— А я ей про акцию «Ля Мажор» рассказал.
— А что там, в «Ля Мажоре»?
«Ля Мажор» — это популярная сеть магазинов декоративной косметики. Я-то по причине перманентного безденежья туда редко заглядываю, а другие девочки пасутся там постоянно.
— Да много чего там, но эту акцию я придумал, — проказливо усмехнулся Ивасик. — Орлица как-то хвасталась, что ей любимый на Восьмое марта подарил французские духи «Бонжур, мадам», вот я и сказал, что их в «Ля Мажоре» по акции продавали — два флакона по цене одного. И поинтересовался, кому же ее любимый второй флакон преподнес?
— Какой же ты коварный тип гражданской наружности! — притворно возмутилась я, уже догадавшись, что было дальше.
Рузанка ревнива, как фурия. Заподозрив, что у ее любимого сразу две равноценные дамы сердца, она, разумеется, забыла про заграницу и ринулась терзать мужика, добиваясь признательных показаний.
— Я коварный, орлица ревнивая, а ты счастливая: пришлось Рюриковичу на Кипр тебя налаживать, — хихикнул Ивасик. — Ну? Хоть спасибо скажи!
Мне, если честно, хотелось сказать доброхоту, втравившему меня в детективную историю, много разных нехороших слов, но я сдержалась и сказала:
— Большое тебе спасибо, добрый ты человек!
— Ну и как это было? — спросил он.
— Совершенно незабываемо! — искренне сказала я.
— А подробнее? — заерзал Ивасик.
Но тут запел дверной звонок, и добрый любопытный человек побежал открывать своему котику.
Ивасиков котик — застенчивый двухметровый водовоз. В смысле, он развозит по домам и офисам клиентов бутилированную воду.
Простая и незатейливая профессия современного водовоза не развивает ее представителей в плане интеллекта, зато держит их в хорошей физической форме, ведь одна баклажка с водой весит целый пуд, как чугунная гиря. Ивасиков котик запросто мог бы подменять скульптурных атлантов, которые держат портик Эрмитажа. Видеть, как хлипкий Ивасик командует этим кротким могучим гигантом, чрезвычайно забавно.
Кстати, зовут гиганта Ромой, и добрым знакомым он позволяет именовать себя Ромашкой.
— Котик ключики принес! — Ивасик вернулся в кухню и продемонстрировал мне оттопыренный пальчик, украшенный кольцом с ключом.
— Котик — золотой человек! — громко молвила я.
Это прозвучало несколько парадоксально, но спорить никто не стал.
— Привет, Наташка, — золотой котик боком вдвинулся в дверь и сгрузил на пол покупки.
— Привет, Ромашка! — ответила я в рифму, непроизвольно (привычка вечноголодного человека) посмотрев на пакет.
Сквозь прозрачный пластик я разглядела авокадо и кумкват и восхитилась педагогическими способностями Ивасика. Научить мужчину разбираться в экзотических фруктах — это серьезное достижение!
— Ну-у-у, котик — он не совсем мужчина, ты же понимаешь, — хихикнул мой внутренний голос. — Впрочем, это личное дело каждого.
Чтобы не мешать личным делам соседей, я не стала засиживаться у них в гостях и, торопливо выхлебав модный супчик, пошла домой.
Причем, Ромашка как самый настоящий мужчина проводил меня, не позволив девушке самой нести пакет с насущным хлебом и другими продуктами.
Чувствуя себя королевой при галантном паже, я привычно втолкнула в замочную скважину ключ и… не смогла его повернуть.
— Бабка Ежка не тот ключик дала?! — всполошился мой внутренний голос.
Как и я, он сознавал, что нам больше некого наладить в суровый и долгий поход из подъезда в подъезд, на этот раз придется своими собственными ножками топать.
Я вытянула ключ из скважины и одарила его взором, полным укоризны и недоумения: вроде мой? Или бабулька перепутала?
А паж Ромашка решил, что королева уже открыла путь в свои чертоги, и, явно торопясь покончить с благородной миссией сопровождения, толкнул дверь.
И она распахнулась.
— Не понял! — с претензией выразил нашу общую озадаченность мой внутренний голос. — Она что, открыта была?!
— Не понял! — эхом донесся из чертогов голос Ромашки. — Ты в доме вообще уборку не делаешь?!
— Вообще делаю, — я засмущалась. — Иногда…
— Редко, — в приступе неуместной честности добавил мой внутренний голос.
Мое смущение трансформировалось в раздражение.
Да, я не великая аккуратистка, но кто бы мне на это пенял! Между прочим, Ивасик плакался, что его котик Ромашка разбрасывает дома грязные носки в стиле сеятеля!
— Просто офигенный бардак! — не без почтения молвил тем временем сеятель.
— А ну пусти! — Я толкнула его в спину.
Застрял, понимаешь, в узком коридоре, как пробка!
Ромашка послушно продавился в кухню и восторженно вякнул про бардак уже оттуда.
А я заглянула в комнату и полномасштабно уподобилась легендарному овощу.
В смысле, основательно охренела.
Потому что ТАКОГО бардака у меня никогда раньше не бывало!
— Я даже не уверен, что ты смогла бы его создать, — солидарно со мной произнес внутренний голос, натолкнув на дельную мысль.
— Кто-о?! — взревела я. — Какая сволочь это сделала?!
— Не ты? — правильно понял мой вопль Ромашка.
Сообразительный.
Я, конечно, произвожу иной раз впечатление особы странной и порывистой, но все-таки не вываливаю на пол содержимое мебельных ящиков, полок и антресолей!
Во всяком случае, всех сразу.
— На кухне то же самое? — Я обернулась к Ромашке, азартно сопящему за моей спиной.
— Ага, — лаконично ответил он, с нескрываемым интересом оглядывая поруганный интерьер поверх моего плеча. — И во второй комнате, кажется, тоже…
Тут только я обратила внимание на то, что обычно запертая дверь в смежную комнату приоткрыта.
— Айда, посмотрим! — воодушевился мой внутренний голос.
Квартира, в которой я живу, вообще-то двушка, но сдали мне ее как однушку. Вторую комнату владелец запер еще до моего вселения, и мне всегда отчаянно хотелось увидеть, что там и как. Ну знаете, синдром супруги Синей Бороды.
Переступая через разбросанные по полу бумаги и тряпки, я проскакала к заветной двери и заглянула в секретную комнату.
— Ну чисто музей! — восхитился Ромашка, без сомнений и колебаний последовавший за мной.
Стены небольшой комнаты были плотно, квадратно-гнездовым способом, закрыты картинами. Из мебели присутствовал только старинный шкафчик-горка, заполненный бокалами, рюмками, графинами и прочей претенциозной стеклотарой. А бардака как такового не было, что меня странным образом задело.
Как будто у погромщиков на музейный интерьер рука не поднялась!
Это унизило меня как личность, ведущую непритязательный и скромный образ жизни.
— Придется Вадику звонить, — оборвала мое обиженное сопение реплика Ромашки.
— Зачем?
Я поежилась.
Вадик — это маклер, при посредничестве которого арендовали жилье и я, и Ивасик с котиком. Настоящих хозяев наших квартир мы не знаем и по всем вопросам, связанным с проживанием, контактируем с Вадиком. Мужичок он ничего так, добродушный, но квартирный вопрос его сильно испортил, и я уверена — Вадик обязательно попытается стребовать с меня арендную плату досрочно. Типа, чтобы два раза не ходить. А я еще не разжилась деньгами на очередную квартплату!
— А вдруг тут какого Рембрандта не хватает? — Ромашка кивнул на стену в картинах. — Доказывай потом, что не ты его сперла!
Я с сомнением оглядела немногочисленные территории, не охваченные высоким искусством.
Бреши были невеликие, максимум с почтовую открытку, но даже такое маленькое полотно кисти Рембрандта стоило бы больших денег.
— Не думаю, Рембрандт не мелочился, у него натурщицы такие габаритные были, что в миниатюры не помещались, — проворчала я, но все-таки позвонила Вадику.
Он примчался быстро, потому что живет на соседней улице и именно поэтому курирует наш квартал, но еще до его прихода я успела позвонить Марье Васильне и получить клятвенное заверение, что она оставила мое жилище в целости и сохранности.
Бабуля была абсолютно уверена, что заперла дверь на ключ, и сомневаться в ее словах оснований не было: ни склероза, ни маразма у нашей управдомши нет и в помине.
— Вроде все на месте, — сказал, явившись по тревоге, и Вадик. — А рембрандтов тут не было и нет, это все самодельные копии, мазня дедули, который оставил внуку хату с наказом хранить его сокровища в высшей степени бережно и трепетно, так в завещании и написал: коллекцию не продавать, не разбазаривать, из родных стен не выносить во веки веков, аминь. Наследничек, собственно, потому тут и жить не стал — диссонирует интерьерчик с его чувством прекрасного.
Тут он посмотрел на меня с новым интересом и сказал неуверенно, словно пробуя, как это звучит:
— Кстати, а ведь кражу-то дед не предусмотрел…
— Сколько? — спросила я прямо.
