«Поселок тихий, спокойный, — скажу я ему. — Ни тебе заливистого собачьего лая, ни рева двигателей, ни говорливых бабушек и кумушек на лавочках. Ни собственно лавочек. Местные жители добродушны и общительны, они запросто ходят друг к другу на утренний кофе в халатах и обмениваются подарками».
— Это сухое-то перекати-поле — подарок? — усомнился мой внутренний голос.
— Подарок, и ценный: редкое растение, между прочим, — отбрила я и продолжила сочинять отчет.
«Ближайшие соседи — люди состоятельные и респектабельные. Держат целый штат специально обученной прислуги, очень интересуются живописью».
Тут я села: вспомнила, что специально обученные люди разлучали меня с моей сумкой, проверила ее содержимое и выяснила, что эти гады не только живописью интересуются.
В торбочке моей покопались так активно и бесцеремонно, что степлер, лежавший в придонном слое, оказался наверху, а полезные мелочи из бокового кармашка, наоборот, утонули. Никакой пропажи я, правда, не обнаружила. Возможно, визиток поубавилось, но против этакого заимствования я и не возражала: надо же будет обещанному оценщику как-то меня найти.
— Оценщик! — спохватился мой внутренний голос. — Вдруг он придет уже сегодня? А картины, как дрова, под кроватью лежат! Не лучший способ показать товар лицом!
— Точно, с такой презентацией на хорошую цену рассчитывать не стоит, — я тоже заволновалась. — Но что же делать?
Возвращать полотна в маленькую комнатку и снова развешивать их по местам и не хотелось, и не моглось. Я ведь уже отрапортовала Вадику, что картины тю-тю.
Значит, демонстрацию коллекции оценщику нужно произвести в другом месте.
У Ивасика с его котиком двушка, может, перетащить картины из спальни в гостиную и расставить вдоль стен?
— У меня есть идея получше, — забраковал мой план Ивась, которому я позвонила, чтобы посоветоваться и заручиться поддержкой. — Мы же хотим создать впечатление, будто продаем настоящий антиквариат, так?
— Так, — согласилась я заинтересованно. — Хотя мазню полувековой выдержки, наверное, нельзя назвать антиквариатом.
— Хорошо, не антиквариат, так винтаж, — легко согласился стилист.
Я послушно кивнула. Винтаж — он тоже определенно дороже, чем дрова!
— Значит, нужен соответствующий антураж, — припечатал матерый стилист. — У нас в гостиной хай-тек, картины маслом будут невыигрышно диссонировать с интерьером. Нужны полумрак, таинственная тишина, атмосфера забытой старины и прочая пыль веков…
— В музей не пойду, — отказалась я сразу. — Вернее, сама по себе или в твоей компании еще пойду, а вот с картинами на хребте — ни за что. Кто ходит в музей со своими картинами? Это же нонсенс, как в Тулу со своим самоваром! Я уж не говорю о том, что понадобятся бригада грузчиков и фургон, а до ближайшего к нам музея километров двадцать, и, кстати сказать, это музей кавказского быта, где пейзажи а-ля Шишкин будут крайне неорганично смотреться!
— Вечно ты недослушаешь, — упрекнул меня приятель. — Какой музей? Мое предложение — чердак!
— Наш чердак? — Я хмыкнула и задумалась. — И в самом деле… Там пыльно, полно паутины и древнего хлама — коллекция картин будет выглядеть, как ценный старинный клад!
— И тащить недалеко, — подсказал дополнительный аргумент Ивасик. — С нашего-то пятого этажа…
На мое счастье, смена Ивасика вот-вот заканчивалась, и он готов был принять посильное участие в предстоящих работах. На непосильное по умолчанию предполагалось бросить нашу гвардию — котика Ромашку. Он ведь уже наловчился тягать бутыли с водой, пусть теперь культурно растет, повышает квалификацию и осваивает транспортировку предметов искусства.
Мы договорились, что встретимся у меня через час, и я пошла ловить такси.
Что Вадик выполнил свое обещание и прислал мне уборщицу, я поняла еще на лестничной площадке.
— Вот это, я понимаю, образцовая жрица клининга! — восхитился мой внутренний голос, оценив беспрецедентное состояние входной двери.
Богатая коллекция отпечатков обуви, годами копившаяся в ее нижней части, пропала буквально бесследно. Потрепанный дерматин обивки, до сих пор являвший цвет и фактуру подгнившей прошлогодней свеклы, свежо румянился и блестел, как щеки благородной дамы после серии косметических процедур.
Я тщательно вытерла ноги о невесть откуда взявшуюся влажную тряпочку, открыла дверь и переступила порог, морально готовясь к новым чудесам чистоты.
Неведомая жрица клининга, да хранят ее соответствующие боги, основательно постаралась. Полы на участках, доступных для обозрения из прихожей, сияли чистой и, кажется, даже полировкой. В воздухе витали слабые ароматы лимонного освежителя и… пирожков с вишней?
Я пытливо принюхалась.
Очень необычный освежитель воздуха…
Я сбросила обувь, прошла в кухню и замерла в недоверчивом изумлении при виде облагороженного белоснежной скатертью стола, в центре которого стояло блюдо со свежей выпечкой. Не с пирожками — со слойками, я чуточку ошиблась.
Слойки были еще теплые.
Я не поняла, Вадик мне еще и кухарку прислал?!
Высоко подняв брови, я пошла в комнату, по пути отмахнувшись от нарисованной неуемным воображением картины встречи долгожданной хозяйки-барыни верной прислугой. А то перед внутренним взором уже встали в два ряда, как живые, воображаемые горничные в кружевных наколках, кучера и конюхи с наскоро подстриженными бородами, повара и посудомойки в парадных фартуках…
— К нам приехала, к нам приехала! Наталиванна дорогая! — в тему запел внутренний голос.
— А ну тихо! — шикнула на него я.
В большой комнате, изначально отведенной мне для проживания, было чисто и пусто. В смысле, никаких тебе неожиданных горничных и поварих.
Маленькую комнату, прибрав, почему-то не заперли. Дверь была приоткрыта, и в широкую щель я ясно видела сияющий пол и… что?
Ножку раскладушки?!
Беззвучно (пока) закипая, я подкралась к двери и аккуратно вдвинула голову в проем.
Посреди пустой и чисто прибранной, отчего она казалась просторной, комнаты стояла раскладная кровать, ранее в перечне мебели и инвентаря не фигурировавшая.
На раскладушке имелась крахмальная простыня, на простыне имелся мужик.
На мужике имелись трусы, но я все равно была шокирована.
Мордой лица мужик уткнулся в подушку, которую еще и страстно обнял мускулистыми руками. Сладкое посапывание доказывало, что оккупант освоился и чувствует себя совсем как дома.
Отчаянно захотелось сбегать в кухню за скалкой и дать этому гаду по башке в лучших традициях боевого стиля «Дубина народной войны» от сенсея Толстого Льва Николаевича. Жаль, совесть не позволяла бить лежачего.
— Давай сначала поднимем его, а потом вдарим! — кровожадно предложил внутренний голос.
— Давай, — согласилась я.
После чего примерилась и с чувством пнула опору раскладушки со стороны изголовья.
Ножка с хрустом подогнулась, кровать моментально превратилась в горку, и спящий красавец стукнулся головой о паркет. Несильно: подушка смягчила удар, но пробуждение вышло тревожным.
— А?! — беспокойно трепыхаясь в тщетной попытке выйти из пике, молвил проснувшийся красавец.
— А и Бе сидели на трубе! — уведомила я его прокурорским голосом.
По тону было ясно, что сидели те А и Бе долго, лет двадцать они сидели, и в крайне некомфортных условиях.
— Что?
Не сумев восстановить горизонталь, красавец сполз на пол, сел, потряс головушкой и взглядом нашел точку вещания в моем лице.
— А упало, Бе пропало! — грозно притопывая, дочитала я сымпровизированную полицейскую сводку. — Кто остался на трубе?
— На какой трубе?
— На нефтегазовой! — рявкнула я. — Ты кто такой, неприличная буква алфавита?!
— Я Саша, — ответил мужик и поерзал волосатыми ножками в жалком подобии книгсена.
— Какой Саша?!
— Шла Саша по шоссе и сосала сушку! — зачем-то сообщил мне внутренний голос, наскоро ревизовав весьма короткий список знакомых мне Саш.
— Шел бы Саша по шоссе! — сказала я вслух и кивнула на открытую дверь.
— Ой, вы, наверное, Наталья? — догадался любитель сушек.
— Ой, да! А ты-то, ой, кто и, главное, ой, что тут делаешь?!
— А Вадик вам разве не звонил?
Я нахмурилась.
Вот оно что — Вадик, значит… Наш ушлый маклер решил, что для меня одной целых двух комнат будет слишком много, и без предупреждения подсунул мне сожителя?
Не сводя инквизиторского взгляда с Саши-без-сушек, я вытянула из кармана мобильник и позвонила маклеру-без-стыда-и-совести.
— Что за дрянь у меня тут валяется? — спросила я без церемоний и предисловий.
— Какая дрянь, почему валяется, уборщица должна была все вычистить! — заволновался Вадик.
— На раскладушке кто валяется, спрашиваю?!
