– Я тоже совершенно свободна, – подтвердила я.
– Странно, что Вера впустила вас. Что она сказала, увидев на пороге женщину, на которую возвела напраслину? – поинтересовался Степан, когда Густав величаво удалился.
– Просто мне повезло, Яковлева открыла дверь, не посмотрев на домофон, у нее не совсем нормальная соседка снизу, постоянно приходит и устраивает скандалы. Вера подумала, что та опять к ней ломится, решила разобраться, – пояснила я и пересказала Дмитриеву свой разговор с Яковлевой и Королевой.
Степан умел слушать, он ни разу не перебил меня, заговорил лишь после того, как я замолчала.
– Интересная история. Однако возникает несколько вопросов. Галина Сергеевна страстно хотела, чтобы внучка стала одной из победительниц конкурса? И ей было все равно, какое место займет Алиса?
– Перед последним днем конкурса Галина Сергеевна приехала ко мне домой, – вздохнула я, – нашла в Интернете адрес и, похоже, подумала: раз уж мы с ней в торговом центре в кафе столкнулись, надо ковать железо, пока горячо. Сначала Петрова умоляла меня посодействовать Алисе в получении Гран-при, но потом снизила планку, сказала, если не выйдет главную награду забрать, то пусть хоть второе-третье место девочке присудят. Стало понятно, что ей нужна для внучки медаль, абы какая: «золото», «серебро», «бронза»… Свое желание Галина весьма разумно объяснила: Лиса плохо учится, талантами не блещет. В институт или техникум ей никогда не попасть, к творческим профессиям вроде стилиста, дизайнера у девочки предрасположенности нет. Зато она высокая, вполне подходит на роль манекенщицы, вот Галина Сергеевна и решила подталкивать Алису в этом направлении, сказала: «Побегает по подиуму и выгодно замуж выйдет». А девочка один раз при мне обмолвилась, что, если не займет призовое место, ее не пригласят на бал и Галина Сергеевна накажет внучку. Я поняла, что участие в конкурсе затеяно ради какой-то тусовки. Анюте старуха насвистела про то, что не пустит внучку на школьную вечеринку. Но, похоже, речь шла о другом мероприятии. Мне в голову пришел бал дебютанток, может, Горюнова хотела отправить на него Алису?
– Маловероятно, – не согласился Степан, – упомянутое мероприятие одно из главных у светских людей Москвы, туда приглашают исключительно девочек из богатых и знаменитых семей. Для таких, как Алиса, вход на этот бал закрыт. Речь шла о другом празднике, но он, похоже, имеет очень важное значение для Горюновых, раз они так стремились сделать Лису одной из победительниц конкурса. Бабушка водила ее в клинику Лауры Кузнецовой? У Петровой был ценный антиквариат? Верится в это с трудом. И вы ранее говорили, что Лиса сказала: «Иначе будет, как с Егором Барским». Кто это такой?
– Вроде одноклассник Горюновой, – ответила я.
Степан взял телефон.
– Привет, это опять я. Да уж, давно не беседовали и вообще редко разговариваем, сегодня только девятый раз. Расскажи-ка мне о финансовом положении семьи Галины Сергеевны Петровой, Екатерины и Алексея Горюновых. Нет, не все. Еще нарой, что удастся, о каких-то древнекитайских медалях из перламутра. Вроде их император вручал особо отличившимся подданным. Отлично. Жду.
Дмитриев положил трубку на стол.
– Сейчас узнаем, сколько у них денег. И выясним, существуют ли раритетные китайские медали. Я пару раз сталкивался с Лаурой и уверен, что она не тот человек, который станет работать бесплатно. У Кузнецовой строгое правило: сначала деньги – потом стулья. Эх! Склероз подкрадывается.
Дмитриев опять схватил трубку.
– Забыл сказать. Проверь, посещала ли центр Лауры Кузнецовой Алиса Горюнова. И затем выясни, кто такой Егор Барский. Вроде он учится в одном классе с девочкой. Пока да. Работай.
Степан посмотрел на меня:
– Второй вопрос, возникший после вашего рассказа. Но прежде, чем задать его, поинтересуюсь. Помните, кто из присутствовавших, Татьяна или Вера, подначили Галину Сергеевну осушить фляжку? Кто из них затеял разговор об «Анталазине» и довел Петрову до того, что она схватилась за емкость?
Я напрягла память:
– Обе хороши, и та и другая вели себя безобразно, устроили скандал на пустом месте.
– Виола, всегда есть кто-то, бросивший камень первым, – заметил Степан, – тот, кто кинул спичку в лужу с бензином. Можете вспомнить, кем была произнесена фраза, вроде: «Докажите, что в напитке нет «Анталазина», выпейте все содержимое фляги».
Я призадумалась.
– Татьяной! Мать Марины подбила Галину Сергеевну выпить отвар. Петрова сначала объяснила:
«Я сварила его специально для внучки, ей надо пить чай из клюквы, облепихи, лимона. Он стимулирует обмен веществ».
Но Таня не успокаивалась, раздувала свару, а потом ехидно сказала, что в содержимом фляжки лошадиная доза запрещенного лекарства, поэтому Петрова не пьет отвар.
И тут же влезла со своими замечаниями Вера. Яковлева и Григорьева друг друга терпеть не могли, да и понятно почему, у них дочки – соперницы, но во время того разговора они выступили единым фронтом, заклевали Петрову, и та выпила отвар. Но заводилой и первой скрипкой являлась Татьяна, Вера исполняла роль подпевалы.
Степан начал вертеть вилку.
– Интересно, зачем Таня так себя вела?
– Она хотела потрепать нервы Галине Сергеевне, а главное, Алисе, – объяснила я. – Григорьева надеялась, что девочка разнервничается из-за обвинений в приеме «Анталазина» и не сможет хорошо выступить…
– Вы не поняли, – остановил меня Дмитриев, – Таня налила во флягу лошадиную дозу слабительного, оно предназначалось Алисе, для Сони Григорьева приготовила минеральную воду.
– Верно, – согласилась я, – Татьяна призналась в этом, она хотела, чтобы у Алисы и Сони во время выступления схватило живот. Девочки бы помчались в туалет, а по правилам конкурса участница, которая убежала со сцены, независимо от того, что побудило ее это сделать, мгновенно снимается с соревнований. У Марины были только две серьезные соперницы, остальные сильно отставали по очкам, вот заботливая мамаша и решила вымостить для своей малышки дорогу в счастливое будущее, вернее, залить ее слабительным. Марина несколько лет участвует в конкурсах, но, как Соня, постоянно оказывается без короны, занимает вторые места. Поэтому Таня и решила действовать активно.
– Кто из участниц на момент, когда Галина отравилась, подобрался ближе всех к заветной короне? – заинтересовался Дмитриев.
– Они шли, как говорят жокеи, ноздря в ноздрю, разрыв в баллах был минимальный, – пояснила я, – все должно было решиться на последнем выходе, в нем участвовало шесть девушек.
– А теперь объясните, зачем подливать отраву в отвар? – спросил Степан. – Ни малейшей логики в действии Татьяны нет. Григорьева хочет сделать дочь королевой красоты, она успешно добавила во флягу слабительное, ей не о чем тревожиться, девочки убегут в туалет, цель будет достигнута. К чему яд? С какой стати лишать жизни Алису? Ну представьте, что произойдет, когда девочка выпьет токсичное содержимое фляги? Внучка Галины упадет замертво, перепуганная бабушка вызовет «Скорую». Врачи, увидев, что девочка скончалась, тут же кликнут полицию. Конкурс прервут, затеется расследование, победа Марины отложится на неопределенное время. Разве это в интересах Григорьевой? И ее доченька может оказаться глубоко шокированной уходом из жизни сверстницы, заработает нервный срыв и, повторяю, не сможет (если конкурс, несмотря на смерть Алисы, продолжится) успешно пройти испытание. Татьяна уже вбухала в отвар слабительное! Она что, сначала решила приковать девочек к унитазу, а потом изменила решение в отношении Алисы и задумала ее отравить? Именно Горюнову Григорьева считала основной соперницей? Ее одну? Согласитесь, это глупо.
Раздался скрип, около нашего стола появился Густав.
– Вкусный хлебушек, – объявил он, устанавливая соусник в центр стола, – к нему шпроты. Это комплимент от шефа перед салатом «Оливье».
– Отлично, – потер руки Степан, – несите.
– Все уже перед вами, – расплылся в улыбке официант, – вот две ложки, пробуйте, наслаждайтесь. Фредерико, наш шеф, сегодня в ударе.
– Где хлеб? – не поняла я. – Шпроты… Здесь один соусник.
– Поскольку вы находитесь впервые в нашем ресторане, дам необходимые пояснения, – заявил Густав. – К нам приходят те, кто ждет интересных гастрономических открытий, праздника вкуса, отточенной элегантной сервировки, необычной подачи блюд. Минуточку!
Жестом фокусника Густав достал из-за спины тарелку, прикрытую крышкой, и поставил ее на стол.
– Прошу. У каждой нашей перемены блюд имеется название. Это «Дружба», потому что ничто так не скрепляет отношения, как совместная еда.
Густав поднял руку над головой и сделал кистью движение дирижера, который велит оркестру начать играть.
С потолка полилась песня: «Славное море – священный Байкал, славный корабль – омулевая бочка, эй, баргузин, пошевеливай вал, молодцу плыть недалечко»[3]. Официант торжественно поднял над тарелкой серебряную высокую крышку. Мы со Степаном уставились на еду. На большом круглом блюде лежали две корочки черного хлеба, сверху на каждой виднелось нечто крошечное, светло-коричневое, размером со спичечную головку. В руке Густава непостижимым образом оказался длинный пинцет, с помощью подобного владельцы черепах кормят своих любимиц. Официант ловко подцепил один «бутерброд», переместил его на мою тарелку, затем положил второй Степану, капнул из соусника что-то белое и, сказав:
