– Скажи, – настаивала я, – проклятие и впрямь имеет такую силу?
Замкова глубоко вздохнула.
– Не хочу тебя расстраивать, но да. Слова, произнесенные в гневе или плохом настроении, могут нанести непоправимый вред. Вот почему я призываю никогда не говорить детям фразы «Пошел к черту» или «Леший тебя забери». Может исполниться. А уж проклятие! В особенности материнское или отцовское!
– Михаил мне не родственник!
– Это не особо улучшает картину, – вздохнула Алла.
– И что делать?
– Умоляй его снять проклятие! Кто наложил, тот и избавить может.
– А ты не сумеешь?
Замкова покачала головой.
– Слабо. Между прочим, не верь всяким колдунам, пишущим в объявлениях «Освобожу от проклятия». Избавить от напасти может только служитель православной церкви, причем не рядовой священник, а монах желательно…
И тут зазвонил мой телефон.
– Мать, – раздался голос Аркадия.
– Что? – завопила я. – Что еще произошло?
– Незачем так орать, – отрезал сын, – можно подумать, я часто тебе мешаю! Уж и позвонить нельзя! Хороша родительница!
– Говори скорей, – приказала я.
– Ничего особенного, – хмыкнул сынуля, – джип угнали.
– Твой?
– Нет, – ответил Кеша, – чужой.
– Тогда почему волнуешься?
– Мать, – ледяным голосом возвестил наш адвокат, – заканчивай изображать идиотку, естественно, мой!
– Как? «Линкольн-Навигатор» с тройной системой защиты и блокировкой колес? Где? Зачем?
Аркашка вздохнул.
– Возле харчевни «Елки-палки» на Тверской, я заехал салатик схарчить. Дорогой, однако, закусон получился, тысяч на сто «зеленых». А вся хваленая защита и блокировка колес ерундой оказались. Прикинь, я через окно увидел, как он отъезжает! Бросился к выходу, но сама понимаешь, не поймал. Так что приеду поздно. Сначала отправлюсь к клиенту, а затем в салон, за новой тачкой.
– Может, еще найдется джип, – растерянно протянула я.
– Ха, – отозвался Кеша, – никому не находят! Впрочем, позвоню Дегтяреву, пусть попросит кого надо, только это пустые хлопоты. Ну покедова!
Я растерянно смотрела на тонко пищащую трубку. Зайка, отстраненная от эфира, Манюня, сначала засыпанная осколками, а потом попавшая в аварию, едва не утонувшие Севка с Тузиком, теперь еще и угнанный джип… Что дальше?
Сев в «Форд», я позвонила полковнику.
– Дегтярев, – рявкнула трубка.
– Как дела?
– Если имеешь в виду Каюрова, то ему предъявлено обвинение в убийстве Маргариты Назаровой.
– Хочешь сказать, тебе все ясно?
– Да.
– Знаешь, мне кажется, это не он! Может, поискать другого преступника?
Из мембраны донеслось напряженное сопение. Так дышит Хуч, когда я отнимаю у него изжеванный носок или тапку.
– Дарья, – отмер приятель. – Ты можешь объяснить, как во французском языке образуется прошедшее время глаголов?
– Естественно, – изумилась я, – а при чем тут грамматика?
– При том, – гаркнул Александр Михайлович, – при том, что лучше занимайся своим делом и не суй нос на чужую территорию! Кстати, ты один из основных свидетелей.
– Я хочу изменить свои показания. – быстро сказала я, – я ошиблась, не могу точно сказать, кого видела в лесу, и про завещание Назаровой напутала. Мы выпили, вот и…
– Дарья, – прошипел приятель, – у меня на плечах, кроме Каюрова, десяток других дел лежит, далеко не таких ясных. Так что извини, недосуг ерундой заниматься. Каюров – убийца, и мотив понятен. Деньги!
– Но…
– Отвяжись!
– Послушай…
– До вечера, – буркнул полковник и отсоединился.
Я вновь набрала его номер. Но трубку никто не снимал. То ли он вышел из кабинета, то ли не хотел общаться со мной.
Следующие полчаса я провела в машине, искурив почти целую пачку «Голуаз». Что ж, спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Придется мне искать убийцу самой. Пока что домашние остались живы и относительно здоровы, но ведь неизвестно, как будет действовать проклятие завтра.
В Зыбкино я прирулила около обеда. Увидав меня, Галка обрадованно заорала:
– Дашутка! Все знаем, нам из милиции звонили, но какая ты молодец! Каролина твоя!
– Погоди, – поморщилась я, – лучше скажи, в тот день, когда произошло убийство Лены, кто-нибудь еще был у вас?
– Нет, – пожала плечами Галя, – а что?
– Ничего! – буркнула я и попросила: – Можно осмотреть двор и конюшни?
– Конечно, – удивленно ответила Верещагина, – а зачем?
– Мне надо.
– Ходи, пожалуйста, везде, – разрешила хозяйка.
Я начала осмотр. Большой дом из красного кирпича располагался не так далеко от въездных ворот. От него шли в разные стороны дорожки. Самая широкая вела к конюшням.
Двор был в изумительном порядке, листва сметена в кучи, скамейки закрыты пленкой. Почти хирургическая чистота царила и вокруг конюшен. Я распахнула двери и вошла внутрь теплого помещения, терпко пахнущего лошадьми. Торчащие над денниками головы разом повернулись, и на меня уставилось множество карих глаз. Из угла донеслось ласковое ржание, я пошла по проходу к приветствовавшей меня лошади. Это оказалась Каролина.
– Здравствуй, милая, – проговорила я и вытащила из кармана сахар.
Каролина вежливо взяла угощение, но съела его не слишком охотно. Тут только я вспомнила, что сладостям кобыла предпочитает черный хлеб с солью, и виновато сказала:
– Извини, Кара, в следующий раз прихвачу твой любимый «Бородинский»…
Лошадь шумно вздохнула и коротко всхрапнула, словно сказала: «Да».
Вдруг по моим ногам пробежал холодный ветер. В противоположном конце конюшни открылась маленькая, неприметная дверка, и появился конюх Василий с огромной картонной коробкой, на которой был намалеван синий крест.
– Кто здесь? – крикнул парень.
– Не волнуйтесь, Вася, – ответила я, – зашла проведать Каролину, Галя ее мне подарила.
– Знаю, – улыбнулся юноша, – хорошая животинка, и, похоже, вы ей понравились!
– А что там, за дверкой? – поинтересовалась я.
– Там второй выход, на улицу, – пояснил конюх.
Я прошла в глубь помещения и выглянула наружу. Перед глазами расстилался двор, а чуть вдалеке вторая конюшня.
– Там тоже лошади? – полюбопытствовала я. – Такое же помещение?
– Нет, – покачал головой Василий, – всего на двух жеребцов рассчитано. Алексей Михайлович с Галиной Васильевной там коней Чванова держат. Знаете Андрея Владимировича?
Я кивнула.
– Вот его лошадки.
– А почему отдельно?
Василий пожал плечами.
– Их дело, хозяйское, так, значит, надо. Моя забота не вопросы задавать, а лошадей холить!
Выпалив эту фразу, он вытащил из коробки какие-то большие розовые пилюли и начал раздавать их животным.
Больше смотреть было решительно не на что, и я пошла в дом, где незамедлительно была усажена Галкой за стол.
Мы выпили чай, съели пирог с яблоками, поболтали о том о сем, потом я попросила:
– Галка, дай мне адрес Каюровых.
– Пиши, – не удивилась Верещагина. – Подлеонтьевский переулок, 12.
По этому адресу я прибыла к семи вечера, плохо соображая, зачем сюда еду. Ясное дело, что в квартире никого нет, небось она опечатана…
Но на двери не было бумажки с печатью. Помедлив секунду, я нажала на звонок. Не успела трель стихнуть, как изнутри донеслось:
– Кто там?
– Откройте, милиция, – быстро нашлась я.
Дверь приоткрылась, из нее выглянула девушка, даже девочка, по виду чуть старше Маши.
– Вам кого? – спросила она, напряженно глядя в мое лицо.
– А вы кто? – пошла я в атаку.
– Домработница, – пролепетала девчонка, – Марийка, с Украины, только не сомневайтесь, у меня и регистрация есть и прописка временная… Михаил Юрьевич и Елена Сергеевна все по закону оформили.
– Это хорошо, – осмелела я и нагло вошла в квартиру.
Похоже, несчастная Марийка до паники боится милицию и не слишком разбирается в том, что можно, а что нельзя делать сотрудникам правоохранительных органов. Во всяком случае, у меня домработница не спросила ни удостоверения, ни ордера на обыск. Да она скорей всего и не знала, что обыск проводят в присутствии понятых. Впрочем, я не собиралась рыться в чужих шкафах, честно говоря, не знала и сама, зачем пришла. У меня просто не было никаких идей. Если Лену убил не Михаил и если она не сама попала под лошадь, следовательно, ее лишил жизни кто-то третий, скорей всего, что несчастная была с ним знакома…
– Где телефонная книжка хозяев? – сурово спросила я.
Марийка сделалась ниже ростом:
– Так унесли!
– Кто?
– Так ваши, вчера!
– Можете назвать кого-то из друзей хозяев?
– Так не знаю!
– Как это не знаете?
– А не ходил никто!
– А родственники?
Марийка долго и сосредоточенно чесала босую пятку о пол, потом выдавила:
– Так у Михаила Юрьевича все померли, а у Елены Сергеевна и не было никого.
– Как не было, – хмыкнула я, – не в капусте же ее нашли!
