– Скорее, к несчастью, – вздохнула Элка.
– Почему к несчастью? – еле слышно спросил Ильич.
– Да потому что Ганс сожрал все эти капсулы!! – заорала она. – Сож-рал! И до сих пор почему-то жив. Может, он их уже выкакал, а? Интересно, это ж на какие деньги там было этого… говна?!
– Как сожрал? Почему сожрал? – Ильич побелел и опять стал валиться на бок. – Где выкакал?! – заорал он.
– Тихо, – приказала ему Беда и тычком в бок усадила прямо. – Случилось то, что случилось. Где поддельные капсулы?
– В машине, – еле ворочая языком, произнёс Ильич. – В моей белой, несчастной машине…
– Быстро неси их сюда! – заорал я.
Троцкий выскочил из джипа и потрусил к своей «Тойоте».
– Эй! – окликнула его Элка. – Не забудь их пересчитать!
Ильич на мгновение замер и обернулся. И тут за его спиной рвануло. Так, что небо вспыхнуло, земля затряслась, а «Гелендваген» качнуло, словно он был бумажным корабликом.
«Тойота», к которой бежал Ильич, взлетела на воздух и разлетелась на разнокалиберные кусочки. Зарево взрыва осветило вечерний город. Останки машины стали валиться вниз, с омерзительным скрежетом стукаясь об асфальт. Ильич медленно осел на колени с выпученными глазами. Я с запозданием повалился на пол, накрывая собой Беду.
– Капец, – прошептала Элка. – Ездить Нэльке теперь до конца жизни в метро. Кстати, она не вдова?
Я осторожно поднял голову и выглянул в окно. Ильич лежал на асфальте и, судя по тому, как он судорожно прикрывал голову руками, был жив и здоров. Из ресторана, к автобусу бежала вся наша команда во главе с Мальцевым. Яна, почему-то неслась в конце процессии, и мне пришла в голову глупая мысль, что обезьяну сдуло с плеча поэта взрывной волной.
– Жахнуло! – заорал Сазон и, врубив первую передачу, рванул к выезду со стоянки. – Ух, как жахнуло, сынку! Я же говорил, с тобой не соскучишься! Только батарейки, жаль, в слуховом аппарате сели, я плохо слышал! Как ты думаешь, ещё такой фейерверк повторится?!
– Я думаю, да, – успокоила его Элка. – Борисовцы – народ ответственный, всё всегда доделывают до конца.
Через заднее стекло я видел, как Дэн взвалил Троцкого на плечо и закинул в автобус. Герман прыгнул за руль. Остальные погрузились в «скул бас» с отработанностью роты ОМОНа.
– Молодцы! – с азартом похвалила их Элка. – Нужно быстрей делать ноги из этого города, пока нас не сцапала милиция и ФСБ как свидетелей и пострадавших.
Сазон подналёг на газ. Герман и Мальцев не отставали. Мы пробороздили город, как пролетающая комета. Возле трассы нам всё же пришлось остановиться, чтобы заправиться.
Бийск – удивительный город. Если водитель заливает на автозаправке полный бак топлива, ему выдают в награду пачку сигарет и бутылку водки. Мы залили три бака и получили три пачки сигарет и три бутылки водки.
– Чудеса! – высказал своё отношение к данному явлению дед.
Оказалось, что у автобуса взрывом выбило лобовое стекло.
– Ну и чёрт с ним, – оптимистично заявил Бизя. – Всё равно в нём была дырка! – Он имел в виду пулевое отверстие, которое осталось после выстрелов угонщика. – Зато нас теперь будет обдувать ветер, – с неуместным романтизмом в голосе, добавил Бизон.
– И поливать дождь, – усмехнулась я. – Камбоджийским детям понравится разъезжать без лобовика.
– Боюсь, что забота о детях в нашей миссии стоит даже не на последнем месте. Хорошо, что после взрыва все живы.
– Хорошо, – согласилась я.
Выехав из Бийска, мы около часа на бешеной скорости шли по Чуйскому тракту. Через час Сазон предложил Глебу заночевать недалеко от Сросток. Подумав, Бизон согласился. Во-первых, в гостиничном комплексе с охраной и нехитрым названием «Постоялый двор» нам была гарантирована хоть какая-то безопасность, во-вторых – нужно было собраться с мыслями и решить, что делать дальше, в-третьих – Никитину нужен был выход в Интернет, чтобы зафутболить снимки «убитого» Бизи на электронный адрес заказчика, в-четвёртых…
В-четвёртых, Ильича всё-таки слегка потрепало взрывом и ему следовало отлежаться.
«Постоялый двор» оказался чудным местечком, где номерами служили маленькие домики, разбросанные среди берёз, словно сказочные избушки. При других обстоятельствах я бы ударилась в романтизм и пошла бродить по шукшинским местам, и напитываться творческим вдохновением, и дышать, и мечтать, и чувствовать себя причастной к вечному и великому. Но…
Ильич совсем раскис, он лежал на уютном низком диванчике, под клетчатым гостиничным пледом и в третий раз спрашивал нас, постукивая зубами:
– Я не ум-мру?!
Свет, падавший ему на лицо через жёлтый абажур торшера, действительно придавал Троцкому вид умирающего. Кроме того, после взрыва он стал заикаться и приобрёл нервный тик. Голова его то и дело странно дёргалась влево, глаза моргали с неестественной частотой, а правый уголок рта непрерывно дрожал. Вид у Владимира Ильича был жалкий. Злость на него испарилась. Разве можно злиться на слабого, трусливого, немолодого и зависящего от тебя человека?..
– Я не ум-мру? – заело его на одном вопросе.
– Ерунда, – успокоил шефа Бизон и с заботливостью сиделки подоткнул под него плед. – Обычная контузия. Отоспишься, и всё пройдёт.
– Всё?!
– Абсолютно всё.
– Значит, всё-таки я ум-мру…
– Тьфу на тебя!! – Бизя подбежал к окну, распахнул его и высунул голову под прохладный ночной ветерок.
Я сидела в кресле-качалке и листала отвратительный глянец.
– Я ум-мру? – опять спросил Троцкий, теперь уже у меня.
– Давай уколем ему снотворное, – предложила я Бизе.
– А у тебя есть? – отозвался он вяло.
– Нет, но можно сгонять до ближайшей аптеки.
– Вы хотите меня убить, – вдруг отчётливо, без признаков заикания произнёс Троцкий. Он сложил на груди руки, закрыл глаза, и по его жёлтой щеке поползла слеза.
– О господи! – простонал Бизон и вытер вспотевший лоб ситцевой занавеской. – Кофе хочу, – вдруг сказал он. – Хочу крепкий, свежесваренный кофе.
– Наверное, на кухне всё для этого есть, – предположила я и откинула глянец. Журнал упал на Троцкого, который от неожиданности вскрикнул и подскочил.
– А я? – заорал он. – Вы оставляете меня одного?! – Он запульнул глянец в окно. – Одного?! Смертельно раненого?! Умирающего?!
– Контуженных материть можно? – серьёзно спросил меня Бизя.
– Нужно!
– ………..ть, …й, ……ый ……рь ……ай ……уй в ….у!!! – с чувством произнёс Бизя.
– Как ты думаешь, мне за взорванную машину страховку выплатят? – грустно спросил Ильич, когда вдохновение у Бизи иссякло.
– Пошли, – Глеб выдернул меня из кресла-качалки и, обняв за плечи, повёл к двери. – У него с головой и так было не очень, а теперь ещё и контузия.
– Ну и ладно! – вдруг заорал Троцкий. – Бросай меня, предавай, убивай! А ведь я любил тебя, Глеб! Искренне и бескорыстно любил, как лучшего друга! Вспомни, как ты измученный, ободранный и голодный притащился в мою школу! Вспомни, как умолял дать хоть какую-нибудь работу! Ты готов был драить за копейку сортиры! Кто тебе дал работу учителя истории в старших классах?! Кто предложил классное руководство за дополнительную плату? Кто разрешил жить в школьном сарае?! Я!! Я!! – Ильич так постучал себя кулаком в грудь, что закашлялся. – А ведь если бы я не был, как ты говоришь, с такой «плохой головой», если бы я жил по правилам строгой морали, если бы я не боялся нарушить закон, где бы ты тогда оказался?! В тюрьме?! На кладбище?! Где?! Разве встретил бы ты свою Элку?! Скажи, разве встретил бы?!
Это был выстрел на поражение. Бизон покраснел, губы у него дрогнули, а на скулах нервно дёрнулись желваки. Я знаю – самым большим грехом и непростительной подлостью он считает неблагодарность.
– Ну извини, – Глеб подошёл к Ильичу, силой уложил его на диван и прикрыл пледом. – Извини меня, что сорвался. Но и ты пойми, не могу я вечно ходить из-за тебя по краю, рисковать и выкручиваться, словно я не завуч средней школы, а спецагент какой-то! Что за хренотень ты устроил с этим автобусом? Неужели нельзя было честно мне всё рассказать?! Зачем было продавать не принадлежащие тебе капсулы бандюганам, которые однажды тебя уже чуть не размазали?! Почему ты не рванул сразу в милицию, почему не рассказал мне?!
– Потому что я такой, какой есть, и не будь я таким, ты бы не выжил тогда, два года назад, и не встретил свою Беду!.. – Нащупав единственно верный аргумент, Ильич вцепился в него, как бультерьер в глотку жертвы.
– Значит, слушай меня, – жестко произнёс Бизя. – Мы бросим автобус на какой-нибудь автостоянке, вернёмся в Сибирск и напишем заявление в ФСБ и милицию. Пусть они разбираются с этими бельгийцами и товаром, который они таскают через границу.
– Нет! – опять подскочил Троцкий. – Только не это!! Я же продавал капсулы! Меня посадят в тюрьму! Или пришлёпнут борисовцы… А ведь я даже не знаю, что в этих капсулах было!
