Виталя смело шагнул в просторный холл и огляделся. Балка повредила дорогой дубовый паркет, в щепки разнесла небольшое креслице, раздавила стеклянный столик, и лишила жизни огромное дерево в кадке, переломив его пополам. От кадки тоже осталось мокрое место — лакированные деревянные щепки и гора земли, странно смотревшаяся в остальном сохранившемся интерьере.
— Ах! — женственно воскликнула Эльза Львовна и вдруг с интонацией прораба на стройке добавила: — Это полный…ц. Что я скажу мужу?
Она вытащила из сумочки сигарету, прикурила, сделала пару затяжек, затушила окурок о подошву туфли и щелчком отравила его в центр земляной кучи.
Гранкин обошёл дверь и увидел, что она упирается в никелированный шток, который прятался в хорошо замаскированной тонкой трубе, идущей к потолку. Этот шток сильно напоминал спусковой курок, приводящий в действие какой-то механизм. Точно такой же шток, выходя из верхнего конца трубы, шел по потолку к балке и скрывался в небольшом пазу. Паз был в балке, а балка — на своем законном месте. А из нее торчали два штыря посередине и четыре крюка — по бокам. По всей видимости, они и держали упавшую балку. Вернее, фальш-балку. Виталя, вспомнив про фотокамеру в телефоне, отщёлкал это устройство с различных ракурсов. Потом он сфотографировал упавшую балку, земляную кучу, и зачем-то, на всякий случай, саму Эльзу Львовну, стоявшую с задранной к потолку головой.
— Давайте осмотрим дом, — предложил Виталя Перовой и тут же подумал, что погорячился. Его телефон всем хорош, но в нём нет встроенного пистолета. А вдруг злоумышленник подкарауливает оставшуюся в живых хозяйку где-нибудь в спальне?
— Давайте, — вздохнула Эльза Петровна и жестом показала Витале, в каком направлении следует двигаться. Виталя, ощущая тремор в коленках, первым двинулся в глубину дома.
На кухне царил идеальный порядок. В комнате для прислуги тоже ничего не говорило о незваных гостях, бильярдную, столовую и гостиную можно было хоть сейчас снимать для журнала «Ваш интерьер», в ванной и туалете было чисто и расчудесно пахло. Гранкин почти успокоился, но тут Эльза Львовна взяла его за руку и по крутой винтовой лестнице потащила на второй этаж. При этом она ежеминутно наклонялась и рукой проверяла на прочность каждую ступеньку. Наконец, она толкнула дверь спальни.
— Ах! — снова сказала Эльза Львовна и вдруг выдала такую брань, что Виталя предпочёл закупорить пальцами уши. Когда он, наконец, раскупорился, то застал только последнюю фразу «Что я скажу мужу?»
— Да, тут кто-то здорово порезвился, — счёл нужным хоть что-то сказать Виталя.
Спальня сильно напоминала гостиную в доме Крылова. Всё, что можно, было опрокинуто, перевернуто, вывернуто, сдернуто и выпотрошено. Что-то такое Гранкин слышал про «почерк», так вот «почерк» этого разгрома был тот же, что и в коттедже. Даже ковёр точно так же висел на одном гвозде. Виталя голову мог на отсечение дать, что и тут и там орудовали те же самые люди. Или один и тот же человек.
— Эльза Львовна, — голос у Гранкина неожиданно сел и пришлось прокашляться. — Эльза Львовна, а вам не звонил сегодня Андрей Крылов? Ничем не делился? — осторожно сформулировал Виталя вопрос. Он ещё не решил, рассказывать или нет Перовой, о том, что под покровом ночи они с профессором, её свёкром, через чердак проникли в дом Крылова и застали там ту же картину.
— Чем это он должен со мной делиться? — Эльза порылась в сумочке и выудила очередную сигарету.
— Ну, хорошо, — как можно мягче сказал Виталя, будто Эльза была клиенткой, чья собачка находилась при смерти, — давайте осмотрим другие комнаты. Ведь на этом этаже есть ещё комнаты?
— А как вы думаете?! — взвилась Перова. Руки у неё тряслись, и она никак не могла прикурить. — А как вы думаете, может ли в таком огромном доме на втором этаже находиться одна только спальня?
— Вы не волнуйтесь, — посоветовал Гранкин, и пару раз щелкнул на мобильник картину разгрома. Руки у него тоже подтрясывались, и снимки получились слегка смазанные. — Вы лучше проверьте, ничего не пропало?
Эльза кинулась в руины и быстро переворошила их — косметика, бумаги, журналы, одежда из шкафа, масса одежды, бельё, одеяло, подушки, какие-то шкатулки. Она скакала по ним, всё встряхивала, проверяла, рассматривала целостность швов на тряпках и даже открывала зачем-то баночки с кремом, проверяя их содержимое.
— Ну не до такой степени, — попробовал образумить её Виталя. Эльза посмотрела на него странно, будто вспомнив что-то важное, и нажала какую-то кнопку, расположенную под подоконником. Кусочек стены дрогнул и открылся, оказавшись маленькой дверцей. В небольшой образовавшейся нише лежали пачки денег и бумаги.
— Нет, всё на месте, — облегчённо вздохнула она и закрыла сейф.
Они снова двинулись в путешествие по большому дому. Комнаты для гостей — три или четыре, Виталя сбился со счёта, — все в полном порядке. Огромное помещение бара с фонтанчиком в центре тоже не тронуто. Ещё одна гостиная, тоже без видимого присутствия непрошенных разрушителей. Кабинет хозяина оказался закрыт на замок. Эльза сказала, что он всегда закрыт и вряд ли кто-то туда мог пробраться. Она провела Гранкина в свой кабинет, и вот там-то они обнаружили знакомую до боли картину.
Эльза закрыла лицо руками и длинно-длинно что-то сказала, приглушая слова ладонями. Не дожидаясь распоряжения Гранкина, она опять полезла в руины, всё перетрясла и растерянно развела руками:
— И тут ничего не пропало.
— Вы долго отсутствовали? — спросил Виталя, потому что должен быть хоть что-то спросить.
— Долго? Что значит долго? — Эльза была на грани истерики. — С десяти утра до обеда, это, по-вашему, долго?
Виталя решил, что сообщать ей сейчас о разгроме в доме сестры пока не стоит. С женщинами, у которых истерика, он не умеет справляться. Тем более с богатыми женщинами.
— Может, стоит позвонить охраннику и поинтересоваться, кто сегодня проезжал в посёлок? — предложил Гранкин.
— Охраннику! Охраннику! Да кто посмеет сунуться в дом к самому Перову? Охранник, конечно, скажет, что к Перовым никто не приезжал!
— Да, но я-то беспрепятственно к вам попал! Приехал на такси, отпустил машину у поста, и пешком дошёл до вашего дома. Парень в будке на меня даже не посмотрел.
— Да потому что я позвонила на пост и сказала, что жду вас! — заорала Эльза. — И при этом подробно вас описала — маленький, плюгавенький, плохо одетый, извините.
— Всё! — гаркнул вдруг Гранкин, насколько мог гаркнуть. — Всё, прекращаем базар! Вы, Эльза Львовна, последуете примеру Андрея Крылова, и на время переберётесь в гостиницу. И чтобы никто не знал, в какую! Сообщите название только мне. Будете сидеть там тихо, как мышка, пока… пока я не сообщу вам имя преступника.
— И как долго сидеть? — стала вдруг покладистой Эльза.
— Не дольше… — Виталя подсчитал в уме оставшиеся у него в запасе дни. Ровно через неделю истекает срок, отведённый ему похитителями. — Не дольше недели.
— Ой! И вы справитесь?
— Мне деваться некуда, — серьёзно сказал Виталя. Он вдруг впервые за всё это время ощутил острую потребность рассказать кому-нибудь о своём несчастье. Он так захотел этого, что почувствовал, что готов это сделать прямо сейчас, здесь, прямо вот этой взбалмошной, расфуфыренной, глуповатой дамочке. Чтобы не поддаться соблазну, Гранкин принялся насвистывать какой-то мотивчик.
— Мне говорили, что вы профессионал! — Эльза схватила Виталю за руку и стала её трясти. — Я знаю, вы ездите на такси и так занюхано выглядите, потому что шифруетесь! Я всё сделаю, как вы скажете. Перееду в гостиницу, буду сидеть тихо и никому не скажу, где я. Только вам. Нет, ещё мужу, можно? Он будет звонить.
— Нет, — отрезал Виталя. — И мужу нельзя. Пусть поволнуется в своём Париже. Людям, для которых существуют только финансовые интересы, это очень полезно.
* * *
Виталя выбрался из посёлка только к вечеру. Он наотрез отказался, чтобы Эльза подвезла его в город. Она укатила в гостиницу «Северную», а он долго топал пешком по пустынной трассе, напевая под нос любимую Галкину песню.
— Важней всего погода в доме,
А остальное ерунда.
Песня была душевная, трогала самые сокровенные чувства, бередила открытую рану, и слёзы то и дело подкатывали к глазам.
— Есть я и ты, а всё, что кроме
Легко уладить с помощью зонта.
По трассе, ведущей в посёлок «крутых», не ходили ни автобусы, ни троллейбусы, Гранкин всё топал и топал, пел и пел. Когда песня заканчивалась, он начинал её снова. Наконец, ему попалась какая-то остановка, и он запрыгнул в первый же подошедший автобус.
У дома его поджидал сюрприз.
— Вить! — раздался знакомый голос, когда Виталя уже заходил в подъезд.
