— Замолчите, — сказала Тамара. — За что вы так меня ненавидите?
— Я? — изумился Галеев. — Откуда такие мысли, Тамарочка? Наоборот, я стараюсь тебя защитить. Подумай сама.
Но Тамара в тот момент верила не логике, а ощущениям. Она чувствовала, что Галеев издевается. Вспомнилось даже старинное слово — глумится. Страшно было представить, как он использует фотографию, если захочет ударить еще больнее. Однако выхода не было. Броситься в соседнюю комнату, сорвать снимок со стены и убежать? Нереально. Оставалось повернуться и уйти.
Во дворе Тамара села на детские качели и долго молча смотрела в небо. Очнувшись, попыталась подвести итоги. Леонид мертв, и Тамару подозревают в его убийстве. А перед смертью Леонид разлюбил Тамару, полюбив Катюшу. Трудно спорить с фактами. Тамара видела отвратительную записку своими глазами, а только что слышала откровения Галеева. Сердце настойчиво твердило, что он врал, врал, врал, и услужливо предоставляло чудесные картины. Вот Леонид на коленях в филармонии, вот он предлагает завести ребенка, а вот напутствует Тамару словами: "Я жду тебя вечером. Навсегда". Но это лишь слова. Зато факты утверждают другое, и версия Галеева согласуется с каждым из них, а Тамарины нелепые надежды — нет. С надеждами пора расстаться. Тамара напоминала Леониду толстую корову, молча и тупо жующую целыми днями свою жвачку. Его тошнило от одного ее вида.
Смахнув выступившие слезы, Тамара попыталась переключиться на другое, однако не обнаружила ничего утешительного, кроме странной метаморфозы, случившейся с мамой. Остальное ужасало. Склонный к похабщине режиссер с наслаждением изучает подробности строения Тамариного тела — и возможно, не только он. Это еще не все! Тем, что находится сейчас на свободе, она обязана человеку, перед которым ей нельзя иметь обязательств, поскольку он любит ее, а она его нет. Другой человек, нанятый для расследования, готов обвинить любого, лишь бы получить за это деньги. В данный момент он почему-то выбрал Ленку. Тамара вздрогнула. Надо не сидеть, а ехать к Ленке, предупредить ее. Она встала и с изумлением подумала, что находится в гораздо лучшем душевном состоянии, чем следовало бы ожидать. Боль, разумеется, терзала неустанно и жестоко, однако ее можно было терпеть. Вместо того, чтобы лежать дома в темноте, раздавленная горем, Тамара размышляла и даже общалась с людьми. И тут стало ясно со всей непреложностью, что Бог, покинувший Тамару, едва она сказала Леониду «да», вернулся к ней. Он снова поддерживал ее в трудную минуту, придавая сил.
Осознав это, Тамара сумела заставить себя набрать телефонный номер и спокойно произнести:
— Ленка? Мне надо с тобой увидеться.
— Очень хорошо, мне тоже. Давай у вас… ну, то есть в квартире Леонида. Я сейчас там. Нам надо кое-что обсудить.
Хотя Тамара и спешила, но по пути зашла в церковь. Она поставила свечи и подала записки — длинный столбик за здравие и два имени за упокой — Леонид и Тигран. Впервые за последние годы она не чувствовала в церкви стыда. Конечно, дело не в том, что смерть Леонида сняла с нее грех прелюбодеяния. Грех — не судимость, его не снимают, а прощают. Тамара узнала сегодня, что прощена. Возможно, ее простили уже давно, возможно, ее простили три года назад, но узнала она об этом лишь сейчас.
Лена сидела в мастерской Леонида, мрачно обозревая полки с фотографиями и негативами.
— Не представляю, как в этом разобраться, — сообщила она. — А надо. Ленька не простил бы, если б мы оставили на произвол судьбы его работы. Кстати, у него последнее время возникла идея прославиться.
Тамара молча кивнула.
— Ну, вот. Нам наверняка предложат сделать посмертную выставку, и надо, чтобы она получилась хорошей, а не шаляй валяй. Новые работы и самые лучшие из старых. Надо их отобрать, чтобы в случае чего у нас уже все было готово.
Самой Тамаре в голову бы не пришло заниматься подобными вещами, однако в Ленкиных словах был резон. Как она любит брата, если живет его интересами даже теперь!
— Новые работы здесь, — указала Тамара. — А вообще тут все разложено по годам. Его любимые вещи я прекрасно помню, так что сейчас их отберу.
— Замечательно, — обрадовалась Лена. — Какая я молодец, что не позволила ментам опечатать квартиру, правда?
— Опечатать?
— А ты как думала? Все-таки убийство. Но, поскольку я родная сестра, имею полное право приходить, когда хочу. Это мой дом.
У Тамары защемило сердце. "Неволина проживает сейчас у мужа, а с мужем у нее сложности, — сказал Лазаренко. — Ей требуется собственная квартира". И вот почти сразу после смерти Леонида Ленка приезжает сюда, уверяя, что это ее дом. Более того! Вчера, потрясенная известием о гибели брата, она не забыла запретить милиции опечатать квартиру. Странная предусмотрительность! Нет, бред, не может быть. Ленка любит Леонида и никогда не причинила бы ему зла. Одно дело — поспешить унаследовать жилье, а другое — убить ради него.
— Я постараюсь забрать свои вещи поскорее, — пообещала Тамара, смущенная собственными циничными мыслями. Лазаренко имеет право подозревать Ленку, он ничего о ней не знает, но Тамара не должна ему верить.
— Заберешь вещи? — переспросила Лена. — То есть ты решила перебраться к матери? Не советую. Она не даст тебе покоя, а тебя нужно прийти в себя. Кстати, раз уж мы заговорили. Из-за твоего упрямства вы с Ленькой не расписались, а теперь будут проблемы. Ты сама виновата, имей в виду. Тебе придется платить огромный налог.
— Какой налог?
— На квартиру. Ленька, конечно, тоже беспечный. Мог хотя бы переоформить приватизацию, уже на вас двоих. Нет, ему, видите ли, лень. И что теперь получается? Формально наследую я, понимаешь?
— Конечно, — согласилась Тамара. — Я и не претендую, что ты. У нас с мамой есть квартира.
— Ты что, издеваешься? — возмутилась Лена. — Ты Ленькина жена. По крайней мере, он так считал. А раз так, то и я буду считать. Значит, все должна унаследовать ты. Квартиру, работы — все. Он бы так хотел, и мы должны это сделать. Надо посоветоваться с юристом. Наверное, лучше всего мне написать дарственную на твое имя. Это проще, чем доказывать через суд, что реально ты Леньке жена. Но я знаю, при передаче собственности от одного человека к другому налог страшенный. Надеюсь, ты не думаешь, что его буду платить я? Ты виновата, ты и плати.
— Это твоя квартира по закону и по справедливости. Не надо никакой дарственной. Ленка, ты что?
— А ничего. Все получишь ты, а там хоть передавай квартиру государству, раз ты такая принципиальная, это уже твое дело. А мое — поступить так, как хотел бы Ленька. Все, проехали.
Жгучий стыд сжал сердце Тамары, и одновременно грудь распирала радость. Вот вам всем! Как можно было подозревать Ленку хоть на секунду? Теперь Лазаренко придется искать более подходящую жертву. Он мерит людей своими меркантильными мерками, а Ленка в них вписываться не намерена.
Между тем та, нимало не интересуясь Тамариными эмоциями, с увлечением изучала фотографии. Тамара тоже взглянула, увидела Катюшу, и радость в душе угасла.
— Ты знаешь, — горько произнесла она, — возможно, Леонид уже считал женой не меня, а ее.
— Эту? — усмехнулась Лена. — Да он никогда не принимал ее всерьез. Ну, переспал пару раз, это ничего не значит. Она, правда, что-то там возомнила. Я знаю, последние дни он только и пытался от нее отвязаться. Он даже у меня спрашивал, не знаю ли я чего про нашу Лолиту, что могло бы ее приструнить. Я спросила у Никиты, они ведь учатся на одном курсе, но он ничего не вспомнил. Обычная маленькая шлюшка, привыкшая добиваться всего через постель. В наше время этим не приструнишь. Смешная ты, Тамарка. Как можно сравнивать ее и тебя?
Тамара тихо и монотонно процитировала записку Леонида. Она старалась не вдумываться в текст, словно он звучал на незнакомом языке. Так было легче. Затем она рассказала о беседе с Галеевым.
— Это точно Ленькин почерк? — недоверчиво уточнила Лена.
— Да.
— Ну, не знаю, зачем ему надо было сочинять подобную чушь. Может, на спор? А Валерка — старый козел. Ты ему не дала, вот он и изголяется. Тамарка, я, по-твоему, дура? Или я не знаю собственного брата? Если я видела, что он любит тебя, а не Катюшу, если я слышала это от него, то никакие записки и никакие люди меня не переубедят. Может, ему Катюша была зачем-то нужна, вот он и притворился перед нею влюбленным. Ее обмануть можно, а меня нет. Ясно?
Тамара пожала плечами.
— Я хотела бы в это верить. Но в записке не только о ней, там обо мне.
— Ну и что? Мало ли, что можно написать. Любовь, знаешь ли, определяется не этим. Кстати, твой новый поклонник не появлялся?
Тамара слегка покраснела.
— Если бы не он, меня б сегодня арестовали. У него большие связи.
— Неужели? — сухо осведомилась Лена.
— А еще он нанял частного сыщика, Лазаренко, — грустно добавила Тамара. — Тот всех подозревает. Даже тебя подозревал, из-за квартиры. Но теперь, слава богу, к тебе он уже придраться не может. Я знаю, что должна была прогнать их, а не отвечать на вопросы, но они оба такие уверенные, что я не сумела.
