– Не вспомнил? – заплетающимся языком спросил Андрейкин.
– От сухого вина разве вспомнишь? – поморщился Левин и крикнул: – Официант, виски! Вера Петровна, Вера Петровна… Слышь, маг, может, достанем твой шар из шкафа? Я заплачу.
– Погоди, без него попробуем разобраться.
Официантка принесла водку. Пили молча, не чокаясь и не закусывая.
– Ну как, вспомнил? – Маг с трудом сконцентрировал взгляд на Левине.
– М-м-м?!
– Ясно. То ли правда шар расспросить? Кстати, я не все тебе рассказал! Ираида Аркадьевна как узнала из газет, что в ее квартире нашли зарезанную звезду, так чуть богу душу не отдала. Чтобы милиция до нее не сразу докопалась, Ираида Аркадьева быстренько слегла в Склиф с давлением, сердцебиением и еще чем-то сугубо женским. А у меня в Склифе все медсестры того… прикормлены, обласканы и оттраханы. Без очереди меня в реанимацию пропускают у пациентов интервью брать. Я батюшкой переоделся, и Ираида Аркадьевна мне все как на духу выложила. Так вот, скажу я тебе, как чародей чародею, Вера Петровна Аршинникова причастна к убийству Покровской. И мадам Егодина была у нее на побегушках. А следовательно, ваша квартира и все, что творится вокруг нее, каким-то хитрым образом связаны с убийством шоу-звезды.
– О-ох!
– Ты вспомни, какие чудные вещи творились у вас с Диной Алексеевной: храп, когда никто не храпит, пропажа вещей, пожар, потоп. И все эти чудеса как пить дать связаны с верхней квартирой. Скажи, кто тот бритый парень, который вам открывал дверь? Куда он потом делся? А ведь вас специально выманили наверх, заткнув все отверстия в ванной, чтобы вы первыми обнаружили труп. Вас специально кто-то запер потом в квартире, чтобы вы не смогли выйти!
– Найду эту Веру Петровну – убью, – заявил Левин.
– И понимаешь, дружище, получаются две взаимоисключающие вещи – кто-то хочет свести вас с Диной, а кто-то посадить в тюрьму.
Андрейкин размашисто нарисовал маркером на столе решетку.
– М-может, шар потрем? – жалобно всхлипнул Левин. – Пусть врет, а вдруг правду скажет?..
– Клиент скорее мертв, – диагностировал маг. Поплевав на стол, он рукавом джемпера тщательно стер свои рисунки. – Поручик, сочту за честь довезти вас до дома! – Андрейкин встал и подал Левину руку.
Тот с третьей попытки поднялся вместе с невероятным образом приклеившимся к его заду стулом.
– Это лишнее. – Маг отодрал пластиковую конструкцию от брюк Левина и поставил на место.
Придерживая друг друга, они вышли на улицу. Ветер освежил разгоряченные алкоголем лица.
– Я вспомнил! – вдруг заорал Левин. – Я вспомнил! Верой Петровной звали акушерку в роддоме, которая принимала меня у мамы! Фамилию я, правда, не уточнял.
– Не подходит, – покачал головой Андрейкин. – Акушерка никак не подходит. Сам подумай, где ты и где какой-то роддом…
– Г-где?!
– Молчать, поручик! Садись, я тебя довезу до твоей криминальной хаты.
– Ты же пьяный! – отшатнулся Лев от вишневой «девятки».
– Я?! Где?!
– В… в…
– Поручик, молчать! Выполнять приказания! – Маг затолкал Льва в машину и сел за руль. – Езжу я лучше, чем хожу, – вздохнул он. – У меня все светофоры прикормлены, обласканы и оттраханы…
Дуська очнулась от мысли, что никак нельзя умереть.
Ну никак нельзя, потому что программа не выполнена, а предназначение не отработано.
Затылок болел, сердце колотилось как бешеное. Евдокия открыла глаза, но темнота не сменилась светом – в комнате не горел ни один светильник.
Дуська ощупала шишку на голове и включила настольную лампу.
Ее швырнули на кровать, не раздевая и не попытавшись приложить к больной голове компресс. Ее швырнули на роскошное ложе как беспородную собачонку: выживет – хорошо, не выживет – и бог с ней…
Дуська судорожно нащупала на груди талисман-монетку.
На месте!
И расписка в лифчике тоже на месте! Кажется, никто не потрудился ее обыскать.
– Алекс! – закричала она.
Мерзкое эхо понеслось по просторам дома, но ответа не принесло.
– Алекс! – Евдокия встала и с трудом, придерживаясь за стены, спустилась на первый этаж.
На диване Алекса не было. Яркий экран телевизора демонстрировал заставку электронной игры.
Дуська заревела от страха.
Ее бросили, а Алекса убили из-за недостающих двухсот долларов – такой напрашивался вывод.
– А-а-а-а! – завизжала она и бросилась вниз, в подвал, чтобы хоть одна живая душа была рядом – пусть сумасшедшая, пусть невменяемая, но живая.
Дверь в подвал оказалась закрыта. Дуська начала колотить в нее руками и ногами, но с той стороны не раздавалось ни звука.
При мысли, что ее бросили в этом доме одну, Евдокия громко завыла.
– Чего вы орете? – раздраженно спросил глухой женский голос.
Евдокия вздрогнула, обернулась и увидела коренастую жительницу Папуа Новая Гвинея. Оказывается, она умела говорить на чистейшем русском, оказывается, она была способна на эмоции.
– Где Алекс?! – набросилась на нее Евдокия.
– Не знаю такого, – надменно ответила туземка.
– Где Томас?! – заорала Дуська, сжав кулаки.
– Спит ваш Томас в спальне хозяйки, – усмехнулась служанка и, развернувшись, показала свою широкую, надменную спину.
– Какой хозяйки? – Дуська побежала за ней. – Чьей хозяйки?!
– Третий этаж, – сухо бросила через плечо служанка и исчезла за какой-то дверью.
Евдокия помчалась на третий этаж.
В той самой спальне, из которой был вход в роскошную гардеробную, Алекс кувыркался в кровати с грудастой девицей. Он не перестал кувыркаться, даже когда Евдокия открыла дверь и замерла на пороге.
Девица показушно стонала, Алекс показушно держал темп.
Но Дуську поразило не это. Над кроватью висела огромная картина в позолоченной раме, выполненная в манере сюрреализма. Линии были размыты, нечетки, краски взахлест перебивали друг друга, смешиваясь в вакханалию цвета, а сюжет терялся в этих художественных изысках. Дуська сто раз видела эту картину, но только сейчас вдруг поняла – на холсте изображена обнаженная женщина с длинными белыми волосами, стоящая на раскрытой ракушке, и эта женщина как две капли воды похожа на Инну Покровскую.
Наверное, нужно было встряхнуть мозги, чтобы в сумбуре красок и линий увидеть это.
«В спальне хозяйки…» – вспомнила она слова смуглой служанки.
Здесь была какая-то дикая, страшная тайна – в этом богатом доме, в этом портрете, в пленнике, запертом под землей, в Алексе, с которого бандиты взяли огромные деньги.
В этом была такая страшная тайна и такая угроза для Дуськиной драгоценной жизни, программа которой не выполнена, а предназначение не отработано, что она сорвалась с места и побежала куда глаза глядят.
Лестница, коридоры и снова лестница…
Она слышала, что Алекс бежит за ней: «Стой, рыжая!» – орал он. Она слышала визг и хохот продажной девки, но механизм самосохранения и самоспасения запустился в Дуське с такой разрушительной силой, что она уже не могла воспользоваться здравым смыслом.
На первом этаже, возле кухни, была кладовочка. За тяжелой дубовой дверью хранились мука, консервы, масло и крупы. А изнутри – Дуська видела это, знала! – изнутри на двери неизвестно зачем была приделана тяжелая мощная щеколда.
Евдокия залетела в кладовку и заперлась на щеколду.
– Открой! – заколотил Алекс в дверь.
Где-то далеко хохотала грудастая шлюха.
– Открой, рыжая! Ты что, на меня обиделась? Да я пачками этих девок имею, мне тебя одной не хватает! Открой! Дура!
– Я боюсь тебя, – прошептала Дуська, садясь на корточки и обхватив себя руками за плечи. – Я боюсь тебя! – заорала она и, схватив с полки консервную банку, швырнула ее в дверь.
– Открой, или я вышибу дверь.
– Это невозможно. Она слишком тяжелая.
– Ева! Или как там тебя… у тебя что, крышу после удара сорвало?! Ты же не сможешь просидеть там до конца света!
– Смогу!
– Идиотка. Что я должен сделать, чтобы ты вышла оттуда?
– Рассказать правду.
– Какую?
– Чей это дом? Кто живет в клетке, в подвале?! Почему на портрете в спальне нарисована Инна Покровская? Почему ты отдал все мои деньги бандитам?
За дверью воцарилось молчание. Оно длилось минуту, две, три…
Дуська решила, что Алекс ушел, и вдруг по-настоящему испугалась: все-таки лучше бы он стоял под дверью и уговаривал ее выйти.
– Эй! – позвала она тихо. – Эй, ты ушел?!
– Нет. Думаю.
– О чем?
– О том, что жалко тебя убивать, рыжая. Привык я к тебе. Ты такая… забавная зверушка. Строишь из себя дубовый наивняк, а сама хитрющая, как лиса. Жалко, что ты суешь свой конопатый нос куда не следует. На кой хрен ты полезла в подвал?! Зачем к портрету приглядывалась?! А если и поняла чего лишнего, то почему не промолчала, дура?! И что мне теперь с тобой делать? А я ведь и правда жениться хотел на тебе. Так, для прикола. Не в загсе, конечно, батюшку хотел пригласить. А ты… Ты такие нехорошие вопросы начала задавать!
