Кстати, отчество у Костика – Сергеевич, как у самой Ленки. Не знаю, почему она решила дать своему ребенку отчество дедушки, но, очевидно, на то была причина. Возможно, отношения с женатым любовником стали напряженными, и Ленка решила окончательно вычеркнуть его из своей жизни.
Теперь я разделяла точку зрения Алки: Алябьева от отчаяния сказала Никите, что он отец, в надежде, что бывший любовник примет участие в судьбе мальчика. Впрочем, Нащекину я пока не стану рассказывать о своем открытии. Пусть не расслабляется. И я уже даже знаю, какое задание надо ему поручить.
Когда я вернулась в квартиру Нащекиных, вся семья была в сборе. На кухне няня кормила маленькую Наденьку ужином, а в гостиной родители смотрели по телевизору какой-то боевик.
– Что нового? – кинулся ко мне Никита.
– Новостей масса, – отозвалась я, в изнеможении падая в кресло, – и все они сводятся к тому, что Ленку подставили.
Алка демонстративно отвернулась к экрану, хотя я видела, что она сделала звук потише и превратилась в одно большое ухо.
Я рассказала про глухого соседа Тутова, который никак не мог слышать криков ребенка, про разбитое окно в Ленкиной квартире и про разбросанные детские вещи.
– Но самое главное, что я выяснила, – квартира принадлежит Костику! Это тот лакомый кусок, за которым охотится преступник. Единственный способ заграбастать недвижимость – установить опеку над мальчиком. Никита, завтра ты должен поехать к директору детского дома и выяснить, кто будущие приемные родители Костика. Я почти на сто процентов уверена, что среди них и будет убийца. Узнай конкретные данные: фамилия, имя, отчество, место работы и место жительства.
– Как я узнаю? – запротестовал Нащекин. – Это секретная информация.
– Не моего ума дело, – отрезала я, – узнай любым способом. Плачь, умоляй, угрожай, дай взятку, обещай жениться – делай что хочешь, но добудь сведения, понял? От этого зависит судьба твоего сына. А может, даже жизнь.
– Ладно, – отозвался Нащекин.
– Скорей всего, тебе назовут имя Бориса Теодоровича.
– Кто это?
– Да так, один квартирный аферист.
Поздним вечером я сидела на кухне, обложившись личными делами «лишенцев», и приводила мысли в порядок.
У Яичкиных я побывала и выяснила, что двух дочек государство отобрало у них абсолютно справедливо. Вот только, к сожалению, произошло это не сразу, в течение года соседка сигнализировала в опеку, что родители пьют, а девочки голодают, но ее заявления оставались без внимания. Только когда малышка попала в полицию и под инспекторшей Махнач закачалось кресло, чиновница приняла меры.
Анна Корягина тяжело заболела, у нее практически отказали ноги, она потеряла работу. Вместо того чтобы платить ей какое-то пособие или оказать иную материальную помощь, опека забрала дочь Свету. При этом заведующая детским садом Бизенкова предоставила насквозь лживую характеристику. Анна абсолютно не употребляла спиртное, а Бизенкова выставила ее алкоголичкой. У меня есть подозрение, что здесь замешан отец девочки, бизнесмен, который очень не любит платить алименты. Возможно, инспекторша Махнач и заведующая Бизенкова действовали по его указке, но эту догадку еще необходимо проверить.
Я пока не навестила Динару Бадмаеву, у которой опека забрала дочь Полину. Пожалуй, завтра этим и займусь. А еще надо добраться до детского сада номер шестьдесят семь, куда ходил Костик, чтобы пообщаться с заведующей. Надежды мало, но, возможно, продажная чиновница проговорится, кто заказал ей очернить Елену Алябьеву. И в городскую больницу надо зайти, побеседовать с главным психиатром Борисом Теодоровичем…
– Люсь, ты тут? – Мои размышления прервала Алка, заглянувшая на кухню. – Чайку со мной попьешь?
– Давай, – согласилась я.
Алка заварила чай и достала откуда-то плюшки, которые якобы не ест. Расположившись на соседнем стуле, она пила чай, кусала плюшку и нервно барабанила пальцами по столу. Вдруг она сунула руку мне под нос.
– Как тебе мой новый лак для ногтей? – спросила она, шевеля пальцами, словно осьминог щупальцами. – Цвет называется «пьяная вишня».
– Опьяняет, – ответила я, мельком взглянув на лак.
Алка опять погрузилась в напряженное молчание, но вскоре не выдержала:
– Ты, кажется, говорила, что в Москве у тебя много работы?
– Ну что ты, – отозвалась я, захлопывая личное дело Динары Бадмаевой, – моя работа сейчас – доказать, что Ленка не виновна, и вернуть Костика. А газета подождет!
– Если тебе все-таки надо уехать домой, скажи, не стесняйся.
– К чему ты клонишь?
Алка выставила вперед десертную ложечку, словно копье.
– Вижу, намеков ты не понимаешь. Ладно, скажу прямо: погостила – пора и честь знать!
Я изумленно уставилась на нее:
– Алка, ты меня выгоняешь?!
Она так резко поднялась, что стул с грохотом отъехал назад.
– Нет, не выгоняю, просто надеюсь, что ты сама поймешь: твое присутствие нас стесняет! У нас семья, ребенок, свой ритм жизни. В конце концов, в квартире мало места, она не предусмотрена для длительных визитов. С Марией Николаевной ты поговорила, статью написала, больше тебя в городе ничего не держит. Со сценарием юбилея я справлюсь сама.
– Но как же мое расследование?! Я должна вытащить Ленку из тюрьмы!
Алка отмахнулась, словно от мухи:
– Ничего у тебя не получится. Неужели не понимаешь, что Алябьева уже приговорена? Ты попусту тратишь свое время. И, кстати, наше. Никита из-за твоих дурацких идей стал нервным, дела в ресторане идут из рук вон плохо, прибыль падает. Извини, но тебе лучше уехать.
Я ошеломленно молчала.
– Если поедешь в Москву на электричке, то поторопись – последняя уходит через сорок пять минут. Можно еще такси до Москвы заказать, но оно дорого стоит, да и на дорогах гололед. Только без обид, ладно? Ничего личного, – добавила она сахарным голоском.
– Конечно, Аллочка, какие тут могут быть обиды! – в тон ей ответила я. – Только уж и ты, душа моя, не обижайся, если я расскажу Никите правду про тебя.
Она театрально вытаращила глаза:
– Какую еще правду?
– Не волнуйся, не всю. Всего лишь открою ему парочку твоих грязных секретов. Может быть, не таких больших, чтобы годились для уголовного дела, но вполне достаточных для развода.
– Не мели ерунду, у меня от мужа секретов нет, – сердито ответила Алка, однако в глазах ее промелькнула тревога.
– Позволь освежить твою память. Шесть лет назад, в том самом ноябре, который для вас с супругом так памятен, ты ходила к колдунье, чтобы навести порчу на Ленку Алябьеву и приворожить к себе Никиту. Не отпирайся, у меня есть свидетель – Светка Теплякова.
Алка заметно расслабилась.
– Это и есть твой компромат? Ну, допустим, ходила, и что? Да Никита не верит в магию! Он уверен, что все экстрасенсы – мошенники, только деньги стригут, следовательно, никакого влияния на человека они оказать не могут, а уж на него – тем более.
– Ну, он может не верить в экстрасенсов, но когда узнает про приворот, наверняка у него закрадется сомнение: «По собственной ли воле я живу с моей законной женой или это результат магии?» Захочет проверить. А уж что ему там в голову взбредет, одному богу известно.
Алка пренебрежительно махнула рукой:
– Не смеши меня.
– Кстати, насчет смеха. Я обязательно расскажу Никите про лифчик, и мы от души посмеемся.
– Господи, какой еще лифчик?
– Французский. Помнишь, в выпускном классе у тебя украли новый лифчик, привязали к воздушным шарикам и забросили на дерево? Ты на Ленку тогда свалила. Так вот, оказывается, не она это была. Светка Теплякова видела, как ты сама запускала шарики. Не жалко было обновку-то? Или как там поется в песне – «для любви не названа цена»?
Алка ничего не ответила, только ухмыльнулась.
– И теннисную форму Никиты не Алябьева испортила. Это сделал Валерка Татарцев, он сам мне признался. Об этом я тоже обязательно расскажу Никите.
Алкина ухмылка стала шире.
– И еще я знаю, что это ты сдала Ленку полиции. Мне следователь Унганцев сказал. – Я блефовала, я не знала этого наверняка, но судя по Алкиному лицу, моя догадка была верной. – Теперь смотри, что получается, – подытожила я. – Алябьева – ангел чистой красоты и невинная жертва, а ты – подлая клеветница и коварная доносчица. Добавь к этому чувство вины, которое терзает Никиту, потому что его сын находится в детском доме, и ты поймешь, почему твой брак не сегодня-завтра лопнет по швам.
– Фигня какая-то. Из-за школьных шалостей не разводятся.
– Возможно. Но обижаются, уходят из дома и спят с первой попавшейся симпатичной официанткой, которая срочно беременеет, чтобы захомутать босса. В вашем ресторане есть симпатичная официантка?
Судя по Алкиному злому взгляду, была, и не одна.
– Если хочешь, чтобы у твоего мужа появился второй внебрачный ребенок и все проблемы, с ним связанные, я легко это организую. Никита еще не спит? Могу я с ним поговорить?
