– Мы – нет, но ни с вами, ни с Левандовскими мы пока общаться не сможем. Надеюсь, вы нас поймете и простите. У вас же дети, они могут заразиться. А Левандовским я сейчас позвоню.
– Они здесь. Вернее, почти здесь.
– То есть?
– Мы через Интернет связались, вскоре после того, как твой муж отказался разговаривать с Артуром. Вот, послушай. – И Татьяна поднесла телефон к ноутбуку.
– Здравствуй, доченька, – голос Сергея Львовича был по-отцовски нежным, – как там наша внучечка?
– Здравствуйте, Сергей Львович! – по-прежнему ноль эмоций. – Не волнуйтесь, с Никой все будет хорошо. Передайте, пожалуйста, Алине и Артуру, что приезжать к нам не надо. А еще – мои извинения за поведение Алексея. Он просто очень переволновался из-за Ники.
– Понятно. – Ни черта не понятно! – И надолго ваш карантин?
– Пока не знаю. Но в любом случае вам стоит скорректировать свои планы и исключить из них нас.
– Но звонить-то можно?
– Конечно, но если вдруг опять я не буду отвечать на звонки – не волнуйся, я в любом случае перезвоню тебе позже. Просто сейчас не до болтовни по телефону, я очень волнуюсь. Ника ведь никогда не болела раньше, а вдруг – новый вид гриппа. Врачи говорят, что уже есть умершие от него. – Какая мать произнесет такие слова спокойно? А тем более – Анна, чья связь с дочерью какая-то мистическая. Но сейчас – всего лишь сухая констатация факта. – Так что быть сейчас с нами в контакте смертельно опасно.
– Не переживай, Анюта, малышка поправится. А заодно и с виллой освоишься. Как тебе там, кстати?
– Очень хорошо, – прошелестело в ответ, и вдруг – резкий, насмешливый выкрик: – Просто класс! Супер! Как у Рашида за пазухой!
Связь оборвалась, на всю комнату задудели короткие гудки.
Татьяна захлопнула крышку телефона, села рядом с мужем и уткнулась лбом в его теплое плечо.
– Не знаю, как у вас, – задумчиво проговорил Сергей Львович, – а у меня лично сложилось ощущение, что НАША Аннушка произнесла только последние фразы. То, что общалось с нами до этого, похоже на аудиозапись. Вот только не совсем понятна фраза насчет Рашида и пазухи.
– Это значит, – глухо проговорила Татьяна, – что Анну удерживают где-то насильно. И никакого гриппа у ее дочери нет.
– Насильно? – Хали приподнял лицо жены и вгляделся в погасшие глаза. – Почему ты так решила?
– Кажется, я догадываюсь. – Сергей Львович сморщился и помассировал левую сторону груди. – Таня права, Майоровы в беде.
– Но Сереженька, как вы это поняли? – Ирина Ильинична побледнела.
– Иринушка, ты бы пошла, отдохнула, и Ингу с собой забери, спать ей давно пора.
– Нет! – Мнения самой старшей и самой младшей Левандовских полностью совпали и тяжелым грузом легли на плечи мужа и деда.
– Папа, объясни, что происходит? – Артур прижал к себе взволнованных жену и дочь.
– Да что тут объяснять! – Генерал устало откинулся на спинку кресла. – Неужели вы забыли, особенно ты, Хали, приключения наших девочек в Египте?
– Банда Рашида. – Лицо Хали закаменело. – Как же я не сообразил! «У Рашида за пазухой» означает только одно – насильственный захват и плен. Но зачем? Кто? И где они?
– И почему Алексею можно дозвониться, а Анне нет? – Татьяна наклонилась к экрану ноутбука. – Сергей Львович, что нам делать? Может, стоит съездить завтра на виллу Алексея? Правда, мы не знаем точного адреса.
– Ничего, узнаем, – сжал кулаки Хали.
– Стоп, ребята, – повысил голос генерал, перекрикивая гвалт у себя за спиной. – Всем тихо! Никто никуда не едет и ничего самостоятельно не выясняет! Вы что, друзья мои, – обратился он к Салимам, – забыли, что с вами там дети? Вы готовы ими рискнуть? Молчите? То-то же. В общем, так. Сейчас все идем спать, поздно уже. Завтра прямо с утра я начну собирать всю возможную информацию – и о вилле, и о риелторе, и болезни ребенка…
– А как ты про Нику здесь узнаешь, дедушка? – всхлипнула Инга.
– Придется подключить Винсента Морено, пусть он по своим каналам пробьет все медицинские центры Сан-Тропе и узнает реальное положение дел с Никой. Надеюсь, к вечеру смогу собрать все, что есть, тогда и решим, что делать. А до этого учтите – НИКТО НИКУДА не лезет! Все меня поняли?
Салимы молча кивнули.
– У вас есть номер моего мобильного?
– Вашего точно нет, только Алины и Артура, – тяжело вздохнула Татьяна.
– Тогда запишите. – Генерал продиктовал номер. – Если вдруг случится что-то неожиданное или необычное – звоните сразу же. Хорошо?
– Ничего хорошего, – проворчала Татьяна. – И что нам завтра целый день делать, по-вашему?
– Отдыхать, купаться и загорать, следить за детворой. – Сергей Львович пожал плечами. – Что вы там еще делали все эти дни?
– Но… – Татьяна беспомощно оглянулась на мужа. – А если дети начнут спрашивать о Нике? Я могу не выдержать и разреветься!
– Тогда вам лучше вообще забрать детей и уехать домой, – посоветовал Левандовский. – Это и на самом деле самое лучшее, что ты, Танечка, могла бы сделать в данной ситуации.
– Понимаю, – закусила губу Татьяна. – Но не могу. Не могу бросить Анюту в беде.
– Ну чем ты поможешь? – попытался воззвать к разуму жены Хали. – Детей и правда надо увезти!
– Давай мы обсудим это позже. Спокойной ночи всем, – криво улыбнулась жена.
– Спокойной ночи. – Вялый, нестройный хор Левандовских особого оптимизма не внушал.
Веселое и беззаботное настроение, все последние дни отплясывавшее в душе Татьяны зажигательную сальсу, было без объяснения причин заперто в пыльный чулан, заваленный картонными коробками с накопившимся за жизнь хламом. Амнезии по желанию, выборочной, пока никто себе обеспечивать не мог, и всякая белиберда, периодически взламывая замок чулана, иногда вываливалась наружу, выкрикивая революционные лозунги и размахивая разнокалиберными флагами. Под видом знамен у белиберды чаще всего развевались старые колготки с девчачьей чепухой – анкетками, записочками, песенниками, шушуканьями и тому подобным.
Причем прорыв, как правило, случался в самый неподходящий момент, как это произошло месяц назад во время очередной пафосной презентации, на которую были приглашены все Салимы (кроме детей). Светский раут, все до тошноты вежливы и воспитанны, Татьяна с приклеенной дома «Супермоментом» улыбкой мило общалась с супругой какого-то банкира, и вдруг почувствовала непреодолимое желание шумно высморкаться в украшенную изящной вышивкой накидку собеседницы, вытащить свернутый из газеты кулек с семечками и, сплевывая шелуху, отправиться на поиски самогонки. Если учесть, что ничего подобного (кроме кулька семечек) в жизни госпожи Салим не случалось, желание настолько ошеломило ее, что Татьяна опомнилась только тогда, когда правая рука уже тянула накидку к носу. Во взгляде банкирши начинало вяло шевелиться беспокойство. Ничего, обошлось, пара восторженных комплиментов в адрес вышивки – и ситуация снова под контролем.
С тех пор Татьяна навесила на двери чулана тяжелый кованый засов, укрепила саму дверь сталью, и больше революционных ситуаций не случалось.
И шансов на возвращение у беззаботного настроения пока не было. Тем более что заснуть толком в эту ночь Татьяне не удалось. Беспокойство за Анюту, за ее малышку, да что там – и за Алексея, сжигало изнутри, гнало сон прочь.
Татьяна тихо лежала на краешке широченной кровати, стараясь не разбудить мужа. Оказалось, что напрасно, Хали тоже не спал.
– Тания, родная моя, ну не рви ты так сердце! – Он повернулся, притянул жену поближе и нежно провел ладонью по волосам, убрал непослушную прядь с лица и заглянул прямо в душу, он умел это делать, как никто другой. – Я все понимаю, это больно, это страшно…
– Ну почему так?! – Предательские слезы задались, похоже, целью основательно намочить подушку. – Почему Анюте так не везет?!
– А по-моему, очень даже везет, они ведь с Алексом нашли друг друга. – Хали вытирал ей слезы, спасая подушку. – Ты же знаешь, какое это счастье – встретить того единственного, кто пришел в этот мир только ради тебя. Я вот до сих пор не верю, что нашел тебя…
– Это кто еще кого нашел, – сквозь слезы улыбнулась Татьяна.
– Неважно, главное, что мы встретились, и это настоящее чудо. Тысячи людей рождаются, живут и умирают, так и не найдя своей половинки, примеряя на себя чужие судьбы. У Ании есть очень хорошее стихотворение об этом. Помнишь? «Хоть кричи, хоть шепчи…»
– Помню! – И Татьяна торопливо начала, словно это были не обычные стихи, а какое-то заклинание, способное вырвать подругу из бездны:
Хоть кричи, хоть шепчи – не поможет.
Связки рви, связи рви – финиш тот же:
Ты останешься в комнате боли,
Где смеется пространство кривое.
Где годами ходят по кругу
Два нелепых смешных идиота,
Где пойти навстречу другу другу
Не решаются два идиота.
Чужую судьбу примеряют
В надежде – а вдруг поможет?
Но рвется в плечах, мешает,
Сползает чужая кожа…
И гаснет в кривом пространстве
Немая мольба: «Помогите!»,
От страха казаться смешными,
От боли привычной спасите!
И горько расплакалась, спрятав лицо на груди у мужа и причитая:
