Он развернулся и потащился в сторону холла.
Зоя повернулась ко мне:
– Раиса после укола сразу заснула, вы лучше завтра ее навестите.
Я попрощалась с медсестрами, тоже пошла в холл, и тут зазвучал мобильный. На экране высветилось «Юра».
– Привет! – радостно сказала я. – Как дела?
– Хорошо, – отрапортовал Шумаков, – ты где?
– В Бургштайне, – хмыкнула я, – неужели забыл?
– Помню, – засмеялся Юра, – а в каком месте этого славного города ты находишься?
– В госпитале милосердия, – пояснила я.
– Эй, ты случайно не заболела? – забеспокоился Шумаков.
– Чувствую себя прекрасно, – заверила я, – зашла проведать знакомую.
– Слушай, в Бургштайне есть магазин чая, – неожиданно сказал Шумаков. – Такой большой, его украшают колонны. Он стоит на самой центральной улице, возле здоровущего универмага. Видела?
– Да, – удивилась я, – несколько раз мимо проходила, приметное здание, похоже на восточный дворец, называется «Тысяча и один день».
– Ты же собиралась привезти мне сувенир? Купи пачку лапшанг сусонга, – попросил Юра.
– Что это? – не поняла я.
– Особый сорт чая, – объяснил муж, – его листья коптят на дровах. В Москве настоящий лапшанг трудно найти.
– Завтра непременно зайду, – пообещала я.
– Лучше сегодня, – неожиданно сказал Шумаков, – лапшанг сусонг быстро раскупают, его мало производят, а любителей много. Иди, не задерживайся! Я по Интернету смотрел, сегодня в «Тысяча и один день» свежую партию доставили. До утра расхватают.
– Сомнительно, что все население Бургштайна ринется за твоим сусонгом лапшой, – вздохнула я.
– Тебе трудно, да? – заныл Юра.
– Время подкатывает к девяти, наверное, лавка закрыта, здесь не Москва, – ответила я, – торговля начинается в семь утра, чтобы народ перед работой все купил, а заканчивается в районе шести вечера.
– Нет, чайный домик круглосуточно работает! – радостно сообщил Юра.
– Ну, если тебе так хочется, – засмеялась я.
– Да! Очень! Не засну, пока не услышу, что пачка лапшанг сусонга у тебя в руках! – возвестил Юра и отсоединился.
Я положила сотовый в карман и поспешила к автобусу, который как раз подкатил к остановке.
Юра не соврал, магазин оказался открыт, я вошла внутрь и попросила продавца:
– Мне нужны макароны.
– Мне специализируемся исключительно на чае, – вежливо ответил тот, – загляните на соседнюю улицу, там есть круглосуточный маркет.
– Это сорт чая, – пояснила я, – макароны лонг.
– Впервые о таком слышу, – поразился торговец и поправил бейджик, прикрепленный к темно-синему шелковому халату, сшитому в псевдокитайском стиле.
Я прочитала его имя и сказала.
– Дмитрий, мне специально позвонили из Москвы с просьбой приобрести у вас этот сорт. По сведениям из Интернета, вы только-только закупили партию макарон лонг.
Продавец окинул взором полки:
– Вас разыграли.
– Может, спагетти суши, – предположила я, – я могла перепутать.
Дмитрий отошел к кассе.
– Нет-нет.
– Равиоли сушняк? – выдала я. – О! Лапша с ногами! Точно! Именно так!
Дмитрий опустил голову.
– Может, лапшанг сусонг?
– Верно! – подпрыгнула я. – Ну наконец-то!
– Вам сколько? – поинтересовался продавец, взяв железный совочек.
– Спасибо, я уже купил, – раздался за спиной Юрин голос.
Я изумленно обернулась и ахнула:
– Юра? Как ты сюда попал?
– На автобусе, – спокойно ответил Шумаков, – а перед тем, как в него сесть, ехал на такси и летел в самолете.
Я никак не могла оправиться от изумления.
– Что ты здесь делаешь? Постой-ка! Никаких сушеных макарон тебе не надо! Под предлогом покупки чая ты вызвал меня сюда на свидание!
Юрино лицо расплылось в улыбке:
– Ага! Но, пока тебя ждал, приобрел-таки сто граммов лапшанг сусонга. Цена умопомрачительная, зато аромат упоительный.
– Тебя отправили в командировку? – предположила я. – Почему ты не сказал? Не предупредил?
Юра указал рукой на дверь:
– Пошли.
– Куда? – спросила я.
Но Шумаков проигнорировал мой вопрос. Он вывел меня на улицу и лишь там пустился в объяснения:
– Я решил устроить тебе сюрприз. На работе отгула не дают, вот я и подумал, прилечу тайком на одну ночь и… Нам сюда, в эту гостиницу.
Не успела я опомниться, как Юра втолкнул меня в полутемный холл, взял у портье ключ и зашагал по коридору.
– Нравится? – спросил он, когда мы очутились в комнате, где основное место занимала большая кровать под балдахином.
– Приятный интерьер, – осторожно сказала я, рассматривая спальню, декорированную в восточном стиле.
Ну не говорить же Шумакову, что он нашел несколько странное место: душно, темно, пахнет чем-то сладким, на полу слишком много ковров, а в балдахине над постелью, наверное, скопилась тонна пыли.
– Ты еще ванную не видела, – засуетился Шумаков и распахнул дверцу, разрисованную павлинами.
Ванная комната оказалась в разы больше спальни, в центре сверкала утопленная в пол огромная джакузи, к которой вели мраморные ступени.
Юра закатил глаза:
– Класс! Все, как ты мечтала!
– Да ну? – осторожно произнесла я.
Шумаков обнял меня за плечи и увел в комнату.
– Думаешь, я ничего не помню? Просто времени не было осуществить твое заветное желание. А потом Андрюшка Розов свою Ленку свозил в Париж, и я подумал: ну чем я хуже Андрея? Надо устроить Вилке романтические каникулы. Ты порой говоришь: «Женщине хочется сказки!»
– Неужели? – засомневалась я.
Юра засмеялся.
– А еще я присутствовал при твоей беседе с Наташей Лактионовой. Помнишь?
– Наташку? – фыркнула я. – Ее забудешь! Она у меня вечно деньги в долг берет!
– Я про разговор, – уточнил Юра.
– Мы много о чем треплемся, – вздохнула я.
Шумаков улыбнулся:
– Лактионова съездила в Египет, примчалась к нам и ну вещать, как круто провела отпуск, тарахтела погремушкой, остановиться не могла. А ты сказала: «Сама мечтаю побывать в сказке, в восточном дворце стать принцессой. Рахат-лукум, цветы, ванна из шампанского. Завидую тебе!»
Я начала припоминать. Действительно, состоялась такая беседа. Вот только я не испытывала ни малейшего желания есть рахат-лукум в номере, завешанном коврами. Я не любительница духоты и никогда не поеду в Египет, жаркая страна не для меня. Но Наташке очень хотелось, чтобы я ей позавидовала, у нее такой характер, ей нравится, когда подруги восклицают: «Боже! Какая у тебя шубка! У меня такой нет и не предвидится!» Она в восторге от своего манто, но если кто-то им восхищается и возжелает такое же, счастье Лактионовой затопит все берега. Лишь по этой причине я сказала про свою любовь к Востоку.
– Я разозлился на себя, – продолжал Юра, – моя Вилка позавидовала этой лахудре! Что я за мужик, если не могу своей женщине праздник устроить?!
– Милый, – воскликнула я, – ты меня поразил!
Шумаков вскочил и стал мерить шагами комнату.
– Я нашел отель, заказал номер, решил тебя удивить, приехать неожиданно, но мне показалось, что ты не рада?
Я призвала на помощь все свои актерские способности:
– Это лучшее, что случилось в моей жизни. Извини, если я слегка растерялась. Не ожидала. Восток! Балдахин! Блюдо с фруктами! Джакузи! Я просто обомлела!
– Погоди, это лишь начало! – радостно воскликнул Юра. – Отель называется «Декамерон». Здесь исполняют любые сексуальные желания постояльцев. Мы с тобой устроим такое!
– Может, не надо? – испугалась я.
Юра погрустнел.
– Не хочешь? Я зря это затеял?
– Что ты! – опомнилась я. – Просто… ну… короче… не знаю, как сказать…
– Прямо, – разочарованно пробубнил Юра, – честно скажи: «Шумаков, ты дурак, вечно тебе в голову ерунда лезет!»
– Нет-нет, – запротестовала я, – но понимаешь, мы с тобой не любители обсуждать вопросы секса!
– А чего о нем говорить, лучше практически заниматься, – заявил Юра.
Я смутилась. Что тут поделать? Говорят, есть семьи, в которых матери весьма откровенно объясняют дочерям интимную сторону брака. Но меня воспитывала тетка Раиса, которая повторяла: «Мужики сволочи! Им надо лишь одно! Как они это «одно» получат, делаются еще сволочнее. Принесешь в подоле, я тебя убью!»
Во дворе, где прошло мое детство, почти у всех соседок о сексе было такое же мнение. Катя из девятнадцатой квартиры в шестнадцать лет родила двойню, и мать оставила ее в живых, правда, дочери на протяжении всей беременности доставались от родителей тумаки и затрещины, но никому не нужные младенцы, появившись на свет, тут же стали предметом страстной любви молодой бабушки, что не мешало ей всякий раз при виде меня восклицать:
– Вилка! Смотри, не будь дурой, как моя Катька. До свадьбы никаких мужиков. А то получит свое и смоется, гад ползучий, девке подарок останется.
Годам к семнадцати я была твердо уверена, секс – это нечто ужасное, приносящее одни неприятности женщинам. Потом мое мнение изменилось, но я стараюсь не вести бесед на постельные темы ни с подругами, ни с Юрой. Почему? Не смейтесь, я стесняюсь.
