– Ладно! – Ирка стиснула зубы. – Надеюсь, следующими будут коровы. Далеко, далеко на лугу пасутся ко…
Моржик посмотрел на жену и благоразумно промолчал. Ирка победно улыбнулась и набрала в грудь воздуха, чтобы самолично дать правильный ответ на осточертевший ей вопрос, но ее перебил коварный Колян.
– Кондолиза Райс! – торжествующе объявил он.
– Кто-о?!
– Такая американская политикесса! Кондолиза Райс. Или Райт? Не помню.
– А не помнишь, так нечего и говорить! – рявкнула Ирка. – Все, хватит отсебятины! Запеваю в последний раз, и чтобы теперь назвали коров, а то вам не поздоровится!
Трио благополучно завершило песню, и Ирка вздохнула с облегчением.
– Жалко, что так быстро закончили, – посетовал Колян. – У меня были еще варианты: косули, койоты и команчи!
– И верблюды, – подсказал Моржик.
– Какие верблюды?
– Корявые! Как на карусели в парке!
– Почему, ну, почему я не монахиня-отшельница? – заведя глаза к потолку, скорбно вопросила Ирка. – Право, иногда мне так хочется быть одинокой сироткой!
Эти слова вернули меня к воспоминаниям о потерявших старушку мать Спиногрызовых. Сироткам повезло, баба Капа под конец жизни успела их кое-чем обеспечить – вот, новую квартиру получили в свое распоряжение!
Однако чуть позже выяснилось, что я поторопила события.
У Масяньца вот-вот должен был прорезаться очередной – девятый по счету – зуб. Ночью малыш плохо спал, под утро раскричался, и я переложила его в нашу кровать, к себе под бочок. Это позволило мне поспать лишних десять минут, а предприимчивому ребенку – беспрепятственно совершить разбойный набег на кухню. Он стянул со стола полную сахарницу и вытряхнул на пол ее содержимое.
Когда я, с трудом продирая глаза и зевая с риском вывихнуть челюсть, в поисках малыша заглянула в кухню, счастливый ребенок сидел на полу, безостановочно загребая горстями сладкий песок и подбрасывая его над головой. Пол в радиусе метра от песочного фонтана был густо посыпан сахаром, и сам Масянец в коричневом трикотажном комбинезоне походил на гигантский румяный пончик.
– Сладкий мой! – с большим, чем когда-либо, основанием сказала я. – Вставай, пошли купаться!
Вымачивать в теплой воде засахаренного ребенка пришлось долго, а полы на кухне я вымыла трижды, но тапки все равно то и дело прилипали к линолеуму, отклеиваясь от него неохотно, с противным чавканьем. Стараясь не обращать внимания на этот нервирующий звук, я жарила котлеты и прислушивалась к играм своих Колянов.
– Гуси, гуси! – с чувством декламировал Колян большой.
– Га-га-га, – после паузы отвечал ему маленький.
– Есть хотите?
– Кайка!
– Да-да-да, – переводил Колян. – Хлеба с маслом?
Ребенок презрительно молчал.
– Нет, нет, нет! – отвечал за него папа. – А чего же вам?
– Кокле! – кричал малыш.
Я нажарила требуемых «кокле», то есть котлет, покормила семейство сытным завтраком, после чего прогнала папу с сыном с кухни и принялась мыть посуду. В комнате бодро бормотал телевизор, диктор новостей рассказывала об успехах американской космической программы. Колян с Масяней играли в соответствующую игру.
– На орбиту запускается марсианская мышь! – вещал Колян. – Вы спросите, почему она марсианская? А потому, что на Земле отродясь не водились мыши с красным пузом и желтой попой!
Я усмехнулась. Колян совершенно прав! Судя по тому, каких плюшевых монстров продают под видом мишек и заек китайские производители игрушек, население этой страны имеет весьма слабое представление о зоологии. Может, они там уже съели все натуральное зверье и теперь при создании игрушечных животных руководствуются смутными воспоминаниями немногочисленных долгожителей? А у тех склероз пополам с маразмом, и они уже не помнят, какого цвета должна быть обычная полевая мышка – желтого или красного? Или в Китае до такой степени плохо с экологией, что зверье сплошь дико мутировало? Так или иначе, в Масиной коллекции мягких зверей есть красный носорог, зеленый слон, желтозадая краснопузая мышь, оранжевый голубоглазый поросенок и небесного цвета загадочный зверь, по поводу которого мы с Коляном никак не придем к общему мнению: он считает, что это горилла, а я склонна подозревать в лазоревой твари бегемота.
Тут мои размышления были прерваны звонком в дверь.
– Стой, кто идет! Идти запрещено! – закричал Колян, торопясь в прихожую.
Следом за ним на заплетающихся ножках поспешал малыш. Щелкнул замок, дверь открылась.
– Гостей принимаете? – раздался от порога голос Сереги Лазарчука.
– Всегда пожалуйста! – объявил Колян, который в студенческие годы жил с Серегой в одном общежитии.
На ходу вытирая руки кухонным полотенцем, я вышла в прихожую.
– Привет! – сказал мне Серый. – Я не слишком ранний гость для воскресного дня?
– На котлеты ты уже опоздал, – поспешил сообщить ему Колян.
– Котлеты еще остались, – утешила я Лазарчука.
– Отлично! – обрадовался Серый. – Масянька! Смотри, кто пришел?
– Дядя, – подсказала я малышу.
– Дядя бади! – обрадовался ребенок.
– Что он говорит? – не понял гость.
Колян смущенно кашлянул.
– Он говорит: «Дядя бандит»! – засмеялась я.
– Не понял?
– Бабушка подарила Масе кубики с изображением мультяшных героев, – объяснил Колян. – Среди прочих там есть и тот криминальный тип из мультфильма про Карлсона, который ворует белье по чердакам. Няня научила малыша называть его «дядя бандит», и теперь Масяня в обязательном порядке титулует бандитом абсолютно каждого встречного дядю. Не обижайся, ничего личного!
– Не буду обижаться, – согласился Серый. – Масянька, смотри! Але-гоп!
Гость расстегнул спортивную сумку и, как фокусник из шляпы, за уши выдернул из нее мягкую игрушку размером с крупную кошку окраски «мексиканский тушкан».
– Это кто у нас тут такой зеленый? – прищурился Колян.
– Ка! – авторитетно сообщил малыш.
– Нет, Колюша, это не «ква», это кролик! – поправила я, соотнеся длинные уши и пару выступающих квадратных зубов с детскими воспоминаниями о сереньком зайчике. – Зеленый кролик, бред желтой расы…
Ничего не говоря, Масяня протопал в свой угол и за лапу приволок оттуда большую мягкую жабу из зеленого искусственного меха.
– Ка! – настойчиво повторил ребенок, протягивая квакшу растерявшемуся Серому.
Мы с Коляном переглянулись. Жаба и заяц были абсолютно одинакового изумрудного цвета и выглядели, как близнецы. Только у жабы уши были покороче, а у зайца морда поуже.
– Не умеете вы объяснять! – выйдя из ступора, сказал Серый, опускаясь на корточки перед малышом. – Смотри, Коленька, вот это лягушка. Она делает «ква». А это кролик. Он делает…
Серый запнулся и вопросительно посмотрел на Коляна:
– Слушай, а что делает кролик?
– О том, что делает кролик, Масяне еще рано знать, – укоризненно сказал Колян.
Серый покраснел.
– Да какая разница! – дипломатично воскликнула я, видя смущение приятеля. – Жаба, кролик – не все ли равно? Пусть это будет игрушка-загадка! Требующая такого же напряжения мысли, как оперативная милицейская работа подарившего нам это чудовище Серого!
– Кстати, о милицейской работе, – оживился Серый, с хрустом разгибая колени и поднимаясь. – Я ведь затем и пришел!
– Зачем? – насторожился Колян, лучше чем кто-либо другой знающий о моей способности влипать в опасные криминальные истории.
Я наступила открывшему рот для ответа Серому на ногу и находчиво соврала:
– Затем, чтобы поздравить нас с тобой с днем кубанской милиции! Двадцатого сентября будет такой странный праздник!
– Точно, – кивнул Серый.
– А какое отношение мы имеем к милиции? – недоумевал Колян.
На этот раз находчивость проявил капитан Лазарчук.
– Абсолютно никакого! – легко согласился он. – А с этим в нашей стране можно поздравить далеко не каждого!
– Пойду готовить обед! – видя, что ситуация временно стабилизировалась, сообщила я.
Пока я разогревала остывшие котлеты и кромсала овощи для салата, мальчики в комнате играли в увлекательные ролевые игры. В роли затейника выступал сыщик.
– Опергруппа, на выезд! – кричал он в трубку игрушечного надувного телефона.
По этой команде Колян с пугающим рычанием резко выводил из угла за кроваткой игрушечный грузовик с сидящим в кузове Масянькой. Попа малыша плотно помещалась в пластмассовом лотке, а ножки волочились по полу. Скрипя колесами и рыча воображаемым двигателем, самосвал выкатывался на середину комнаты, где капитан Лазарчук, бросив телефон и взяв в каждую руку по плюшевому китайскому зверю, изображал безобразную драку разбушевавшихся монстриков. Красный носорог яростно лупил сиреневую гориллу игрушечным молотком с пищалкой, примат падал замертво, после чего капитан старательно обводил контуры бездыханного обезьяньего тела цветным мелком, а подоспевший Колян накрывал жертву носовым платком. Потом азартно сопящие мужики, приговаривая «Врешь, не уйдешь!» и споря о преимуществах морского узла перед гладким двойным, в четыре руки вязали преступного носорога шнурками от кроссовок и торжественно погружали арестанта в кузов оперативного самосвала. А в это время Масяня, проворно подобравший красный мелок, рисовал на белых обоях абстрактные картины, вероятно, передающие его впечатления от увиденного.
