– Угощайтесь, товарищ начальник! – пригласил Егорыч, наметанным глазом распознав в случайном госте служивого. – Тарелок у меня, правда, нет, и вилок тоже, но можно брать прямо со сковороды, она чистая, хорошая, хоть и прогоревшая, я дырку-то лопухами застелил, а хороший свежий лопух – он ничем не хуже капусты…
Егорыч ловко поддел рыбью кожу ножом, снял ее вместе с чешуей и обнажил сочную бело-розовую мякоть.
– А рыба такая знатная откуда? – удивился Алекс.
Как типичный городской трудящийся, чуждый раздольной жизни на природе, он привык, что рыба не имеет ни головы, ни чешуи и посмертно обитает в морозильных камерах супермаркетов.
– Сам наловил! – похвастался Егорыч. – Тут рыбка непуганая, сама в сеть идет, знай, закидывай да потягивай! Прям жаль, что сеточка у меня мала!
Алекс посмотрел на «малую сеточку», аккуратно растянутую для просушки между двумя воткнутыми в землю жердями, и похолодел.
Присборенная с одного края мелкоячеистая капроновая сеть, еще не утратившая символической белизны, была памятна следователю по фотографиям в деле об убийствах невест.
Это была свадебная фата.
Точная копия тех, какими орудовал маньяк-убийца.
Удивительное дело, почему-то любая пища становится вкуснее, если употреблять ее на рабочем месте! Не замечали?
Принесите в свой офис, контору, кабинет – короче, в места постоянного своего пребывания в трудовые будни – завалявшиеся дома черствые пряники, засохшее печенье, засахарившееся варенье – короче, любые продовольственные неликвиды. Вот увидите, на трудовом посту они будут съедены до крошки!
Чуточку подгоревший яблочный пирог Аделаиды Робертовны и кислое молоко, обнаружившееся в служебном холодильнике, образовали вполне гармоничный дуэт. Юля, эстетствуя, чуток ощипала герань на подоконнике и украсила десерт свежей зеленью.
– Такая изысканная подача называется «Фьюжн», – просветила она нас с Аделаидой Робертовной. – Название от английского fusion – слияние, объединение.
– Красиво, – похвалила вежливая Аделаида Робертовна. – Но зелень лучше не ешьте.
– А то будет тебе такой фьюжн, что о-го-го! – добавила я. – Полное слияние и объединение с унитазом!
– Разве герань обладает слабительным эффектом? – Юля поспешно сплюнула в ладошку непрожеванный листик.
– Сейчас узнаем! – хмыкнула я.
После этого Юля перестала есть, скосила глаза на кончик носа и затихла, прислушиваясь к своему организму.
Он, слава богу, никаких тревожных сигналов не подавал, а вот мой телефон проявил беспокойство.
– Это Ромашкин! – шепотом пояснила я подружке, взглянув на экран мобильного.
– Извините, Аделаида Робертовна, засим мы вас оставим, спасибо за компанию, за хлеб, за соль, за молоко и за пирог! – Моя подружка мигом сориентировалась, распрощалась с любопытной коллегой и за рукав утащила меня подальше за книжные полки.
– И за герань! – добавила еще я. – А потом вежливо поприветствовала телефонного собеседника: – Здравствуйте, Алексей!
«Это не вежливо, а сухо, – проявил недовольство мой внутренний голос. – Могла бы и полас-ковее быть с парнем, который звонит тебе уже второй раз за день!»
– В первый раз я сама ему звонила! – возра-зила я.
– Кому вы звонили, Полина? – тут же спросил упомянутый парень.
Вот я балда, опять перепутала внутреннюю речь с внешней!
– Кому звонила? Да Гавросичу! – ловко выкрутилась я. – Из пугающего опасения, что в одиночестве у него проявятся остаточные суицидальные явления.
– Не проявились?
– Вроде нет.
– Прекрасно, – по голосу чувствовалось, что следователю не терпится сменить тему разговора. – Тогда у меня для вас две новости: одна хорошая и одна плохая. С какой начать?
– С хорошей! – сунувшись к трубке, крикнула Юля.
– С плохой! – одновременно сказала я.
– Нашел я вашего маньяка, вот! – выпалил Ромашкин, ликуя, как мальчик.
– Да ну?! Где?! Как?! Когда?!
– Дай я спрошу!
Юля вырвала у меня трубку и с придыханием вопросила:
– Скажите, а какие у него глаза? Большие и красивые?!
– Почему обязательно большие и красивые? – озадаченно переспросил Алекс в трубке.
– «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? – Это чтобы лучше тебя видеть, деточка!» – не сдержавшись, злобновато процитировала я и отняла у зазевавшейся Юли мобильник. – Алексей, и кто же оказался маньяком?!
– Не берусь утверждать это без должной проверки, но обоснованно подозреваю одного гражданина без определенного места жительства, – уклончиво ответил следователь. – Он уже задержан, так что вы можете ослабить бдительность и меры безопасности.
– Мы их не очень-то и напрягали, – призналась я, отпихивая ногой рвущуюся к трубке подружку, но следователь этих моих слов уже не услышал – отключился.
– Пошел задержанного допрашивать, – вздохнула я не без зависти.
Признаться, не только Юле хотелось незамедлительно прояснить личность и внешность свежевыловленного маньяка.
До конца рабочего дня в библиотеке подружка дотянула с трудом. Поскольку маньяка уже поймали без нас, ее исследование в продолжение и дополнение трудов синьора Чезаре Ломброзо потеряло острую актуальность, а никакого другого столь же увлекательного занятия Юля себе не придумала.
От нечего делать она занялась сочинением поэмы «Красотка и маньяк», но быстро обнаружила, что ключевое слово мало с чем рифмуется, из-за чего забуксовала и вскоре досадливо объявила:
– Правильно Ломброзо маньяков отдельно не выделил! С ними совершенно невозможно работать!
– В каком смысле?
Я отвлеклась от каталога, над систематизацией которого упорно пыталась работать, старательно игнорируя подружкино ритмичное бормотание.
– В таком, что про всех остальных я с ходу могу сочинить хоть что-нибудь, – ответила Юля и тут же привела примеры: – Был однажды пойман жулик – продавец протухших рулек, никогда не чтили воры правовые договоры, шел по улице насильник, в рукаве держал напильник…
– Зачем? – перебила ее я.
– Что – зачем?
– Зачем насильник нес напильник?
Глупый вопрос, конечно, но мне вдруг стало интересно.
Что он там острил и затачивал, насильник этот, какой такой инструмент?!
– А я почем знаю?! – подружка рассердилась. – Психологию насильников я не изучала! Это вообще неважно, я пытаюсь тебе объяснить, что к слову «маньяк» очень трудно подобрать рифму!
– Ничего не трудно, вот, пожалуйста: арманьяк! – моментально предложила я. – Город во Франции и одноименный алкогольный напиток. Вроде коньяка!
– Слишком изысканно, – Юля поморщилась. – Не вижу, как их увязать в одном контексте, маньяка и арманьяк.
– Тогда каяк! Лодка такая, – предложила я.
Не в издевку предложила, наоборот, из благородного желания помочь ближней своей.
Но Юля разозлилась пуще прежнего:
– А это как сочетается? По реке плывет каяк, на каяке том маньяк, он высматривает жертву и лакает арманьяк? Бред какой-то!
– Так маньяк – он же по определению ненормальный, однозначно должен быть бред, – рассудила я, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся творческую личность, но не преуспела.
Юля сердито фыркнула, отвернулась от меня, уткнулась в окно да так и вросла в пол, негодующе шевеля лопатками.
А я еще с полчаса потихоньку выписывала в столбик на бумажке рифмы: дьяк, трояк, маяк…
Маньяк – маяк, по-моему, шикарная рифма, а?
Вот идет сексуальный маньяк – красота для него, как маяк…
– Чего сразу маньяк? Да, мне нравятся красивые девушки, но это не повод обзываться! – обиженно заявил знакомый голос, и я поняла, что в очередной раз произнесла вслух то, что не следовало.
– Эдик! – обрадовалась Юля, разворачиваясь к вошедшему. – Что ты здесь делаешь?
– Как – что? За вами пришел! На улице уже темно, страшно, как мои принцессы пойдут без эскорта?
– Ты слышала, Полька? Мы с тобой принцессы! – расцвела моя подружка.
– Полька – это такой танец, а я Полина.
– Полина-малина, – хихикнул Эд.
– Что-то кое-кто сегодня избыточно игрив, нет? – съязвила я.
– Ничего не избыточно! – вступилась за гипергалантного кавалера принцесса Юля. – Эдик, не слушай Полину, можешь даже поцеловать меня в щечку и взять под ручку!
– Ну-у-у, началось, – проворчала я, но тем и ограничилась.
Юля-кокетка все же лучше, чем Юля-злюка.
– И вообще, не мешай подруге устраивать личную жизнь, – припечатал мой внутренний голос.
Юля повисла на локте Эда, я пристроилась за сладкой парочкой одинокой замыкающей, и мы пошли на троллейбусную остановку.
Пока ехали домой, пошел дождь, и Гавросич, предупрежденный по телефону Юлиным телохранителем, вышел встречать нас с зонтиками. Под одним спрятались я и дед, под другим – Эдик и Юля.
