Леня выбрался из машины и прошел вслед за сторожем в его дежурку.
– Вот он, кабинет мой нынешний! – проговорил сторож, показывая крошечное помещение, едва вмещавшее шаткий стол, два табурета и масляный радиатор. – Конечно, не то, что прежде... раньше-то у меня кабинет был...
– Как футбольное поле, – подсказал Маркиз.
– Почему футбольное? – подозрительно переспросил сторож. – К чему эти нездоровые преувеличения? Максимум как хоккейное! И секретарша – настоящая кинозвезда... – Он мечтательно вздохнул. – А как она чай заваривала! Сейчас приходится все самому... раньше бы я вас, молодой человек, так запросто не принял, на прием ко мне за два месяца записывались... в подчинении семь тысяч человек, одних курьеров сколько... паек, конечно... а вы, молодой человек, собственно, по какому вопросу? – поинтересовался он, одновременно заваривая чай в щербатом фаянсовом чайнике.
– Я вот по какому вопросу. – Леня достал из кармана ключ с металлической биркой. – Не знакомо ли вам, чисто случайно, вот это сокращение – МУ ЭХ?
– Почему это случайно? – Сторож строго взглянул на Маркиза. – В нашем деле, молодой человек, случайностей не бывает! В нашем деле есть только строгое планирование и поголовный учет. А МУ ЭХ – это я очень даже хорошо знаю, еще бы мне не знать, если я, можно сказать, стоял у истоков. МУ ЭХ, молодой человек, – это муниципальное управление электрохозяйства! В ведении этого управления находятся все трансформаторные подстанции. И такие, молодой человек, ключи открывают доступ к этим подстанциям... позвольте-ка...
Он взял из рук Маркиза ключ с биркой и внимательно прочитал выбитый на бирке номер.
– МУ ЭХ 13-13... – проговорил Сергей Трофимович с глубоким волнением, как будто неожиданно столкнулся с ожившим прошлым. – Та самая... неучтенная подстанция... Значит, это не выдумки, она действительно существует...
– Какая? – заинтересованно переспросил Маркиз. – Что значит – неучтенная?
– Еще когда я руководил всем электрохозяйством... когда у меня был кабинет размером с хоккейное поле и секретарша... – голос Сергея Трофимовича стал мечтательным, – когда были у меня семь тысяч человек в подчинении и паек по категории четыре-Г...
– Не отвлекайтесь! – проговорил Маркиз.
– Так вот, еще тогда доходили до меня сведения, что якобы есть такая неучтенная трансформаторная подстанция за номером 13-13. Я, правда, не верил. Как это может быть, сами посудите? Ежели нет ее на плане – значит, и в природе не должна она существовать! В природе не должно быть того, что не отражено в технической документации. Это все глупые суеверия, народные предрассудки! Вы же знаете, как некоторые безответственные люди относятся к числу тринадцать!
– Ну да... в некоторых отелях не присваивают апартаментам тринадцатый номер, а иногда даже тринадцатого этажа нет: двенадцатый, а потом сразу четырнадцатый...
– Про отели не знаю, гостиничным сектором никогда не руководил, а про эту подстанцию слухи до меня доходили.
– Что-то вроде Летучего Голландца? – предположил Маркиз.
– Я, молодой человек, не верю ни в каких голландцев, ни летучих, ни ползучих. Также не верю в привидения и прочую мистику. Я, молодой человек, верю исключительно в плановое хозяйство. Но, с другой стороны, вот он – ключ. А если есть ключ – значит, должна быть и дверь... а если есть дверь – должна быть и подстанция...
Леня признал неоспоримость таких доводов.
– А где, по вашим сведениям, располагалась эта ваша призрачная подстанция? – осведомился он с живейшим интересом.
– По непроверенным данным, неподалеку от станции метро «Фрунзенская».
– И неужели у вас ни разу не возникло желание проверить эти непроверенные данные?
– Молодой человек! На мне была огромная ответственность! Семь тысяч человек в подчинении! Одних курьеров... Кабинет размером с хоккейное поле!
– Слышал-слышал! И про секретаршу тоже слышал...
– Так неужели вы думаете, что у меня, с моей ответственностью, с огромным фронтом подведомственных мне работ, было время заниматься всякой, извините за выражение, мистикой?
– Ну ладно... – проговорил Леня, поднимаясь. – Раз у вас не было времени – займусь этой мистикой я...
– А что же вы чайку не выпили? – засуетился сторож. – Вот у меня и печенье есть... есть «Курабье», есть «Лолита»... вы лично какое предпочитаете?
– Я лично предпочитаю откланяться. А чайку мы с вами как-нибудь в другой раз выпьем. Хоть с Лолитой, хоть с Кончитой...
– Как же так... – сокрушался хозяин, – я ведь уже и чай заварил...
– В другой раз, в другой раз! Устроим вечер воспоминаний, вы мне расскажете про свою секретаршу... размером с хоккейное поле... – И Леня вышел из сторожки.
На улице он увидел следующую картину.
Рыжий сторожевой пес вертелся волчком, время от времени обиженно поскуливая, а Пу И носился вокруг него с оглушительным лаем и наскакивал на рыжего, норовя исподтишка цапнуть его за хвост. Пока здоровенный пес неловко разворачивался, чтобы схватить наглеца и задать ему трепку, Пу И успевал обежать вокруг и совершить новую атаку или поднырнуть под рыжего и выскочить в безопасном удалении от его грозных челюстей.
– Пу И, безобразник, что ты устраиваешь! – беззлобно проговорил Маркиз и, подхватив своего любимца под мышку, вместе с ним сел в машину.
Рыжий пес разразился вслед им обиженным лаем, в котором явственно можно было расслышать: «Ну погоди, жалкий недомерок, я до тебя еще доберусь! Скажи спасибо своему хозяину, что он спас тебя от неминуемой расправы!»
Пу И выглянул в окно машины и тявкнул в ответ.
В его лае прозвучало совсем другое: «Ну что ты так возмущаешься? По-моему, мы отлично поиграли!»
– Ох, Пу И, когда-нибудь ты доиграешься! – пожурил Маркиз четвероногого хулигана.
Вырулив на Витебский проспект, он поехал в сторону Обводного канала, чтобы отыскать таинственную трансформаторную подстанцию за номером 13-13.
Капитан Гудронов вошел в полутемный зал.
– Ты куда прешься? – зашипела на него приземистая тетка с повязкой на рукаве. – Не видишь – репетиция!
– Милиция! – огрызнулся Гудронов и сунул под нос тетке свое удостоверение.
Тетка что-то раздраженно пробухтела, но не посмела препятствовать представителю власти.
Гудронов медленно двинулся по проходу между креслами к ярко освещенной сцене.
В первом ряду сидел крупный пожилой мужчина с длинными седыми волосами, увенчанными круглой абхазской шапочкой.
– Варвара, солнце мое! – говорил он громким, хорошо поставленным голосом. – Ну скажи, что ты играешь?
– Поросенка, Кирилл Мефодьевич... – виновато отозвалась со сцены долговязая девица в длинном сером свитере.
– Поросенка?! – повторил за ней длинноволосый. – Поросенок – это не что, это кто! Поросенок – это только внешняя канва твоего образа! Ты, Варвара, должна играть крушение мечты! Ты должна играть несбывшиеся надежды своего героя! Твой герой надеялся, что его домик выдержит все испытания, посланные судьбой, а он рухнул от первого же дуновения, и твой герой остался у разбитого корыта!
– Корыто – это из другого спектакля... – робко возразила актриса. – Там я играю рыбку...
– Если я говорю «корыто», я имею в виду символ! Образ! Ты понимаешь, Варвара?
– Понимаю, Кирилл Мефодьевич... – вздохнула актриса.
– Ничего ты не понимаешь! – гремел режиссер. – Твой Ниф-Ниф – мечтатель, романтик! Он верит, что можно играть и резвиться, не думая о завтрашнем дне, не заботясь о хлебе насущном! Он верит, что судьба всегда будет к нему благосклонна! Он – светлый, легкий, доверчивый поросенок! Ты понимаешь, Варвара?
– Понимаю, Кирилл Мефодьевич... – Актриса понурилась.
– Учись у Людмилы! – Режиссер поднял красивую руку и показал на другую актрису, стоявшую в глубине сцены. – Вот она глубоко понимает сверхзадачу своего образа! Ее Наф-Наф – это практик, прагматик, человек дела и долга! Человек, для которого жизнь не веселая прогулка, а трудный маршрут по пересеченной местности или даже марш-бросок с полной выкладкой... Этакий Шульц... то есть Штольц... вообще, солнце мое, «Три поросенка» – это не простая вещь, это глубокая, философская пьеса... это, я не побоюсь этого слова, притча... притча о судьбах нашего поколения... или вашего поколения... о судьбах всех поколений... Молодой человек, а что вы здесь делаете?
Последние слова режиссера относились уже не к актрисе, а к капитану Гудронову, который как раз приблизился к сцене.
– Анна Сарафановна, почему в зале посторонние? Я вас просил, чтобы в зале не было посторонних! Неужели так трудно запомнить мою маленькую просьбу?
При этом режиссер показал пальцами щепотку, чтобы продемонстрировать, какая маленькая была эта просьба.
– А вам трудно запомнить мое отчество? – ответила, подбоченясь, коренастая тетка с повязкой. – Не Сарафановна я, а Сафроновна! Сафроновна – понятно? А мужчина этот из милиции, так что сами с ним разбирайтесь!
