— Жаловалась, когда расстраивалась, — не пряча удивления, ответил Павел.
Он ожидал от меня не таких вопросов, и я решила не обманывать его ожидания.
— Ну? Что будем делать? — поигрывая вилкой, осведомилась я.
Он насупился и спросил:
— В смысле?
— Я свидетель.
— Знаю.
— Будешь отпираться?
— Буду.
— У меня есть доказательства, — решила блефовать я, раздражаясь его апатией.
Павел оживился.
— Какие доказательства?
— Ну-у, так я тебе и выложила. Будешь неправильно себя вести, узнаешь.
— А правильно, это как? — поинтересовался он, глядя на меня умными глазами.
Я поняла, что с этим человеком можно договориться и сразу начала с предложения:
— Ты мне адрес дома, а я забываю где мы встретились. Идет?
— Идет. А какого дома?
— Ну того, где ты меня в шкаф затолкал.
Павел мгновенно сменил умный взгляд на придурковатый и сказал:
— Я не сумасшедший. Говори сразу, чего тебе надо и не води му-му. “Адрес дома”, — передразнил он. — За кого ты меня держишь?
— Прошу не тыкать, — возмутилась я. — Ты мне в сыновья годишься.
— А врешь-то зачем? Адрес дома знаешь и сама, раз была там. Говори, чего надо?
— Больше мне от тебя не надо ничего, — с жаром зашептала я. — Скажешь адрес, намертво забуду о твоем существовании. Клянусь, чем хочешь.
Павел пришел в замешательство. Мне даже стало жалко беднягу, такой бестолковый был у него вид.
— Нет, я не понял, адрес-то тебе надо какой? — спросил он после некоторых раздумий.
Я начала выходить из себя.
— Неужели неясно, адрес дома в котором ты воровал, а я сидела в шкафу. Может по слогам сказать?
— Нет, не надо. Ну я не понял, меня-то напрягаешь зачем? Адрес что ли забыла?
— Именно! — обрадовалась я. — Поразительная смышленость. Мне по зарез нужен это дом, а адрес я действительно забыла. Если поможешь, не буду обращаться к ментам. Клянусь.
Павел призадумался, ворочая в тарелке вилкой.
— А дом-то тебе зачем? — выдал он очередной вопрос.
Я разозлилась, потому что было не понятно кто здесь кого допрашивает: он меня или я его.
— Забыла там дорогую для себя вещицу, — нехотя ответила я. — Хочу получить обратно.
— Какую вещицу?
Возмутительная бестактность.
— Ну-у, мой дорогой, ты слишком много хочешь знать, — перестала я скрывать раздражение.
— Нет, я не в том смысле. Просто могу предложить свои услуги, за скромную плату.
— А ты нахал.
Павел осклабился, словно не на поминках матери разговор происходил.
— А раньше не видела? — развязно спросил он.
— Раньше ты не просил у меня денег, — с презрением ответила я. — Мне твои услуги не нужны. Делай что просят и отваливай.
— Да не знаю я адреса, — рассердился он.
— Как не знаешь? Ты же был там.
— Был по наводке. Отвезли, дом показали, рассказали где что лежит, а адреса не дали. Если хочешь, могу туда доставить, за отдельную плату.
Такая наглость кого хотите обезоружит, но только не меня.
— В таком случае придется обратиться в милицию, — усиливая впечатление от фразы живописным взглядом, ответила я. — Там и дом покажут и платы не попросят, только предварительно пройдутся по твоим бокам. Им ты все, как миленький, выложишь.
Павел мгновенно преобразился, добродушно развел руками, глядя на меня уже как на родную.
— Ну-у, ты, блин, совсем шуток не понимаешь. Как маленькая. Ментами начинаешь шугать. Да кто их боится? Сказал же покажу, значит покажу. Хочешь, прямо сейчас покажу?
— Прямо сейчас неудобно. Мы на поминках твоей матери, если ты не забыл.
— Да не забыл я, но мамашу все равно не вернешь, а мы с тобой будем в расчете. Ты вообще как, слово держишь?
— Не паясничай, и зря меня не боишься. Я не такая безобидная, как кажусь.
— Да и не кажешься вовсе. Так когда?
— Давай завтра в двенадцать часов. Откуда тебя забрать?
— Памятник Пушкину знаешь?
— На Буденовском? — не без гордости спросила я, поскольку это был один из немногих проспектов, где не сразу (мне так казалось) можно заблудиться.
— Почему на Буденовском, на Буденовском памятник Буденому. На Ворошиловском.
Ворошиловский проспект мне знаком был еще лучше Буденовского, и после некоторого мысленного напряжения я припомнила и памятник Пушкину. Рядом с ним был неплохой обувной магазин.
— Значит в двенадцать часов у памятника Пушкину, — строго сказала я. — Надеюсь, нет смысла напоминать тебе о сложности твоего положения.
— Да знаю, что ты Катькина подруга и никуда от тебя не деться. Да что мне, дом показать трудно. Ведь другого же ты не требуешь ничего. Буду как обещал, время устраивает, — заверил меня Павел.
Присмотревшись к нему, было понятно: малый страсть как хочет от меня избавиться. Учитывая это, я успокоилась.
Поскольку больше меня на поминках нечего не интересовало, я сочла за благо удалиться. Возникла необходимость навестить Власову.
Отсутствие тетрадки меня уже не беспокоило. Я повторила поиски, вновь перерыла в “Хонде” все, что только было возможно и теперь пребывала в уверенности: Иванова права. Власова ведет какую-то сложную игру, иначе куда могла деться ее тетрадка? Ивановой эта тетрадка не нужна. Да она и не подозревала о ее существовании, а спокойненько сидела на переднем сиденье. Моргун и “девочки” сидели сзади, но трудно предположить, что их могла заинтересовать чужая тетрадка, да еще в такое время. Тем более, что им ее и взять-то было некуда. Даже Моргун был без своего доисторического портфеля.
Значит тетрадку взяла Власова, когда доставала сумки. Нет, доставала сумки я. Значит она взяла тетрадку, когда их ставила. Я пошла открывать багажник, тогда она и взяла. Взяла и сунула в одну из сумок. Остается только вопрос: зачем?
Глава 19
Власова снова была у кого-то в гостях, но охотно согласилась встретиться. Более того, в ее голосе слышалась неподдельная радость.
— Ты на “Хонде”? — спросила она.
— Пока да.
— К Сюрдику можешь приехать?
— Туда, где мы вещи оставляли? — уточнила я.
— Да, приезжай скорей, жду.
Я поехала, благо дорогу неплохо изучила.
Власова стояла под фонарем у двери коттеджа и зябко куталась в отпадный шерстяной свитер крупной вязки. Было темно, и я не увидела, как ведет себя занавеска на втором этаже, но на всякий случай сказала Власовой:
— Твой отвратительный Сюрдик все время подглядывает.
— Любуется, — рассмеялась она. — Вчера признался, что еще в клубе обратил на тебя внимание. Красивая, сказал, у тебя подруга. Понятно? Понравилась ты, вот и подглядывает.
— Это меня не удивляет, — ответила я, внутренне отмечая, что если уж быть объективной, то Сюрдик вполне симпатичный малый, особенно если учесть Черноморское побережье и магазины.
— Куда поедем? — поинтересовалась Власова. — Я без машины. Водила шпионит на мужа, поэтому стараюсь реже пользоваться его услугами, а сама водить “Бентли” не люблю.
— Что-то зачастила ты к своему Сюрдику. И вчера у него была, когда я звонила?
— Да, и осталась ночевать. Должен же кто-то утешить одинокую женскую душу. Но вообще, рискую, конечно. Ночевать нужно в своей постели. Так чем займемся? Для поисков твоего дома поздновато, стемнело уже. Может махнем в клуб?
“Надо же, о тетрадке ни слова, а вчера эта тетрадка была гвоздем программы,” — внутренне отметила я и сказала:
— Можно и в клуб.
Власова оживилась.
— Сто лет там не была — защебетала она. — Ах, как хорошо мы сейчас проведем вре-мя. Только заедем ко мне, переоденусь, да заодно посмотрю все ли там в порядке. Поднимешься?
— Нет подожду в машине.
Этот вечер предстояло просто “убить”, не сидеть же на даче, слушая стенания Катерины. Иванова, после похорон, тоже выбыла из приятных собеседников, хоть мне и не терпелось задать ей кое-какие вопросы. Впрочем, завтра на них она ответит значительно обстоятельней.
К моему удивлению Власова принарядилась в рекордно короткий срок. Видимо, когда речь заходит о клубе, эта женщина спринтер.
— Весна! — воскликнула она, падая на переднее сиденье. — Погодка налаживается, а жизнь разлаживается. Хотя…
— Что “хотя”? — заинтересовалась я.
— Теперь, после смерти этой девицы, все может быть. Вернется Мазик, посмотрит на мои герани и…
— И влюбится опять? Сомневаюсь. Не забывай, это у тебя радость, а у твоего Мазика горе.
— У него были все основания самому грохнуть свою Верку, — неожиданно брякнула Власова и победоносно посмотрела на меня.
Я сбросила скорость.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ты прочла тетрадку? — вопросом на вопрос ответила она.
— Тетрадку я не прочла, потому что ты забрала ее, а Верочка умерла естественной смертью.
Власова опешила.
— Когда я забрала тетрадку?
— Вчера, когда отправила меня открывать багажник, — сказала я, с максимальной твердостью в голосе.
