– Что это? – взвизгнула мамаша.
– Клубничный пломбир, – выпалила я, – как просили.
– Съешь его немедленно! – затопала ногами женщина. – На моих глазах проглоти!
– Мороженку! – затянула подкравшаяся к прилавку Таня.
– Ну ексель-моксель! – обозлился Вован, протянул руку, без спроса выхватил из вазы на стойке одну креветку, отправил ее в рот и заработал челюстями.
Я не стала возражать против истребления морских гадов, авось в ближайшие минуты Вован помолчит.
– Селедочки! – проорала старушка.
Я машинально сыпанула на пиццу куски филе из лотка и решила внести ясность:
– Хотите еще мороженого?
– Сама жри, – схамила мамаша.
– Спасибо, я на работе не ем, – спокойно ответила я.
– Ну конечно, – ехидно протянула женщина, – поковыряй свое клубничное! Это не пломбир!
– А что? – изумилась я.
Тетка подняла вазочку и сунула мне в лицо.
– Нюхай!
Знакомый запах защекотал ноздри, я отпрянула от десерта.
– Не может быть! Это же…
– Тунец! – заорала мать. – Ты дала моему ребенку рыбу с ванильно-шоколадным мороженым.
В первую секунду я обрадовалась. Ага, теперь знаю, где лежит тунец. Затем пришло беспокойство. Минуточку, а где же клубничное мороженое? Пиццу «Наполеон» я теперь смогу сделать за считаные секунды, но как быть с десертом?
– Рыба в сладком соусе? – подпрыгнула бабка. – Хочу! Вован, будешь? Селедку в сгущенке с какао?
Сынок не ответил, он сосредоточенно работал челюстями.
Я, не задумываясь, швырнула розовый комок из вазочки на середину пиццы, которую составляли старуха с сынком и услышала нервный крик мамаши.
– Ты отравила моего ребенка!
– Мороженое, – канючила капризница, – еще хочу, с орешками!
– Пить! – ожил дедок. – В животе пустыня!
Я протянула руку, схватила темную бутылку, наполнила картонный стаканчик, сунула старику, тот залпом опорожнил его и начал судорожно икать. Лишь тогда я посмотрела на этикетку.
– Моя дочь умирает! – патетически воскликнула мать.
Но у меня возникла другая, более серьезная проблема. О здоровье ребенка не стоит беспокоиться. Тунец – рыба, которую можно есть сырой, да и девочка не тронула его, а вот дедуля получил второй стакан оливкового масла, и сей факт меня встревожил. Как поступить? Посоветовать старичку поспешить в сторону туалета? Угостить его крепким чаем?
– Папа! – закричали из центра зала. – Сколько тебя ждать можно? Хватит пить воду!
Дедуля рысцой поспешил на зов. Я выдохнула: одной проблемой меньше.
– Ребенок погибает! – визгливо напомнила мать.
– Хочу пломбир! – зарыдала Таня.
Я навалила в вазочку гору шоколадного лакомства, добавила к нему айсберг ванильного, набросала сверху орешков, полила все клубничным сиропом и подала противной Тане со словами:
– За счет заведения.
Надеюсь, девчонка слопает килограмм десерта, охрипнет и более не произнесет ни слова.
– И мне такое же, – не растерялась мамашка, – бесплатно, за страх потерять ребенка!
Я безропотно выполнила заказ. Очень хорошо. Теперь они обе временно лишатся дара речи и молча отправятся покупать диван.
– Больше в пиццу ничего не влезет, – разочарованно протянула старушка, – ставь на газ и считай!
Я запихнула противень в печь, потыкала пальцем в калькулятор и с нежной улыбкой заявила:
– Сто четыре рубля!
– Офигеть! – подпрыгнула старуха. – Откуда столько?
– Основа для пиццы и десять наполнителей по восемь рублей двенадцать копеек, – отрапортовала я.
– Восемьдесят два получается, – живо подсчитала мать Вована.
– Тесто и сыр! – напомнила я.
– Их не надо, – сказала она.
– И куда начинку положить? – удивилась я.
– На тарелку! – нашла выход старушка. – Не желаю платить за лепеху! И сыр на фиг!
– Но у нас пицца, – попыталась я воззвать к ее разуму, – сыр обязательный ее элемент.
– Стряхни, – уперлась бабуля.
Печь начала противно пищать, я вытащила противень, неожиданно ловко накромсала пиццу, положила ее на тарелочки и протянула бабке.
– Приятного аппетита.
– За сто четыре рубля мне приятно не будет, – взвилась старуха, – из-за тебя теперь на кровать не хватит, она, зараза, двести тысяч стоит!
– Ну и цена! – выпалила я.
– Стряхивай сыр, – велела пенсионерка.
– Он расплавился, – пробормотала я.
– Значит, сковыривай, – не дрогнула она, – и где наша скидка? Сейчас конец лета.
– Простите, на еду сейла не бывает, – ошарашенно ответила я.
Корявый палец бабки указал на огромный плакат в центре зала.
– Читать умеешь? Похоже, нет. Ну сама тебе продекламирую. «Суперакция. Две вещи за одну цену. Распространяется на весь ассортимент, кроме отдела сувениров». Поняла? Значит, с меня пятьдесят два рубля!
– Пицца не вещь! – отбила я мяч на поле противника.
– А что, – насупилась бабулька, – животное?
– Нет, конечно. Пицца – это пицца, – решительно ответила я.
– Ты отдел сувениров? – пошла ва-банк старушенция.
Мне пришлось признать:
– Нет.
Вредная бабка стукнула кулачком по стойке.
– Тогда дели сто четыре пополам!
Я поняла, что скандалистку надо побеждать ее же оружием.
– Реклама обещает за одну цену две вещи. Значит, вам положена еще одна пицца, а не скидка на первую «Волшебную».
– Годится, – обрадовалась бабуля, – собирай. Эй, Вован, чего молчишь?
Сынок открыл рот, вытащил из него абсолютно целую креветку и по-детски удивился:
– Мамань, чего она не жуется? Может, мне к дантисту пойти? Вдруг зубы затупились?
Я поспешила отвернуться к печке, чтобы не расхохотаться во все горло. У одних людей прорезаются зубы мудрости, у таких, как Вован, вырастают зубы тупости.
– Она резиновая! – сообщила маманя. – Где ее взял?
Я резко изменила позу.
– Где добыл эту ерунду? – вопрошала старуха.
Вован показал на вазу в центре стойки.
– Там!
– Идиот ты, сына, – ласково укорила ребенка-переростка мать, – кто же рыбизделие без холода оставит? Оно же стухнет! В другой раз не пытайся сожрать украшение витрины, этак отравиться можно. Девушка, мы берем пиццу за пятьдесят два рубля.
Я кивнула. Креветки резиновые? Ой, мама! Сколько я их насыпала девушке в «Наполеон»? Вот почему они стали почти коричневыми!
– Двух целковых у нас нет, – воскликнула старушка, – держи полтинник, и разойдемся без обид.
Я не стала спорить, голова была занята отнюдь не денежным вопросом. Что будет с вредной Катей? Девица, видно, очень проголодалась, раз проглотила, не жуя, творение моих рук, обильно сдобренное несъедобными креветками.
– Людиии, посторонитесь! – заорали слева. – Уйдите с дороги! Я очень спешуууу!
Мимо моего ларька со скоростью зайца, укушенного осой, промчался дедок, недавно выпивший два стакана оливкового масла. Старичок летел быстро, его прыти могли позавидовать бегуны из Эфиопии, вечные лидеры Олимпийских игр и мировых чемпионатов. Может, тренерам нашей сборной по футболу воспользоваться моей наработкой? Вероятно, если напоить футболистов перед игрой выжимкой из оливок, они перестанут выглядеть дохлыми мухами и смогут забить хоть один гол в ворота игроков все той же Эфиопии?
Дедок исчез за дверью с табличкой «Для дам». Я перевела дух, вот бы еще удостовериться, что Катя жива, и сегодняшний день можно считать удачным.
Справа послышалось тихое шуршание, меня охватила паника. Опять собираются пиццееды! Но у стойки я увидела одну пожилую женщину, она занесла руку над креветками.
– Не трогайте! – гаркнула я.
Старушка покраснела.
– Простите. Я думала, они выставлены на пробу.
Мне стало неудобно.
– Извините. Морские гады не настоящие, это украшение витрины.
– Искусно сделаны, – улыбнулась пожилая дама, – вот я и соблазнилась.
Я быстро оглядела посетительницу. Платье, сшитое по моде восьмидесятых годов прошлого века, потертая сумочка и стоптанные, но начищенные туфли, на голове древняя соломенная шляпка, никакого макияжа, на запястье дешевые электронные часы. Похоже, старушка пытается выжить на нищенскую пенсию, креветки для нее царское, совершенно недоступное лакомство.
Я схватила тесто.
– Какую пиццу желаете?
Старушка сглотнула слюну.
– Спасибо, не надо.
Я указала пальцем на рекламный щит.
– Лепешка со скидкой!
– Наверное, рублей пятнадцать получится, – протянула пенсионерка, – лучше сэкономить. Да и вредны в моем возрасте деликатесы!
– У нас акция, – затарахтела я, – каждому двадцатому покупателю пицца бесплатно. А я как раз до вас девятнадцатого обслужила.
– Мне так повезло? – поразилась бабуля.
Я начала накладывать на тесто помидоры, ветчину, грибы… Через десять минут страшно довольная старушка пошла с тарелкой к столику, а я стала обслуживать других покупателей.
Рабочая смена заканчивалась, я устала, как цирковая обезьянка, весь день крутившая на арене сальто. Оказывается, собирать из готовых, уже нарезанных продуктов пиццу очень трудно, покупатели считают тебя автоматом, за всю смену «спасибо» мне сказали лишь несколько человек, остальные злились на мою нерасторопность, ругались, хорошо хоть не стали драться. В районе шести я наконец получила передышку и облокотилась о прилавок. Похоже, завтра мне опять придется скакать тут между плитой и холодильником. Сегодня я не узнала, почему другие продавщицы мигом подавали заявление об уходе. Мне не встретилось ни инопланетное чудовище, ни группа зеленых человечков. Лучше бы им объявиться до девятнадцати: я бы мигом отловила монстров, велела никогда не соваться в ларек и покинула торговый центр с чистой совестью.
