ее мужа, смогла нажать на тревожную кнопку. Наряд вневедомственной охраны приехал быстро, вот только преступникам удалось скрыться. Вызванной милиции Нежинская сообщила, что понятия не имеет, что именно у них пытались найти. Самому Нежинскому было плохо, поэтому его отвезли в больницу, так что дать показания он не мог. В доме были обнаружены ценности, в том числе бриллиантовые и изумрудные украшения Ираиды Сергеевны, а также не очень большая, но все-таки сумма денег в валюте. Вот только злоумышленников они не интересовали.
– И на этом основании вы делаете вывод, что Нежинский не поделился со своими подельниками?
– Да. Делаю. Что-то искали. Что-то более дорогое, чем бриллиантовые цацки мадам Нежинской и пара тысяч долларов. И об этом «чем-то» Нежинская наотрез отказывалась говорить. Таких совпадений не бывает, Владимир Николаевич.
– Пожалуй, соглашусь. И кто, по-вашему, были эти налетчики?
Полянская пожала плечами.
– Это могли быть люди, нанятые Корниловым и Ветюковым, чтобы получить свою долю. А могли быть, к примеру, их дети, вполне себе уже взрослые на тот момент. И второй вариант мне кажется более очевидным.
Признаться, Радецкий не понял, что она имеет в виду.
– Почему?
– Да потому, что накануне своей смерти Ираида Сергеевна Нежинская спускалась вниз, в ларек за пирожками к чаю, и вернулась оттуда крайне взволнованная. Так же рассказывала вам ее соседка по палате.
– Она из соседней палаты, – машинально поправил Радецкий.
– Да какая разница? Она кого-то узнала, вот что важно. И с учетом того, что она долго жила в Москве, это был человек из прошлого. Ни один наемник двадцать с лишним лет не ждал бы, чтобы выполнить взятый когда-то заказ. А вот родственники и потомки кинутых когда-то компаньонов, увидев старушку, вполне могли возжелать получить свое.
– А с чего вы взяли, что Нежинский так с ними и не рассчитался? В конце концов, пытки могли резко повысить его мотивацию.
Инна покачала головой.
– Не могли. В ночь после нападения Андрей Леонидович Нежинский скончался от обширного инфаркта. Он был уже немолод, за шестьдесят. Пыток его организм просто не вынес. А вдова после похорон сразу уехала к сестре и в нашем городе появилась лишь сейчас.
– Н-да, выглядит это все очень логично, – признал Радецкий. – Некрасивая история. Хотя, по большому счету, все рассказанное вами, Инна Сергеевна, всего лишь домыслы. Для полиции так уж точно.
– Ничего страшного, – невозмутимо сказала Полянская, – к полиции у меня свои подходы. Я обязательно поделюсь всем, что мне удалось узнать, с нашим с вами общим приятелем, полковником Буниным. Уверяю, что он умеет слушать и слышать и обычно с вниманием относится к информации, которую добыла я. То, что наша с вами версия будет проверена, я убеждена.
«Наша с вами версия»! Радецкий внезапно почувствовал себя польщенным. Проделанная журналисткой работа была огромна. Она действительно умела добывать информацию и не зря считалась лучшим в их области профессионалом. Впрочем, как и он, только в своем деле.
Закончив разговор, Полянская попрощалась и ушла, и Радецкий остался один, физически ощущая, как давят на плечи все события сегодняшнего дня. Чертов понедельник. На часах была уже почти половина восьмого, можно ехать домой, к Фасольке. А все-таки интересно, если Полянская права, то кого именно могла видеть Нежинская, когда спускалась в холл первого этажа за пирожками?
Впрочем, ответ на этот вопрос был очень простым. Да кого угодно. Крупнейшая областная больница, которой руководил Владимир Радецкий, включала в себя двадцать одно клиническое отделение и более шестидесяти вспомогательных служб, консультативную поликлинику, перинатальный центр, травмоцентр, региональный сосудистый центр и центр медицины катастроф.
Разумеется, не все они находились в одном здании, больничный комплекс состоял из нескольких корпусов, и далеко не все из полутора тысяч сотрудников работали в центральном, самом большом корпусе, но тем не менее огромное количество людей перемещались между отделениями, приходили в главное здание, в том числе на административный этаж, а также покупали те же самые пирожки, поскольку больничная столовая и торговые киоски располагались здесь же.
Да и пациентов никто не отменял. Нежинская не говорила своей приятельнице, что увидела именно медработника, поэтому это действительно мог быть кто угодно. Впрочем, это уж точно не его, Радецкого, дело. С этим пусть правоохранительные органы разбираются. Если захотят, конечно. И смогут.
Он был на трассе, примерно на половине пути до дома, когда телефон звякнул, принеся сообщение от Владиславы Громовой. Радецкий улыбнулся, потому что впервые она написала ему сама, первая. По рабочему вопросу, разумеется. Внутри сообщения был прикреплен документ с перечисленными дополнительными опциями, которые фирма «Мед-Систем» была готова поставить сверх оговоренного контрактом.
«Доеду, почитаю, напишу», – ответил Радецкий.
«Отдыхайте. До утра ничего не изменится. Мне не нравится заставлять вас работать в столь позднее время», – тут же отреагировала собеседница.
Он улыбнулся, потому что если бы написанное было правдой, то она просто не прислала бы свой список. Дождалась бы утра.
«Это не работа. Я просто прочитаю то, что вы прислали, и отвечу», – отбил он.
Сообщения прекратились, видимо, собеседница не хотела отвлекать его от дороги. Понимала, что за рулем. Оставшийся до дома путь Владимир Радецкий улыбался, несмотря на то что не любил понедельники.
* * *
К своим сорока семи годам Владислава Громова была уверена, что в этой жизни уже не может быть ничего, что способно ее удивить. Практически любая ситуация, в которую она могла попасть, какое угодно событие, готовое случиться, уже когда-то были, а потому и эмоции, ими вызываемые, тоже оказывались хорошо знакомыми, и реакция привычной, автоматической. Люди всегда говорили то, что она от них ожидала, и вели себя тоже вполне предсказуемо.
То, что происходило сейчас, было для нее новым, а самое главное, что источником искреннего удивления, переворачивающего жизнь с ног на голову, стала она сама – Владислава Игоревна Громова, директор фирмы «Мед-Систем», успешная бизнес-леди, «железная кнопка». Проснувшись утром вторника на час раньше обычного, на часах еще и восьми не было, и глядя в зеркало в ванной, она была вынуждена признать, что не знает отражающегося в нем человека.
Хорошо знакомая ей Влада не могла прошлым вечером с половины одиннадцатого и до половины первого вести телефонную переписку с малознакомым человеком,
