Рабочая смена заканчивалась, я устала, как цирковая обезьянка, весь день крутившая на арене сальто. Оказывается, собирать из готовых, уже нарезанных продуктов пиццу очень трудно, покупатели считают тебя автоматом, за всю смену «спасибо» мне сказали лишь несколько человек, остальные злились на мою нерасторопность, ругались, хорошо хоть не стали драться. В районе шести я наконец получила передышку и облокотилась о прилавок. Похоже, завтра мне опять придется скакать тут между плитой и холодильником. Сегодня я не узнала, почему другие продавщицы мигом подавали заявление об уходе. Мне не встретилось ни инопланетное чудовище, ни группа зеленых человечков. Лучше бы им объявиться до девятнадцати: я бы мигом отловила монстров, велела никогда не соваться в ларек и покинула торговый центр с чистой совестью.
– Девушка, – спросили сбоку, – вас как зовут?
Я завертела головой и увидела ту самую пожилую, бедно, но аккуратно одетую даму.
– Хотите еще пиццы? Можете обращаться ко мне Виолетта.
– Ольга Евгеньевна, – представилась бабуля, – что, я опять юбилейный клиент?
– Дважды в один день вам повезло! – заверила я.
Ольга Евгеньевна улыбнулась.
– Вы милая девочка, да только хозяин заругается, когда поймет, что вы старух бесплатно подкармливаете. Спасибо за угощение. Отблагодарить мне вас нечем, кроме этого.
Пенсионерка вынула из сумки пластиковую бутыль с водой.
– Огромное спасибо! – воскликнула я. – Очень пить хочется.
Ольга Евгеньевна прижала емкость к груди.
– Виолетта, послушайте меня внимательно. Я историк, всю жизнь проработала в архиве, посвятила свою жизнь изучению чудотворных мест Москвы, написала о них книгу. Вода эта не простая, она из озера, которое издавна существует в том месте, где Филимоновская улица упирается в лес, это недалеко отсюда. Если выйти из магазина и пересечь пустырь, покажется и озерцо. В шестнадцатом веке на том месте стоял дом, в котором жила Зинаида Филимонова. Она помогала людям, лечила бедняков, богатых не принимала, говорила: «Они за деньги знахаря найдут». Но не все тогдашние врачи были умелыми, а о Зинаиде шла слава как о замечательной целительнице.
Я старательно удерживала на лице улыбку. Ольга Евгеньевна осеклась.
– Разболталась я. Объясню суть. Избы Филимоновой давно нет, но ее фамилия сохранилась в названии магистрали. Зато есть озерцо. Умоетесь из него и станете моложе, кожа очищается, сходят прыщи, пигментные пятна. Я набрала для вас бутылочку.
– У меня есть знакомый, восьмилетний мальчик, у него что-то вроде псориаза. Эта вода может помочь? – заинтересовалась я.
– Ему лучше целиком искупаться, – сказала Ольга Евгеньевна. – Поллитра не хватит. Вы умойте ребенка и посмотрите на эффект. И еще!
Бабушка наклонилась к стойке.
– В этом магазине работают злые люди, они меня постоянно шпыняют, понимают, что я не куплю их мебель, и замечания делают: «Не садитесь на диван». Я сюда захожу, чтобы дух перевести, иду домой от метро, устану, ноги отдыха просят. На вашем месте много женщин работало. И всех их Юрий извел, война у него с пиццерией не на жизнь, а на смерть. Вы не пугайтесь, когда страхолюдина выползет.
– Кто такой Юрий? – быстро спросила я.
Ольга Евгеньевна поморщилась.
– Администратор магазина. Сегодня его, слава богу, нет, наверное, выходной взял, а то бы и вас напугал. Там, под стойкой, есть плиточка, она сдвигается.
Я присела на корточки и постучала кулаком по полу. На десятом ударе часть покрытия сместилась, показались трубы, на них полулежало нечто зеленое, мохнатое, жутковатое.
– Обалдеть! – воскликнула я.
– Это что-то вроде игрушки, – пояснила Ольга Евгеньевна, – управляется на расстоянии, похоже на машинки, которыми мальчики увлекаются. Я во дворе своего дома часто их вижу, ребенок в одном углу стоит, а механизм в противоположном находится и его слушается. Продавщицы до вечера спокойно работают, устают, и тут эта нечисть выползает. Все бедняжки, как одна, от ужаса кричат. Уж простите меня, Виолетта, но пиццей в основном торгуют люди невежественные. И каков результат? Увидит продавщица чудо-юдо зеленое, и завтра уже ее тут нет. Вы ничего не бойтесь. Юрий точно монстра «оживит», пиццерия давно пустовала, а теперь вы здесь появились, он вас, как и остальных, пугать будет.
Я достала из сумочки выданную Вадимом Ивановичем камеру и начала снимать пол, отодвинутую плитку, зеленую гадость на трубах, потом двумя пальцами вытащила радиоуправляемую игрушку, запечатлела ее, засунула на прежнее место, вернула плитку в исходное положение и решила узнать у Ольги Евгеньевны, кто рассказал ей про проделки администратора. Я оперлась рукой о стойку, выпрямилась и поняла: старушка ушла. О ее присутствии напомнила лишь бутылка с водой, оставленная на разделочной доске.
На улице моросил мелкий противный дождик, я потрусила на остановку. До метро можно дойти пешком, но сегодня погода не располагает к прогулкам. Лучше воспользоваться транспортом, тем более что автобус уже подъезжает к стеклянному павильончику.
Я побежала вперед и успела достичь задней двери, около которой стояла почти полностью закутанная в армейскую плащ-палатку фигура. Лицо человека маскировал большой капюшон. Разобрать, кто это, мужчина или женщина, было затруднительно, но меня, честно говоря, сие не волновало. Я была рада удаче. Автобусы в Москве ходят отвратительно, порой их можно прождать целый час. А еще существует странная закономерность: если на улице холод, дождь, снег, ветер, то общественный транспорт парализует. Бедным москвичам с самым серьезным видом коммунальные службы заявляют:
«В город неожиданно пришла зима» – или: «Никто не думал, что в октябре зарядят дожди, мы ведем битву со стихией».
Может, не стоит ни с чем бороться, а просто надо иметь в виду, что в столице России зимой идет снег и ударяет мороз, а осенью возможен ливень, и заранее подготовиться к катаклизмам? Хотя бы почистить водостоки, вон у задних колес автобуса разливается лужа размером с Каспийское море.
Но, повторяю, сегодня мне повезло. Сейчас влезу в сухой салон, потом переберусь в теплое метро. Тот, кто постоянно ругает подземку, может топать пешком по лужам, лично мне в метро будет очень комфортно.
Фигура в плаще почему-то не торопилась в автобус.
– Вы едете? – клацая зубами от холода, спросила я.
«Плащ» посторонился, я уцепилась за поручень, поставила одну ногу на ступеньку, поднялась чуть выше, «Икарус» зашипел.
– Эй, эй, стой, я еще не села, стойте! – закричала я.
В ту же секунду я ощутила резкий рывок сзади. Моя рука отпустила гладкую ручку, другая попыталась хоть за что-нибудь зацепиться, ноги поехали, словно коньки по отполированному льду, я стала заваливаться на спину. Последним усилием я попыталась удержаться на подножке, но поняла, что падаю, надо напрячь шею и постараться податься вперед, иначе я тюкнусь затылком об асфальт.
Пятая точка соприкоснулась с тротуаром, я плюхнулась на бок и почувствовала ощутимый пинок сзади. Мои сорок пять килограммов легко переместились вперед, лицо очутилось в луже, раздался шум, в ноздри вполз запах выхлопных газов, я приподняла голову и увидела, как в паре сантиметров от моего носа проносится огромное черное страшное колесо.
Все происшествие заняло считаные секунды. Я промокла полностью. Кое-как встав на четвереньки, я отползла к стеклянному павильончику, уцепилась дрожащими руками за скамейку, попыталась встать, потерпела неудачу, повторила попытку и с третьего раза таки села на лавку.
Ноги тряслись, голова кружилась, в ладонях появилось странное ощущение, словно я их отсидела. Хотя это не очень удачный речевой оборот, разве можно отсидеть руки? Но был и положительный момент: теперь я совершенно не чувствовала холода, впрочем, жары тоже, у меня пропали все ощущения. Настало время подсчитать потери. Сумка! Слава богу, она на месте и, вот уж удача, не раскрылась.
Дрожащими пальцами я отстегнула ремешки и заглянула внутрь. Камера оказалась цела, книги, телефон и кошелек лежали на дне, вода не затекла внутрь. Вот с обувью дело обстояло хуже. Я босая, балетки остались в глубокой луже, там же сгинули и серьги, совсем не дорогие, пластмассовые, купленные во время моей полной приключений поездки в Германию[7]. При воспоминании о командировке в Бургштайн глаза налилились слезами. Тогда все у нас с Юрой было прекрасно, Шумаков внезапно приехал ко мне, жизнь казалась счастливой. Ну зачем я связалась с Литягиным? Мне не следовало вляпываться в историю с Николаем Семеновичем! Вилка, ты дура, жизнь тебя ничему не учит! Неужели не хватило истории, после которой ты развелась с Куприным?
В носу защипало, в горле заворочался горький ком. Я стукнула кулаком по скамейке. Виола, не сметь! Прекрати думать о Юре, эта тема закрыта. И никогда не ругай себя за то, что сделала. В конце концов, я человек, значит, могу совершить ошибку. И еще вопрос: а что если ситуация с Литягиным хорошо закончится? Я напишу роман, открыто назову в нем имя и фамилию Бориса Никитина, Ваня Радченко очутится на свободе. Хватит лить слезы, на остановке и без того сыро. Ну-ка скажи себе: «Никогда нельзя сдаваться, меня так просто не убить» – и отправляйся за сережками и балетками.
