– Как ты думаешь, мне позволят самой придумать имя? – озадачила она меня вчера вопросом. – Или придется выбирать из того, что есть? Мне, например, всегда хотелось быть Кариной. Ты полагаешь, это можно устроить?
Не успела я выйти из ванной, как Елизавета сообщила:
– Слушай, сейчас по радио была очень интересная передача, историческая.
– Угу, – сказала я, прикидывая, куда могла записать адрес художника.
– Там рассказывали про одно небольшое античное государство, – продолжила Лиза, – название я не уловила. Так вот, в этом государстве весьма оригинальным образом решалась проблема создания семьи. Раз в году все девушки, которые хотели выйти замуж, собирались на площади. Туда же приходили потенциальные женихи. Из невест выбиралась самая красивая и выставлялась на своеобразный аукцион: кто больше за нее заплатит, тот и возьмет в жены. Затем таким же путем пристраивали менее красивую, затем следующую, – и так до тех девушек, которых соглашались взять в жены бесплатно. Ты меня слушаешь?
Я в этот момент искала зонт, поэтому отреагировала вяло.
– Эка невидаль! Красавицы всегда себе мужа найдут, а уродины? Им-то что делать?
– Вот! Тут-то и начинается самое интересное! Когда все приличные невесты были разобраны, устраивался аукцион наоборот. Брали самую страшненькую невесту и предлагали за нее приданое из средств, вырученных за красавиц. Приданое увеличивалось, пока какой-нибудь жених не соглашался взять ее в жены. Потом устраивали судьбу менее страшненькой девицы. И таким образом к концу дня все невесты обычно бывали пристроены. Вот здорово, правда? И никаких тебе хлопот и забот. Жаль, сегодня нет такой практики.
– А тебе-то это зачем? – удивилась я.
– Как «зачем»? Я ведь тоже хочу выйти замуж! Вот справлю новые документы – и вперед!
Хм, это мне в голову почему-то не приходило. Кстати, в одном из психологических пособий замечено вскользь, что девушке на выданье следует особо опасаться одиноких мамаш с ребенком. Это самые серьезные конкурентки в борьбе за мужчину. Ради счастья своего детеныша они идут на все: выбирают самых богатых и перспективных самцов, действуют более решительно и не гнушаются любыми средствами, чтобы победить соперницу. Караул, я пригрела на груди змею!
Бросив на Лизавету почти неприязненный взгляд, я покинула квартиру.
И наткнулась в дверях на Руслана Супроткина. Капитан робко и заискивающе улыбался.
– Я к тебе. Можно?
У меня радостно забилось сердце. Он сам пришел ко мне, сам! Я чуть было не вернулась назад, но вовремя вспомнила, что в квартире прячется от правосудия Лиза. Обоим гарантирована встреча из серии «Не ждали».
Я закрыла дверь на два замка и ляпнула первое, что пришло в голову:
– Нет, ко мне нельзя, я не одета.
Руслан окинул выразительным взглядом мой плащ и ботинки.
– Ну, в смысле, у меня в квартире находится человек, который не одет, – выкрутилась я.
Капитан протянул:
– А, понимаю, насыщенная личная жизнь…
Ну вот, наверняка он подумал, что в своей каморке я прячу голого мужчину. Досадуя на саму себя, я недовольно буркнула:
– Вот именно, личная.
– Тогда, может быть, посидим в кафе? Я знаю, тут рядом есть неплохое местечко, дешево и меню приличное.
– Пошли, – согласилась я.
Интересно, зачем Руслан пришел? – гадала я. Он выглядит таким взволнованным. С чего бы это?
В кафе было немноголюдно. Если не считать угрюмого мужчины в углу, который жадно поглощал яичницу с сосисками, мы были единственными посетителями. Хотя заведение завлекало посетителей яркой вывеской, обещавшей «домашние завтраки», желающих их попробовать было негусто.
Подошла официантка, мы заказали по паре горячих бутербродов и кофе. Руслан сидел и молча теребил в руках бумажную салфетку.
– Так что у тебя случилось? – не выдержала я.
– У меня? – Он поднял глаза. – Да ничего не случилось. Я что, не могу просто так зайти к тебе в гости? Ты же мой друг.
– Вот именно. Я твой друг и знаю тебя как облупленного. Давай, выкладывай быстрей, а то неизвестность меня пугает.
Супроткин вздохнул и начал:
– Ты знаешь, я встретил девушку…
– Так… – сказала я.
Капитан не уловил в моем голосе разочарования и продолжил:
– Мне кажется, что это серьезно. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Еще бы мне не понять. Наташка оказалась талантливее, чем я думала.
– Ты ее видела, она твоя коллега, журналист. Помнишь Наташу?
Я хмуро кивнула.
– Правда ведь, она особенная?
Я промычала что-то неопределенное.
– Что ты молчишь? – напустился на меня Руслан. – Скажи что-нибудь. Как тебе Наташа? Ты думаешь, я могу на что-то рассчитывать? Ты ведь женщина, должна разбираться в таких вещах.
Вот именно, женщина. А что нам, женщинам, в таких случаях советуют делать пособия по обольщению? Если мужчина, на которого вы имеете виды, увлекся вашей общей знакомой, есть отличный способ его отрезвить – облить соперницу грязью. Но сделать это надо легко и непринужденно. Никакого злорадства, боже упаси. Наоборот, в голосе должно проскальзывать сочувствие и легкое сожаление: и куда только катится этот мир?
Неблаговидную информацию о конкурентке лучше всего упаковывать в сплетню. «Ой, а ты знаешь, мне недавно Ленка рассказала… Ольга-то, твоя секретарша, оказывается, больна сифилисом. Она пошла брать справку для бассейна, а тут все и обнаружилось. Представляешь, какой ужас? Ты ее только не увольняй. Ну, заразил ее какой-то мужик, с кем не бывает. Как ты думаешь, сифилис передается через документы?»
Вот он, мой звездный час! Боги сжалились надо мной и послали мне шанс. Я точно знала, что скажу сейчас Руслану. Сделаю расстроенную физиономию, тяжело вздохну и как бы нехотя поведаю:
– Не хочу тебя огорчать, но думаю, что другого выхода нет. Журналистский мир узок, рано или поздно до тебя дойдет правда. Уж лучше ты узнаешь ее от меня, своего друга, чем от постороннего человека. Я тут недавно была на брифинге, и мне по секрету сказали, что Наташа активно ищет себе мужа. Дело в том, что она беременна, все сроки вышли, вот она и ищет, на кого бы «повесить» ребенка. Сейчас она активно домогается одного известного предпринимателя. Не знаю, зачем ей еще и ты понадобился. Думаю, она отрабатывает сразу несколько вариантов, чтобы не было осечки. Так что будь осторожней. Впрочем, если ты очень сильно любишь детей…
Я даже интонации верные приготовила, но язык словно прирос к небу. Сидела, как дурочка, и не могла произнести ни слова.
– Что ты молчишь? – теребил меня Руслан.
– А что я могу тебе сказать? – услышала я свой голос. – Это твоя личная жизнь, и здесь не может быть никаких советчиков. Ты сам должен сделать выбор. Прислушайся к тому, что тебе подсказывает сердце.
Капитан был явно разочарован. Я поднялась из-за стола.
– Извини, я побежала, у меня дела. Увидимся!
Может быть, я поступила глупо. Но Руслан должен самостоятельно принять решение. Если он выберет эту пустышку Наташу, значит, он просто не достоин такой замечательной женщины, как я. И пусть ему будет хуже.
Илья Кокоткин, студент художественного училища, обитал в обычном панельном доме около метро «Планерная». Я была уверена, что юный художник в столь ранний час еще дрыхнет, и приготовилась долго извиняться за вторжение. Однако юноша с лошадиной физиономией, который сначала ответил мне по домофону, а потом открыл дверь, выглядел довольно бодро. Взгляд осмысленный, лицо тщательно выбрито, следов запоя не наблюдается. Вот-вот, это-то как раз и подозрительно!
– Проходите, пожалуйста, – пригласил Илья, важно поправляя воротник шелкового халата цвета бордо. – Я только закончу одно дело, и через пять минут буду в полнейшем вашем распоряжении. А вы пока посмотрите мои работы, – добавил он, удаляясь.
Чем дольше я смотрела на его картины, тем больше мне нравился Малевич. И это если учесть, что к творчеству Казимира Станиславовича я отношусь, мягко говоря, прохладно. Мои любимые живописцы – Перов, Репин, Левитан. А за «Тройку» Василия Перова я вообще могу душу продать. Если когда-нибудь какой-нибудь сумасшедший вор предложит: «Люся, я украду для тебя любую картину из Третьяковки!» – я, ни минуты не колеблясь, выберу этих троих изнуренных детей, волочащих на морозе бочку с водой. Повешу над кроватью, буду смотреть и плакать.
А как можно плакать, глядя на «Черный квадрат»? Разве что только из сострадания к несчастному маляру, возомнившему себя гением.
Но то, что творил на холсте господин Кокоткин, вообще не лезло ни в какие ворота. Это смахивало на урок труда в школе для умственно отсталых. Именно труда, а не рисования, потому что одними красками немыслимых тонов дело не ограничилось: к картинам то там, тот сям были приклеены перышки, бусинки, клочки бумаги, по-моему, даже туалетной. В общем, бедняга Кокоткин из кожи вон лез, чтобы казаться оригинальным.
Я впала в такой ступор, что не заметила, как в комнату вошел автор этих шедевров.
