Думал он долго и выдумал рецепт, который я тут же отнесла в аптеку. Про это лекарство рассказано в «Крокодиле из страны Шарлотты», оно действительно существовало и было точно такое, как я описала. Омерзительное. Привыкнуть к нему никому не удавалось. Горькое, жгучее, при одной мысли, что пора его пить, меня аж передергивало, но действовало оно бесподобно. Принимала я эту мерзость три раза в день и экзамен сдала без труда.
Муж оставил идею отобрать у меня детей, зато вспомнил о чести и долге и объявил, что будет платить мне большие алименты. Я со своей стороны тоже проявила благородство и даже не вспомнила, что два года помогала ему делать халтуру, за которую он только сейчас получил деньги и эти деньги отложил на бракоразводный процесс. Я решила, что деньги эти проклятые, и отказалась воевать с судьбой.
Зато я научилась курить. Я становилась все толще, у свекрови на ее обедах мы бывали еженедельно, вплоть до последнего момента, все за кофе закуривали, а я продолжала жрать десерт. Так больше продолжаться не могло, надо было что-то менять.
Честно говоря, изменилось ну очень многое. Я обещала дать согласие на развод и твердо сдержала слово. Развод должен был быть по обоюдному согласию, без признания вины одного из супругов, но адвокат мужа написал такой идиотский иск, что я невольно весьма энергично запротестовала.
— Да ты с ума сошел! — обрушилась я на мужа, когда он пришел ко мне с этим иском. — И речи быть не может, чтобы я подписала эту чушь! У меня столько недостатков, и что? Ты не можешь даже нормальный иск против меня написать? А ну-ка, всё меняем!
Вот так я написала иск против себя самой.
На судебное заседание я отправилась, высветлив волосы до абсолютной белизны, в единственном элегантном костюме, какой у меня был, но суду об этом не обязательно было знать. И перед заседанием купила себе небольшой флакончик духов от Диора, такие, которые носят в сумочке. Это было впервые в жизни, потому что до этого я жалела купить себе даже одеколон.
Я села на лавочку в коридоре. Рядом со мной примостилась Янка, которая нервничала куда больше, чем я.
Я открыла флакончик, чтобы понюхать духи. И в этот момент секретарь суда вызвал нас с мужем по фамилии. Янка подпрыгнула, шарахнула меня по руке, и половину флакончика я выплеснула на себя.
Я вошла в зал суда, благоухая, как парфюмерная лавка, и сразу произвела хорошее впечатление. Адвоката у меня не было, да и зачем мне адвокат? От мужа я уже мечтала избавиться, окончательно решить вопрос, отрезать прошлое и начать организовывать какую-то другую жизнь.
И мне даже не пришло в голову, что моя настоящая жизнь только начинается…
Глава 3. ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ
Первой, кого я увидела, войдя в новую архитектурно-проектную мастерскую, была Алиция. Она подпрыгивала то на одной ноге, то на другой, злорадно приговаривая:
— Так ему и надо! Так ему и надо!
Таким образом она выражала радость от промаха своего недруга, что меня сразу заинтересовало. Мастерскую описывать не стану, это уже сделано в книге «Подозреваются все».
В мастерской мне поручили объект под названием «Гурце», битумный завод на Лазуровой. Проект должен был быть однофазный, и, будь у меня хоть капля опыта, я не согласилась бы ни за какие коврижки. Обычно проекты проходят три фазы. Каждая фаза по очереди согласуется с инвестором и утверждается на разных уровнях. Можно вносить изменения, исправления, пока ничего плохого еще не случилось, расходы едва начинаются. Однофазный проект делается сразу целиком. Если потом, не приведи господи, что-то не сойдется, к чертовой бабушке летят бешеные деньги, неизвестно, кто должен за это платить, ну и само собой разумеется, все сроки коту под хвост.
В Гурцах все было не слава богу. Технологическая документация была полностью испакощена. В первую секунду я с перепугу просто решила, что плохо вижу или не умею читать чертежи. Что я вообще не умею читать. Навесы навесами, цеха цехами, но чтобы ни в производственном, ни в административном корпусе, ни в санузлах не было отопления? Никакого. Даже захудалой печки!.. Гос-с-поди Иисусе!
Если я сама сделаю всё, что надо, — сдохну, но не умещусь ни в смету, ни в запланированные площади. К тому же в самом центре территории красовалось озерцо, а в технических расчетах ни слова о том, что с этим озерцом делать.
В довершение несчастий все сроки проекта прошли, и надо было бежать впереди паровоза.
С учетом всех перечисленных несчастий полной ерундой казался тот факт, что геодезисты, на минуточку, забыли указать размеры этого озерца неправильной формы. Я сама рассчитала сторону озерца при помощи тригонометрических функций: синусами и косинусами я с легкостью жонглировала, тангенсы проехали со скрипом, но расчет совпал с чертежом идеально, и с плеч долой. Все остальное оказалось сплошным отчаянием. Прохвост, ответственный за это дело, исчез. Не помог розыск с собаками и приставами.
К объекту нужно было еще протянуть железнодорожную ветку — не по воде, естественно, ее тянуть, а территорию нужно осушить и укрепить. Я согласилась, что половину озера засыплем, вторую оставим как противопожарный водосборник, а всё вместе надо приподнять, доставив дополнительно землю и щебенку. Одни только шанцевые работы зашкалили за первоначальную смету всего строительства, к тому же Збышек Гибуля, тогда еще проектировщик сантехнических коммуникаций, а потом — наш главный инженер, не жалел моих чувств:
— Отвести воду в канаву у шоссе мы можем, ради бога, — холодно сказал он. — Но, если у пани есть воображение, представьте себе дождичек. Когда с этих четырех гектаров осушенной территории вниз побежит водичка, она все смоет на своем пути, к чертям собачьим. Вам что, поставить на шоссе знак «Въезд запрещен»?
Таким вот манером на меня с ходу навалились три тяжких бремени: идиотская работа, семейка и хахаль.
Самая демотивирующая часть нашего семейства состояла в основном из моей матери и Люцины. Обе стояли у меня над душой и каркали, что я ни с чем не справлюсь, а мамуля даже выход нашла — я должна бегом бежать замуж второй раз.
Замуж, в момент первой растерянности, я, может, и выскочила бы, но, к счастью, никто не хотел на мне жениться. Кандидаты нашлись позже, когда я успела опомниться, а опоминалась я всегда стремительно.
И вот я снова дома за кульманом. Сидела я за чертежами чаще всего поздно вечером, а то и ночью. И тут, почти с первой минуты, до меня дошли все преимущества моего нового положения. Муж не морочил мне голову!
Хахаль повлиял на меня, в отличие от семьи, крайне положительно и поддержал мою самооценку. Кто он, писать не буду, но оказалось, что парень в меня влюбился, когда мне было пятнадцать лет. И не наврал, по-видимому, влюбился в меня по уши, потому как во всех подробностях помнил платье, в котором я была на какой-то позабытой вечеринке в те времена.
Встретились мы случайно, он восхищался мной как женщиной, а не как товарищем по работе, создал атмосферу безграничной романтики. На столе благоухали ландыши… Он даже музычку поставил — Guarda que luna.
Самочувствие мое решительно улучшилось, с хахалем мы остались друзьями, иных последствий эта трогательная минута не имела, на смену пришла другая, еще краше. Окончательно меня поставил на ноги Петр, дай бог ему здоровья!
Мы сидели за кофейным столиком. Мастерская именовалась «Блок». Директором был Гарлинский, прекрасный организатор. Он основал многоотраслевую и многопрофильную мастерскую, где было всё, что надо, — архитекторы, конструкторы, электрики, сантехники, администрация, кадры и бухгалтерия. Технологи, дорожники и озеленители работали с нами по контракту.
Таких мастерских в Польше было всего три: первая — наша, вторая — Пневского, а третья — где-то в Катовицах.
Петр у нас не работал, в принципе, они вместе с Юреком Петшаком занимались интерьерами, и Гарлинский работал с ними даже в Швейцарии. Оба часто наносили нам визиты. В тот раз мы сидели за кофе вдвоем с Петром, я в печальном настроении, потому что мне в затылок дышала немощная одинокая старость, и известие это Петра очень разозлило.
— Дура ты, — сказал он ласково, но строго. — Ты сама себя не видишь, а жаль! Молодая красивая женщина, какая там старость, дурища, у тебя вся жизнь впереди! Бога благодари, что от этого своего муженька избавилась, и оглянись вокруг! Весь мир твой!
Он говорил всё это энергично и очень убедительно. Я растрогалась и поверила. Я вдруг увидела перед собой весь мир.
Работа у меня шла через пень-колоду. Спала я тогда по два-три часа в сутки, благо мое лошадиное здоровье позволяло. И хахаль был, почему бы нет? В принципе, постоянный, и опять не стану говорить, кто это был.
Возвращенная мне Петром уверенность в себе оказалась устойчивой, и вопреки жизненным трудностям я сохраняла бодрость духа и отличное настроение. Во мне вдруг расцвели все одиннадцать лет, прежде задавленные семейной жизнью, и я начала жить как личность, а не как прицеп к мужу.
