– Ой! – Он попытался встать и тут же схватился за спину, которой больно ударился о пол при приземлении. – Уйя-а!
– Что это было? – озабоченно спросил Логинов.
– Дверь захлопнулась, – ответила я. Кирпичи, державшие тяжелую дверь, таинственно исчезли. – Паш, ты цел?
– Нет, – ворчливо отозвался тот и, покряхтывая, присоединился к нам.
Троица искателей приключений продолжала подниматься. Ступени скрипели, решетка на башне скрипела, душа, ушедшая куда-то в пятки, – тоже. Все скрипело.
На втором этаже на первый взгляд ничего не изменилось. Мы прошли в дальнюю комнату, достав из кармана платочки, и застыли на месте, но не оттого, что что-то страшное и ужасное предстало нашему взору, а просто не ведали, что делать дальше. Потом на глаза мне попалось одно интересное изменение, произошедшее в комнате. Я дернула Женю за рукав футболки, плотно облегающей его мускулистое тело.
– Смотри, свечи сдвинуты. Помнишь, четыре дня назад они образовывали ровный, правильный круг. Может, это мы их ненароком подвинули?
– Нет, – покачал он головой. – Я точно помню, что ни одну из них мы не сдвинули с места, когда уходили. Лично я их вообще аккуратно переступал.
– И я.
Мы посмотрели на Пашу в ожидании честного ответа либо не менее честного признания.
– Я был не в себе! Я ничего не помню!
– Понятно, – отмахнулся Жека. – Ладно, осторожно переступаем, ничего не задеваем, вот так… – комментировал он свои собственные действия. – Теперь вы. – Мы след в след по очереди прошли его путь. – Так, вспоминаем, что мы тут успели потрогать.
Я вспомнила про трюмо, Паша – про гардероб и злополучный пистолет, сам Логинов – про резные столбы и основу балдахина над кроватью, на котором держались гардины. Мы начали убирать следы нашего вторжения, как тут Самойлов с трагическим надрывом в голосе и диким испугом в глазах сообщил:
– Оружие пропало!
Разумеется, Павлу никто не поверил на слово, но уже через пару минут мы с Женькой с недоумением констатировали:
– И вправду пропало… – После чего Женька, почесав макушку, предположил: – Может, детишки сюда забрели и утащили как игрушку?
Неожиданно в мою голову закрались определенные подозрения, побудившие меня сделать то, что я сделала, а именно: подойти к гардеробу, наклониться и распахнуть обе дверцы. Засим я отошла, отряхивая ладони одна о другую, весьма довольная своей прозорливостью.
В нижнем отсеке резного гардероба было пусто. Труп Григорьевой Ирины загадочно исчез…
– А был ли мальчик, – молвил Жека после всеобщих «ух ты», «ах», «вот блин» и «оба на».
Внезапно Паша заявил:
– Я знаю, кто перепрятал труп и пистолет.
Мы с Логиновым вторично попались на удочку и заинтересованно полюбопытствовали, кто же это сделал, ожидая, естественно, длинных цепочек логических рассуждений и соответствующих каждому звену цепочки осмысленных выводов, но Паша, как и в прошлый раз, обманул все наши надежды, молча ткнув в меня пальцем.
– Я?! Это я скоммуниздила труп?!
Паша кивнул.
Я открыла рот. Опять? Да сколько можно? Это не у меня паранойя, а у Паши!
– Это уже входит в традицию, – хихикнул Женька.
– Ты что, чокнулся? – обратилась я к Самойлову, привыкшему постоянно обвинять меня во всех смертных грехах.
Павел опустил глаза и, пожав плечами, промолвил:
– Откуда ты узнала, что покойница исчезла из шкафа?
– Угадала!
Тут в диалог встрял Женька.
– Слышь, Пахан, оставь ее в покое. Она здесь ни при чем. Что за дурацкая манера подозревать своих друзей?
– Да, ты прав, – обвинитель стал походить на побитую собаку. – Кать, прости. Не знаю, что на меня нашло. Я больше не буду! Честно-пречестно!
Я, конечно же, простила, о чем не замедлила ему сообщить.
– Вот теперь тебя люблю я, – сказал другу Жека, после чего указал на шкаф. – Смотрите, а гроб этот слегка отодвинут.
Услышав слово «гроб», Паша с ужасом расширил глаза, а я подошла поближе к старому гардеробу и осмотрела образованную им и стеной нишу. Пол покрывал прочный слой пыли. В затянутом паутиной углу лежал какой-то древний фонарик.
– Так и было. И уже давно. Видишь, сколько пыли? – ткнула я пальцем в пол. – Думаю, тогда мы просто не заметили это из-за стула. – Старинный деревянный стул с бархатной обивкой прикрывал вход в пространство между шкафом и стеной. – О боже! – осенило меня. – Это то самое место! Из письма.
– Точно! – испуганно взвизгнул Паша.
Так как Женька не понял, о чем мы говорим, пришлось кратко пересказать суть предсмертного послания.
– Ясно. – Логинов внимательно осмотрел данную часть комнаты и постановил: – Чтобы поместиться здесь втроем, необходимо его еще немного отодвинуть.
– А зачем… нам… помещаться? – заикаясь на каждом слове, спросил Паша.
– А затем, чтобы успокоить ваше воображение. Сегодня четверг, скоро полночь, а вы зациклились на письме семидесятилетней давности. Вот поэтому мы тут засядем и будем ждать полуночи и следующих за ней событий.
– Ка… ких со… бытий?
– В том-то и дело, что никаких! Помоги подвинуть гроб.
Следующие пять минут парни работали грузчиками, пока логиновский глазомер не подсказал, что пора удовлетвориться результатом.
Мы устроились в образованной нише почти с комфортом. Шучу, конечно, какой уж там комфорт… За окном тем временем начался противный накрапывающий дождик.
– Апчхи! – возвестил нам Паша, сидящий в углу. – А-а-апчхи! Е-мое! У меня аллергия на пыль! – Он попытался высморкаться в мою майку, но получил от ворот поворот. – Сколько нам осталось?
Я щелкнула своим фонариком.
– Восемь минут. – С наручных часов я перевела луч света на спинку гардероба. Коричневое дерево выглядело очень обветшалым и выцветшим, точно некогда яркая ткань, подвергавшаяся неоднократной стирке и ставшая от этого почти прозрачной. В некоторых местах гардероб радовал глаз непонятными пятнами. Неужели это тоже кровь? Мамочки, что же тут происходило? – Паш, а почему так безнадежно? Ты считаешь, что эти минуты – последние в наших жизнях? – Я и сама в этом уже не сомневалась, в основном благодаря пятнам здесь и на простыне на полу.
– В этой жизни – да, но есть же много наших будущих воплощений!
– Ты умеешь успокаивать.
Мы немного помолчали.
– Ну и как вам здесь? – с обыденной интонацией спросил голос из угла.
Решив, что Пашиного соседства я не вынесу, я попросила Женьку поменяться местами, в итоге он оказался в середине, а я – с самого краю, возле стула.
– А что мы легавым скажем? – обратился к нам Паша с новым вопросом и поспешно добавил: – Если останемся живы, конечно.
В этом он был оборотной стороной своего друга: в нечисть верил до фанатизма. Я никогда не впадаю в крайность, потому не сказать чтобы я очень во все это верила, но и не сказать чтобы не верила, в особенности после прочтения письма.
Я начала его учить:
– Ирину мы никогда не видели, в тот день, когда приехали, она уже пропала, а приехали мы, кстати говоря, на отдых. Полюбоваться диковинным замком и местными красотами. Все. Запоминай.
– Хорошо… Что, прям слово в слово?
– Да. В противном случае я тебе зубы выбью! Вот только ляпни что-нибудь про чудовищ!
– Ишь ты, какая боевая! – наигранно восхитился Женька. – Я прям боюсь!
С минуту мы посидели молча. Но Самойлов, оказывается, и не думал униматься:
– А если охранники поймут, что это мы их усыпили, и операм доложат? Как мы объясним, почему это сделали? Я вот не смогу врать, глядя им в глаза!
– А ты отвернись, – предложил ему Женька. – Сделай вид, что плачешь по убитой горничной.
– Очень смешно!
– Паш, – повернулась я к нему, – мы скажем, что охрана пытается любыми способами оправдать свою безалаберность в установке сигнализации, но мы к этому не имеем ни малейшего отношения.
– Ну ты, Катька, монстр! – обидел меня Павел. – Свалить вину на невиновных!
– Ты еще настоящих монстров не видел, – парировала я. Как накаркала. – Есть еще вопросы? – с вызовом гаркнула я, потому что Пашина болтливость очень сильно раздражала.
– Есть. Один, последний. Катя, сколько нам осталось?
Я даже фонарик включить не успела – в эту же секунду на первом этаже в холле забили двенадцать старинные часы.
Входная дверь на первом этаже, тяжело скрипнув, отворилась, и мы затаили дыхание в предвкушении открытия почти вековой тайны замка Варламовых. Мгновение спустя внизу послышались голоса, а вскоре до нас донесся топот ног и скрип ступеней: Они поднимались. Крупные капли дождя барабанили в стекло, мы держались за руки и больше всего на свете хотели телепортироваться в другое измерение, потому что все происходило в точности по письму Ивана, но беспокоило другое: Иван в ту же ночь умер…
Женька больно стиснул наши ладони и прошипел:
– Если кто-нибудь из нас хоть пикнет, всех порежут на кусочки, ясно?
Мы с бешеной быстротой закивали.