когда будешь?
– Вот сейчас иду, – сказала Ирина, и тут же пожалела о вырвавшихся словах. Майя начнет трезвонить, а ей хочется пообщаться с дочерью и кокером.
Она отключилась и тут же набрала домашний. Двое ее детей вернулись. Ничего не случилось, просто там все закончилось пораньше. Нет, не простудилась, нет, не влюбилась, паспорт не потеряла, никаких вещей там не оставила. Яша здоров, только очень растолстел, потому что все его баловали и кормили напропалую.
