В коммунальной квартире было тихо – все соседи ушли на работу, как объяснила Елизавета Константиновна. Пройдя по длинному извилистому полутемному коридору, заставленному допотопной мебелью, которую хозяева выставили за ненадобностью из своих комнат, Елизавета Константиновна ввела свою молодую гостью в комнату, где она обитала вдвоем с Дези.
Комната была просторной и светлой, освещенной двумя большими окнами, в простенке между ними возвышалась настоящая пальма в громоздкой деревянной кадке. Впрочем, в этой комнате не только пальма напоминала о далеких южных странах – на стенах, оклеенных давно выцветшими обоями, висело несколько африканских деревянных масок, рядом с ними красовалось короткое копье с широким наконечником, а в углу стоял настоящий негритянский барабан – тамтам. Еще в этой комнате было много фотографий – пожелтевшие от времени старинные снимки были здесь и там прикреплены к стенам, некоторые в деревянных рамочках стояли на столе. На этих фотографиях чаще всех можно было увидеть высокого немолодого мужчину с длинными, лихо закрученными усами, иногда – в пробковом шлеме, иногда – в широкой светлой шляпе. Этот мужчина был снят то верхом на верблюде, то вместе со спутниками в кузове старинного открытого автомобиля, то рядом с высоким походным шатром, то в компании полуголых улыбающихся негров, то вдвоем с важным арабским шейхом…
– Да, это и есть Лев Михайлович, – проговорила Елизавета Константиновна, увидев, что Лола разглядывает усатого господина на фотографиях, – он всегда брал в экспедиции фотографа, чтобы фиксировать разные важные для истории и науки моменты. Вот здесь он во время своей первой абиссинской экспедиции, вдвоем со знаменитым шейхом Азизом, а здесь он сфотографирован с известным английским путешественником, лордом Филби…
Лола вполуха слушала Елизавету Константиновну, думая о своем. Вряд ли кто-то всерьез заинтересуется африканскими масками или старым тамтамом, а никакого ценного антиквариата, который Лола ожидала увидеть в этой комнате, не было и в помине – ни старинных картин, ни офортов, ни драгоценной инкрустированной мебели, ни массивных бронзовых светильников восемнадцатого века… Вся мебель в комнате была самой обычной, советских времен, и оставляла желать лучшего; на стенах – ничего, кроме фотографий и африканских деревянных масок, – самой хозяйке вещи эти, конечно, дороги, как память, как семейные реликвии, но больше ни для кого все это интереса не представляет…
«Леньке легко говорить, – разозлилась Лола, – пойди, мол, к старухе и выясни, что у нее может быть ценного, из-за чего этот австралийский кенгуру на нее запал? Да я-то откуда знаю, что у нее по шкафам запрятано! Хотя по всему выходит, что ничегошеньки-то ценного у бабули нету… И опять-таки: Лоусон велел найти всех своих здешних родственников. Значит, он совсем не уверен, что это то, не знаю что, находится именно у старухи. Что же это может такое быть?»
Хозяйка между тем сервировала чай на маленьком столике. Она постелила красивые кружевные салфетки, явно ручной работы, достала из буфета две чашечки с блюдцами. Чашки были очень красивые, старинного тонкого фарфора, но разномастные, и Лола поняла, что это, так сказать, «остатки прежней роскоши». Сахарница тоже была очень красивая, но с чуть надколотой ручкой и с небольшой трещинкой сбоку.
Старушка извинилась и скрылась за потертой ширмой, отделявшей угол комнаты. Лола поискала собак и не нашла, не обнаружила она также и коробки с ореховым печеньем, очевидно, песики решили не ждать милости от хозяев и сами себя угостили.
Елизавета Константиновна появилась из-за ширмы в бледно-розовой блузке с кружевным воротником и в прямой серой юбке. Она переоделась, демонстрируя этим уважение к своей гостье.
Торт был разрезан, синий заварочный чайник укрыт красивым ярким петухом-подушкой. В ожидании начала чаепития Лола еще раз оглядела комнату и поймала себя на мысли, что ей здесь удивительно нравится. Большая, просторная и светлая комната, два окна красивой формы, высокий потолок, пальма в кадке, какие-то вьющиеся по стенам растения… И хозяйка комнаты – довольно-таки приятная, невредная старушка. Немножко занудлива, конечно, со своими воспоминаниями, но, если честно, гораздо приятнее слушать рассказы про старые времена, нежели чьи-то жалобы на нищету и пересказ очередного бразильского сериала.
– А в этой комнате что было, когда вся квартира принадлежала вашей семье? – спросила Лола с улыбкой.
– Прежде здесь была гостиная, – вздохнула хозяйка, – а потом мы жили в ней все вместе.
Она встала, чтобы налить чаю, и Лола заметила, что в вырезе ее блузки что-то блеснуло. Елизавета Константиновна перехватила ее взгляд.
– Это не крестик, – ответила она на невысказанный вопрос, – в то время, когда я родилась, детей не принято было крестить.
– Пожалуйста, не сочтите мое любопытство неприличным… – невольно смутилась Лола.
– Что вы, я с удовольствием расскажу вам эту историю! – рассмеялась хозяйка. – Это, видите ли, наша семейная легенда.
Лола слегка оживилась. Хотя ей уже до смерти надоело слушать бесконечные истории из жизни членов семьи Ильиных-Остроградских, возможно, на этот раз старуха поведает ей нечто полезное.
– Дедушка уехал в свою последнюю экспедицию в декабре одна тысяча девятьсот двенадцатого года, – начала рассказывать Елизавета Константиновна, – и с тех пор он больше не видел своей семьи и не побывал в этой квартире. Письма от него приходили редко. Мама, конечно, была тогда еще совсем маленькой, но она смутно помнит, что перед отъездом ее родители крупно поссорились… Бабушка не хотела отпускать деда так надолго, она хотела, чтобы муж был с ней рядом. Но он не внял ее просьбам и уехал. Прошел почти год, дед не вернулся, зато приехал его помощник, Вася Миклашевский.
– Отчего же не вернулся ваш дед? Ведь это очень тяжело – быть в разлуке с семьей почти год…
– Этого я не знаю, очевидно, на то имелись какие-то серьезные причины. Вася, Василий Петрович Миклашевский, привез бабушке письма, помог ей разобраться с делами. Привез он и множество подарков, и среди них были вот такие монеты. Всего три штуки – по одной для каждой дочери. Эти монеты отец велел им носить постоянно – а в каждой уже была проделана дырочка, – так что оставалось только повесить ее на кожаный шнурок или на цепочку. В своем отдельном письме дочерям он писал, что монеты эти – не подарок, а талисман, что в них – все их будущее и что когда-нибудь эти монеты обязательно им помогут.
– Волшебные монеты? – улыбнулась Лола.
– Тогда мама с сестрами так и подумали… Там еще было написано, что монеты эти могут совершить чудо, только если они будут все вместе, так что сестрам следует жить дружно и не разлучаться.
– Вот как? – Лола подняла брови. – И что, монеты действительно совершили чудо?
– Нет, конечно, – старушка слегка нахмурилась, – как монета, пусть даже старинная, может совершить чудо? Ведь это просто источенный временем кусочек металла…
– Ну, возможно, они были очень ценными? – заикнулась Лола.
– Нет, Василий Петрович сказал, что ценности они особой не представляют, хоть и золотые. Это древнеримские монеты времен империи, таких сохранилось довольно много. Кажется, их называли динариями… Знаете, как в Евангелии – «Кесарево – кесарю»… Мама и ее сестры в детстве так и называли эти монеты – динарии Кесаря.
Елизавета Константиновна сняла с шеи тонкую серебряную цепочку и протянула Лоле монету.
Это была хорошо сохранившаяся золотая монета, не совсем правильной, округлой формы, с аккуратно просверленным отверстием для цепочки. На одной ее стороне имелось изображение восседающего на троне бородатого бога с молнией в руке – Лола вспомнила, как в шестом классе учительница показала им такую картинку и сказала, что это – верховный римский бог Юпитер. На другой стороне монеты был в профиль изображен молодой курносый мужчина, вокруг шла выбитая латинскими буквами надпись:
«Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик».
Дальше было еще несколько букв, которые не складывались в понятные слова, и Лола догадалась, что это римские цифры – наверное, дата воцарения этого самого Нерона Цезаря Клавдия Друза Германика, а может быть – указан год, когда была отчеканена монета. С большим трудом вспомнив, как надо читать римские цифры, Лола попыталась прочитать эту дату, но число получилось какое-то уж очень большое, явно в несколько тысяч.
Елизавета Константиновна, внимательно наблюдавшая за ней, улыбнулась и пожала плечами:
– Я тоже так и не смогла понять, что это за число… Надо бы показать монету специалисту, да все никак руки не доходят.
– Красивая монета, – Лола протянула ее хозяйке.
– Красивая… Но чуда она так и не совершила, – с печальной улыбкой Елизавета Константиновна надела цепочку на шею.
