Дороти Кэннелл - Хрупкая женщина

Сквозь потолочные перекрытия проник далёкий металлический гул. Гонг к ужину. Вытерев пыльные руки о штаны, я спустилась вниз. Заглянув к себе в комнату, чтобы переодеться, я решила уничтожить улики. В смысле, конфеты. Куда бы их выкинуть без опасения быть схваченной за руку на месте преступления? Размышляя над этим вопросом, я рассеянно проглотила три штуки и неожиданно оказалась перед готовым решением. Коробка была пуста. Скомкать её да отправить в мусорную корзину, запихнув под старые журналы, пока не представится удобный случай избавиться от неё навеки. Хорошо бы закопать тёмной ночью в саду, но этот вариант, к сожалению, исключался, так как есть риск наткнуться на тётушку Сибил во время одной из её увеселительных прогулок. Впрочем, можно будет придумать что-то более надёжное. Я погребла останки конфетной коробки под слоем старых газет и уже собиралась водворить на место мусорную корзину, как неожиданно увидела на туалетном столике какой-то плоский пакетик, обёрнутый подарочной бумагой. Когда я последний раз заходила в комнату, этого пакетика определённо не было! Сегодня явно день сюрпризов. Наверное, это от старушки Сибил. В каком-то смысле старушка была очень застенчивой особой. Разрывая бумагу, я искренне надеялась, что это не ещё одна телефонная книга и не словарь.

Оказалось, ни то ни другое. Когда я сняла последний слой тонкой обёрточной бумаги, в руках у меня очутилась изысканная серебряная рамка для фотографии. На простой белой открытке значилось всего одно слово: Бен. И больше ничего. Ни шутливых поздравлений с днём рождения, ни цветистого сонета, сочинённого компьютером. Подарок говорил сам за себя. Я знала, для чего предназначалась рамка. Бен вспомнил, как мне понравилась фотография Абигайль, и преподнёс идеальную оправу – сентиментальный поступок для человека, претендующего на звание циника. Я нежно провела по рамке пальцем. Может, и конфеты прислал Бен, а разговор о моих преступных наклонностях завёл, всего лишь чтобы подразнить меня? Вечером я обязательно должна улучить минуту и серьёзно поговорить с ним. Даже напольные весы выглядели в этом свете более привлекательно – Бен верил, что я расправлюсь с ненавистными килограммами, даже если позволю себе шоколадную оргию. Я чувствовала себя подобно королеве, празднующей два дня рождения: один официальный, парадный, и один – в кругу близких.

Повторный гневный призыв гонга вынудил меня на время отложить сладостные мечты. Я уже спустилась по лестнице, когда в укромном уголке холла тренькнул телефон. После недолгих поисков я обнаружила телефон под фетровой шляпой Доркас; в трубке что-то щёлкнуло, и воцарилась полная тишина. Моё «алло» отозвалось далёким эхом.

– Вы меня слышите? – строго спросила я.

Послышался приглушённый голос, словно человек на том конце провода обмотал рот толстым шерстяным шарфом, чтобы не простудиться. Но на дворе стоял май, к тому же далеко не холодный, во всяком случае не настолько, чтобы кутаться в шарф…

– Тебе понравились конфеты?

Значит, конфеты подсунул не Бен. Жаль, хотя в каком-то смысле я испытала облегчение. Последняя их порция с мягкой белой начинкой с трудом шла в горло, а мне бы не хотелось, чтобы мелкая обида отрицательным образом повлияла на наше вероятное сближение.

– Изумительные! – восторженно выдохнула я. – Я как раз доела последнюю! – Повисла напряжённая пауза, я с интересом ждала, когда мой благодетель назовёт себя.

Внезапно у моего уха раздался утробный гогот, за которым последовали слова, произнесённые столь тихо, что мне пришлось прижать трубку к уху:

– Обжора, жирная слюнявая свинья! Стоит только чуть ближе пододвинуть корыто, как ты тут же набрасываешься на жратву!

Тяжёлое дыхание, икота, жуткий смех. Трубка выпала у меня из рук и повисла, подобно дохлому пеликану. Я перегнулась пополам, цепляясь за стену, как за спасительную соломинку.

К горлу подкатила тошнота. Ещё секунда, и меня вывернет наизнанку. Дверь кухни распахнулась.

– Элли, что с тобой? – Бен стоял в нескольких шагах, поигрывая металлической поварёшкой. – Знаю, что дом в плохом состоянии, но это не значит, что ты должна подпирать его голыми руками. Эй! – он нагнулся, подобрал трубку и недоумённо посмотрел на неё. – Ты получила дурные вести? Боже, Элли, да ты совсем зелёная! Ну-ка, обопрись на меня, – он бросил поварёшку на столик.

– Непристойный телефонный звонок, отвратительный…

Перед глазами у меня всё плыло. Но одного я не хотела точно – чтобы Бен касался меня. Меня охватила нелепая мысль, что часть моего позора тогда перейдёт на него. Сжав пальцами виски, я попятилась к лестнице, но не слишком проворно. Бен решительно обхватил меня. Я попыталась вырваться, но руки мои оказались намертво притиснуты к его груди. Я чувствовала, как напряглись его мышцы под лёгкой шерстяной рубашкой, как ровно бьётся его сердце. Ноздри мои щекотал острый чистый запах лосьона после бритья. Тело моё едва ли не впервые за свою нелепую жизнь оказало мне по-настоящему большую услугу. Я почувствовала себя девушкой из тех глупых рекламных роликов, где за кадром произносят: «Всё в его власти». Близость Бена вызвала во мне чувство столь новое, столь всепоглощающее, что оно затмило всё остальное. Даже Голос. Меня тянуло прижаться к нему ещё сильнее.

– Элли, – Бен ласково произнёс это слово мне в волосы. – Расскажи мне обо всём.

Всё очарование этого мгновения рассыпалось, словно чашка, разбившаяся вдребезги. И вовсе не потому, что Бен не был встревожен; его голос, его прикосновение со всей очевидностью свидетельствовали: он всерьёз обеспокоен. Но чувство вины заставляло меня молчать. Мне хотелось только одного – забиться куда-нибудь в уголок, где бы меня никто не нашёл. И я отыскала оправдание, старое как мир. Сослалась на головную боль и сказала, что собиралась прилечь, когда позвонил телефон.

Не думаю, что Бен мне поверил, но настаивать он не стал. Ужин всё равно ещё не был готов; он ударил в гонг только для того, чтобы пригласить меня выпить в честь дня рождения. Доркас отправилась искать Тобиаса, который вновь куда-то исчез. Если я почувствую себя лучше, то могу поужинать у себя в комнате. От заботливости Бена я чуть не разрыдалась. Как он станет презирать меня, если узнает, что я оказалась игрушкой в руках врага. Обжора! Вспомнив о конфетах и последовавшем за ними возмездии, я вновь содрогнулась. Прекрасный день, отмеченный открытиями относительно Абигайль и трогательным подарком Бена, был безнадёжно испорчен. Я даже не поблагодарила его за серебряную рамку. Завтра.

Лёжа в постели, я гадала, кто же это был. Из потенциальных подозреваемых в ближайшее время здесь побывали трое, и обед у тётушки Сибил вряд ли затянулся на целый день. Интересно, они расспрашивали её о наших перемещениях? А может, Сибил что-то знает? Чем чёрт не шутит, вдруг она видела, как некий злоумышленник прошмыгнул мимо её домика и проник особняк, когда Бен терзал свою пишущую машинку, а мы с Доркас развлекались в деревне? А если так, то скажет ли она мне? Злодеи наверняка постарались завоевать её расположение. Быть может, Голос даже посвятил её в свои планы, объяснив, что это не более чем шутка… Но нет, я не могла поверить, что тётушка Сибил одобрила бы действия, препятствующие осуществлению планов дяди Мерлина. Ванесса в моих глазах всегда будет первой кандидаткой в злодейки, а как насчёт кузена Фредди? То, что он не прибыл на условлённую встречу, вовсе не снимало с него подозрения. Допустим, он всё-таки приехал, но затем решил, что можно провести время с куда большей пользой. Я опять вспомнила, как в кафе у меня возникло ощущение, будто за мной наблюдают. В пользу Фредди говорило лишь то, что он прямо попросил денег. Но подаяние – это совсем не то же, что кругленькая сумма, не говоря уж о наследстве. И для кого он просил денег, для себя или для своего родителя, который, на первый взгляд, острее всех прочих в них нуждался? Возможно, нам с Беном стоит предложить Морису денег взаймы или даже просто так? Размышляя о привычках дядюшки Мориса, я пришла к выводу, что он страшный скупердяй. Впрочем, чья бы корова мычала! Вздохнув, я вновь откинулась на подушку. Оставались тётушки Астрид и Лулу, и, на мой взгляд, каждая могла быть по-своему крайне безжалостной.

Через час ко мне поднялась Доркас. К тому времени у меня началась натуральная головная боль. Доркас уговорила меня выпить немного бренди. Тобиас наёлся, об этом прохвосте вообще не стоит беспокоиться, чего нельзя сказать о Бене. Доркас подчеркнула, что никогда не видела его таким мрачным, он торчал на кухне и боролся с дурным настроением, священнодействуя над очередным рецептом из книги Абигайль. Подбодрив меня таким образом, она на цыпочках вышла из комнаты.

В конце концов, я погрузилась в тревожную дрёму, прерываемую яркими вспышками кошмаров. Я запихивала Фредди в кровать, ужасно смахивавшую на птичье гнездо, по крайней мере, я думала, что это Фредди. В лицо его я не вглядывалась. А тётушка Лулу суетилась вокруг, так и норовя долбануть меня своим клювом, сделанным из игральных карт. Я резко села на кровати, натянув на себя простыни, словно они могли спасти меня от монстров. Дом казался живым, его кости скрипели в изношенных суставах. Внезапно послышались тихие шаги. Я уже собиралась крикнуть, когда ко мне вернулся разум. Бен часто встаёт рано поутру, чтобы совладать с какой-нибудь трудной главой. Последнее, что я узнала о его бесстрашной монахине Мэри Грейс, – её сунули в мешок, завязали и бросили в реку Бонго, где на бедняжку тут же набросился крокодил, полноправный хозяин реки. Вновь забравшись под одеяло, я решила ещё немного поспать.