— Что же мне делать? — прошептал Аветисов и повесил повинную голову.
— Вот что, любезный, — Ленин голос был тверд, как алмаз, и сух, как пустыня Сахара, — не вздумай в полиции про это протрепаться и защиты попросить.
— Ну уж! — отмахнулся Аветисов.
— С тебя, идиота, станется! Если уж не хватило ума свою жадность вовремя обуздать и ты надумал Богомолова шантажировать, от тебя чего угодно ждать можно! Только учти: как только ты в полиции фамилию Богомолова назовешь — все, можешь сразу саван похоронный заказывать. Можешь там что угодно плести, доказательств у тебя все равно никаких нету, а если бы и были, ни один опер с таким делом связываться не будет. Тут и ума большого не надо, чтобы сообразить, в какое дерьмо ты их пихаешь. А до Богомолова обязательно сразу же дойдет, что ты в полиции запел, и он церемониться с тобой не будет. Это сейчас он пока выжидает, не хочет, чтобы они там эти два убийства связали — жены и мужа бывшего.
Аветисов всхлипнул и осел в кресле.
— А следователь на допрос вызывает…
— А ты твердо стой на своем: ничего не знаю, ничего не видел, с Валерией редко встречался, о ее делах понятия не имею, они и отстанут. Деньги-то ее и квартира кому достанутся?
— Да уж не мне, — угрюмо ответил Аветисов.
— Вот и хорошо. Получается, у тебя и мотива нет. Так что сиди тихо, под ногами не мешайся. Девушка тебя в обиду не даст, — Маркиз кивнул на дверь, откуда снова раздались какие-то подозрительные звуки. — Очень она тебе предана, повезло, считай, редко кому такое сокровище достается!
Маркиз скорчил зверскую рожу и одним прыжком подскочил к двери. Однако в коридоре никого не оказалось — у секретарши Аветисова была отличная реакция.
Леня покрутил головой и беспрепятственно вышел из квартиры.
Капитан Сойка с верным Шуриком сидели в крошечном полутемном подвальчике кафе и ждали, когда принесут поесть. Сойка находился в крайней степени уныния и не скрывал этого от окружающих.
— Совершеннейшая хренотень получается! — жаловался он Шурику вполголоса. — С этим убийством в театре!
— Ты которое имеешь в виду? — спросил Шурик, нетерпеливо поглядывая на дверь кухни, откуда должна была появиться официантка Люся.
— Вот именно, еще и с первым убийством не разобрались, так уже там еще эту травести угрохали!
— Вот какие слова он знает, — сообщил Шурик подошедшей наконец с тарелками Люсе, — таким театралом стал — ужас просто!
— Да отстаньте вы! — вяло отругнулся Сойка.
Люся, дебелая рыжеволосая девица с белой кожей и веснушками по всему телу молча расставляла тарелки с жареным мясом.
— Пиво будете? — спросила она, не поднимая глаз.
— Какое пиво? — вскинулся капитан. — Мы же на работе!
Люся удивленно посмотрела на Шурика — с каких это пор они на работе пиво не употребляют? Шурик подмигнул ей и взял в руку нож.
— Ты, Люсенька, на него не обижайся, — заговорил он, тщательно нарезая мясо на мелкие кусочки, — Сойка у нас влюбился в примадонну. Или как там они в театре называются? В общем, которая там главные роли играет. И еще по нашему делу проходит, как главная подозреваемая…
— Что ты болтаешь, что болтаешь-то? — взъярился Сойка, но тут же остыл и махнул рукой.
— Я ведь серьезно говорю, — начал он, как только Люся отошла подальше, — возьмем для начала первое убийство. Если бы, допустим, убили эту тетку не в театре, то что бы мы с тобой подумали?
— Заказное… — неуверенно протянул Шурик, — богатая тетка кому-то дорогу перешла…
— Вот именно: богатая тетка. А какая она богатая? С чего вообще взяли, что она такая уж богатая?
— Ну как… в театре же все в один голос говорили, что выглядела она состоятельной, денег им подбрасывала иногда, опять же, нигде не работала… жила же она на что-то? И безбедно, судя по всему, жила.
— Ага, и что выясняется после ее смерти? Денег никаких в наличии не имеется. В банке у нее ничего не лежало, и в квартире ничего не спрятано. Ну, сама квартира, машина, тряпки… где тут особенное богатство? И вся ее знаменитая коллекция драгоценностей оказалась поддельной!
Не далее как сегодня утром они проводили обыск в квартире убитой Кликунец, и Шурик имел возможность в этом убедиться. Действительно, квартира как квартира, ничего такого особенного… Ну, не бедная, конечно, ремонтик приличный, мебель там разная, но денег никаких они не нашли. И с драгоценностями полный облом…
— А если она не богатая и нигде не работала, то с каких это, интересно, пряников ее кому-то заказывать?
— Ну-у… мало ли с каких, — неуверенно протянул Шурик и запихал в рот оставшийся кусок мяса.
— Муж бывший сразу отпадает, — продолжал Сойка, не слушая, — ему от ее смерти никакой выгоды нету, потому что завещания она не оставила, и по закону раз они давно в разводе, то он ни на какое имущество не имеет права претендовать.
— Что-то я не пойму, к чему ты клонишь, — заговорил Шурик, проглотив наконец жесткое мясо, — хочешь сказать, что убийство не заказное, а бытовое? Хорошо, я с тобой согласен, давай выбросим из головы шпагу и розы и не станем ассоциировать почерк этого убийства с почерком неуловимого Магистра. Но тогда на первый план выходит твоя примадонна.
— Да вовсе она не моя!
— Ну не твоя, но Крачкин ее подозревает.
— Да зачем ей это убийство?
— Не зачем, а почему, — ответил Шурик, — ну, психанула там, артисты, они все нервные, и ткнула эту Кликунец, чем под руку попалось. Попалась шпага, вот и… А цветочки тоже тут кстати оказались.
— Ну хорошо, а как объяснить тогда второе убийство? — агрессивно начал капитан. — Там ведь никаким заказом и не пахнет! Несчастный случай…
— Ага, кто-то совершенно случайно принес нашей Оленьке в гримерную отравленные розы, — ехидно высказался Шурик, — так, на минуточку… Ты не волнуйся, наш Василий Терентьевич всему найдет объяснение.
Шурик был абсолютно прав. Именно в это самое время Лола сидела в кабинете следователя Крачкина и дико злилась. Начать с того, что на ее вопрос, отчего умерла Лизавета Штукина, следователь сухо и официально ответил, что белые розы, которые находились у нее в гримерной, оказались отравлены. Яд с очень длинным и сложным названием попал в кровь через маленькую ранку на руке, и тотчас же у Штукиной приключился паралич сердца. Услышав такое, Лола не стала вскрикивать, всплескивать руками, прижимать их к сердцу и пытаться упасть в обморок. Она восприняла новость довольно спокойно, потому что и сама догадывалась, что розы отравлены. Знала она и то, что букет предназначался ей. Но следователь Крачкин в этом сомневался.
— Вот такая история, — проскрипел он, неодобрительно глядя на Лолу.
Сегодня она была в брючном костюме оливкового цвета — ничего вызывающего, длинный жакет и брюки — не слишком узкие, не слишком широкие, но Крачкин все равно был недоволен, потому что костюм слишком хорошо сидел и слишком шел Лоле. Лола уловила его настроение и решила замкнуться в себе.
— Что вы можете мне сказать по поводу этого букета роз? — нелюбезно спросил следователь.
— Абсолютно ничего, — Лола привычно пожала плечами, — я понятия не имею, откуда он взялся, кто его принес или прислал. Когда я прибегала в начале четвертого акта переодеться и подправить грим, букета в гримерной не было.
— Вы точно помните?
— Точно, — твердо ответила Лола, — он стоял на туалетном столе, я не могла его не заметить.
— Откуда вы знаете, что букет стоял на столе? — мигом оживился Крачкин. — Когда все вошли, розы валялись на полу.
— Потому что на столе стояла ваза с водой, она еще разлилась! — возмущенная Лола повысила голос. — Вы хотите сказать, что я сама принесла отравленный букет в собственную гримерную? И зачем, по-вашему, мне это было нужно?
— Откровенно говоря, я не знаю, что и думать, — вкрадчиво заговорил следователь, но Лолу ничуть не обманула эта мягкость, — сами посудите, гражданка Чижова, сначала вы ссоритесь с Валерией Кликунец…
— Я с ней не ссорилась! — взвизгнула Лола.
— Ну, находитесь в сложных отношениях, — неохотно поправился следователь. — И вот ее находят убитой, причем в театре.
Лола стиснула зубы и злобно посмотрела на Крачкина, сообразив, к чему он клонит.
— Далее, — невозмутимо продолжал он, — вы ведь не станете отрицать, что с покойной Штукиной у вас были очень напряженные отношения.
— Она меня ненавидела, — пробормотала Лола.
— Вот-вот, и коллеги это подтверждают. Как-то странно получается, как только кто к вам плохо относится, так сразу же его находят убитым…
— Вы на что это намекаете? — Лола вскочила, с грохотом опрокинув стул.
— Я ни на что не намекаю, гражданка Чижова, я прямо говорю, — кротко произнес Крачкин.
У Лолы потемнело в глазах, она плюхнулась обратно на стул. Руки дрожали, и она вцепилась ими в столешницу. Глаза ее были прикованы к тяжелому письменному прибору, который стоял на столе у Крачкина со старосоветских времен. Если сейчас хватить его этим прибором по голове, высчитывала Лола, он сразу умрет или не сразу? А может, вообще не умрет, череп-то небось крепкий…
