Далее герр Лангман писал, что очень сожалеет о том, что втянул Маркиза и Лолу в сомнительную историю и готов сам сообщить Лоусону об их отказе. Он гарантирует, что Билл Лоусон больше не будет их беспокоить и у них не будет никаких неприятностей.
Лола, смотревшая на экран монитора через плечо Маркиза, отстранилась и села в кресло, подвинув уютно расположившегося там кота. Тот фыркнул, но ничего не сказал.
– Так-так, – Лола машинально затеребила черную блестящую шерсть, – если у этого Лоусона так плохо с деньгами, то за каким чертом он ищет родственников, чтобы завещать им наследство? Если так дальше пойдет, то у него вообще скоро никаких денег не останется! В чем здесь подвох?
– Вот-вот, ты совершенно права. Подвох я чувствовал почти сразу. Как это ты сказала насчет старушки Денисовой – если бы у нее были деньги, тогда бы интерес к ней Лоусона был абсолютно понятен.
– Да, но я же тебе говорила – одинокая старуха, живет в коммуналке… Что ты собираешься отвечать Лоусону?
– Да, кстати, от него тоже письмо. Представь себе, он согласен увеличить наш гонорар до пяти тысяч долларов!
– Вот радость-то! – фыркнула Лола. – И что же?
– А то, что я напишу сейчас Лоусону о нашем согласии работать на него и попрошу более четких и подробных инструкций. Таким образом мы сможем выяснить, чего же этот скупой австралийский кенгуру хочет от своих бедных русских родственников.
– Удивляюсь я на тебя! – сердито заговорила Лола. – Мы с тобой знакомы очень давно, но никогда я не замечала за тобой такого поразительного альтруизма. Ты готов работать совершенно даром! Да еще рисковать жизнью. И не только своей, кстати сказать.
– Это ты-то рискуешь жизнью? – нахмурился в свою очередь Леня. – Интересно, когда? Всего и дел-то было – со старухой в кафе посидеть, кофе выпить да послушать ее воспоминания. Кто рисковал – так это Пу И, его та пуделица совершенно замучила ласками!
– Вы, мужчины, жуткие сплетники! – вздохнула Лола. – Небось уже обсудили все достоинства и недостатки бедной девочки?
– Ты кого имеешь в виду – ее или себя? – поддразнил Леня, но сразу же стал серьезным: – Лола, я не отступлюсь. Не люблю, когда из меня дурака делают. Если не хочешь – не помогай, но без тебя мне будет трудновато.
Лола поняла, что Ленька, что называется, завелся и отговорить его теперь невозможно.
– Ладно уж, я, как всегда, с тобой, – вздохнула она, – все равно делать совершенно нечего…
– Значишь, напрашиваешься к старухе Денисовой в гости и там разведаешь, нет ли у нее чего необычного.
– А ты что будешь делать? – ревниво спросила Лола.
– А я… я, пожалуй, пойду в Географическое общество! – невозмутимо ответил Маркиз.
– Есть такое общество?
– А как же! И раньше было, и теперь я думаю, никуда не делось. Нужно только его найти, ну это уж как-нибудь… Там я наведу справки о профессоре Ильине – Остроградском и, прежде всего, задам им один важный вопрос, который, кстати, и ты можешь провентилировать у старухи, только аккуратно. Вот читай, – Леня раскрыл энциклопедию на нужной странице.
– «Ильин-Остроградский, Лев Михайлович, – прочла Лола. – Так, путешественник, исследователь, был в Абиссинии… народы Африки…» И что тут нового?
– Ты на даты посмотри, – посоветовал Леня, – здесь в энциклопедии указана дата смерти – тысяча девятьсот четырнадцатый год, а на доме стоит двенадцатый. Где он пропадал эти два года? Где умер? Может, он вообще с этой квартиры съехал, жену с детьми бросил? Спроси у своей бабули…
– Ладно.
– И еще, как ты говорила, тот город называется, где Татьяна дочку свою родила?
– Улыбин, – буркнула Лола, прекрасно зная, что Ленька и сам все помнит, – город Улыбин Владимирской области.
– Точный адрес выясни.
– Она сказала – все письма сожгли.
– Не верю! – отрезал Леня. – Адрес-то точно запомнили. Раз бабуля так хорошо историю своей семьи знает – тот адрес в городе Улыбине точно у нее где-то есть. Да будет тебе известно, – скрипучим голосом начал поучать Маркиз, заметив, что Лола пренебрежительно махнула рукой, – что такие старухи ничего и никогда не выбрасывают. Тетрадочки там разные школьные, открытки почтовые от людей, которых и на свете-то давно нет, старые письма, даже театральные программки – у них все сложено аккуратненько, ленточкой перевязано… Так что без адреса не возвращайся.
– Значит, ты сейчас идешь очаровывать географических дам, – вздохнула Лола. – А мы с Пу И к двенадцати должны успеть на собачий пустырь. Кстати, и погода вроде бы улучшилось, солнышко выглянуло…
Разумеется, старушка со своей пуделицей гуляли на пустыре. Лоле снова повезло – они были одни. Встреча собак умилила даже Лолу, а старушка Денисова аж прослезилась. Дези на взгляд Лолы вела себя слишком раскованно, все же порядочная девушка должна сдерживать свои эмоции. Но Пу И, похоже, тоже был счастлив, так что Лола решила не портить ребенку праздник.
Они немного поболтали со старушкой на отвлеченные темы, а после Елизавета Константиновна церемонно пригласила Лолу и песика к ней на чай. Лола засмущалась для виду, но быстро согласилась на приглашение, только с условием, что купит вон в том магазине фруктовый торт и коробку орехового печенья для собак. Оказалось, что вкусы Дези совершенно совпадают со вкусами ее кавалера – оба просто обожали ореховое печенье.
В коммунальной квартире было тихо – все соседи на работе, как объяснила Елизавета Константиновна. Пройдя по длинному извилистому полутемному коридору, заставленному допотопной мебелью, которую хозяева выставили за ненадобностью из своих комнат, Елизавета Константиновна ввела свою молодую гостью в комнату, где она обитала вдвоем с Дези.
Комната была просторной и светлой, освещенной двумя большими окнами, в простенке между которыми возвышалась настоящая пальма в громоздкой деревянной кадке. Впрочем, в этой комнате не только пальма напоминала о далеких южных странах – на стенах, оклеенных давно выцветшими обоями, висело несколько африканских деревянных масок, рядом с ними красовалось короткое копье с широким наконечником, а в углу стоял настоящий негритянский барабан – тамтам. Еще в этой комнате было много фотографий – пожелтевшие от времени старинные снимки здесь и там были прикреплены к стенам, в деревянных рамочках стояли на столе. На этих фотографиях чаще всех можно было увидеть высокого немолодого мужчину с длинными, лихо закрученными усами, иногда в пробковом шлеме, иногда в широкой светлой шляпе. Этот мужчина был снят то верхом на верблюде, то вместе со спутниками в кузове старинного открытого автомобиля, то рядом с высоким походным шатром, то в компании полуголых улыбающихся негров, то вдвоем с важным арабским шейхом…
– Да, это и есть Лев Михайлович, – проговорила Елизавета Константиновна, увидев, что Лола разглядывает усатого господина на фотографиях, – он всегда брал в экспедиции фотографа, чтобы фиксировать разные важные для истории и науки моменты. Вот здесь он – во время своей первой абиссинской экспедиции, вдвоем со знаменитым шейхом Азизом, а здесь – сфотографирован с известным английским путешественником лордом Филби…
Лола вполуха слушала Елизавету Константиновну, думая о своем. Вряд ли кто-то всерьез заинтересуется африканскими масками или старым тамтамом, а никакого ценного антиквариата, который Лола ожидала увидеть в этой комнате, не было и в помине – ни старинных картин, ни офортов, ни драгоценной инкрустированной мебели, ни массивных бронзовых светильников восемнадцатого века… Вся мебель в комнате была самая обычная, советских времен, и оставляющая желать лучшего, на стенах – ничего, кроме фотографий и африканских деревянных масок, – самой хозяйке все это, конечно, дорого, как память, как семейные реликвии, но больше ни для кого интереса не представляет…
«Леньке легко говорить, – злилась Лола, – пойди, мол, к старухе и выясни, что у нее может быть ценного, из-за чего этот австралийский кенгуру на нее запал. Да я-то откуда знаю, что у нее по шкафам запрятано! Хотя по всему выходит, что ничегошеньки-то ценного у бабули нету…
И опять-таки Лоусон велел найти всех своих здешних родственников. Значит, он совсем не уверен что это то, не знаю что, находится именно у старухи. Что же это может быть?»
Хозяйка между тем сервировала чай на маленьком столике. Она постелила красивые кружевные салфетки, явно ручной работы, достала из буфета две чашечки с блюдцами. Чашки были очень красивые, старинного тонкого фарфора, но разномастные, и Лола поняла, что это, так сказать, остатки прежней роскоши. Сахарница тоже была очень красивая, но с чуть отколотой ручкой и небольшой трещинкой сбоку.
Старушка извинилась и скрылась за потертой ширмой, которая отделяла угол комнаты. Лола поискала собак и не нашла, не обнаружила она так же и коробки с ореховым печеньем, очевидно песики решили не ждать милости от хозяев и сами себя угостили.
