Я вновь вытаращила глаза на вахтершу и протянула:
– Девяносто восемь, девяносто девять, сто! Венесуэла!
И тут с вахтершей произошло что-то удивительное.
Она словно бы разом забыла о моем существовании, как будто вообще перестала меня видеть. Уставившись в свое вязание, она замелькала спицами, приговаривая:
– Четыре лицевых, две изнаночных… опять четыре лицевых…
Я облегченно вздохнула и выскочила на площадь.
В самый нужный момент, чтобы успеть увидеть, как Амалия садится в подъехавший к остановке автобус.
Я бросилась следом, но двери автобуса захлопнулись, и он отъехал.
Тут мне очень пригодились деньги Кирилла.
Я подскочила к краю тротуара, замахала руками, и почти сразу рядом затормозила чистенькая бежевая «пятерка». За рулем сидел усатый толстяк кавказского типа.
Обычно я к кавказцам не сажусь, опасаюсь, но тут времени на раздумья не было, и я плюхнулась на переднее сиденье.
– За тем автобусом! – бросила я, повернувшись к водителю.
– Муж? – спросил толстяк, выжимая сцепление. – Гуляет?
Затем он скользнул взглядом по моей руке, не увидел кольца и взглянул вопросительно.
– Жених! – отозвалась я неохотно, всем лицом выразив страдания ревности.
– Нэхорошо! – удовлетворился кавказец и прибавил газу.
Через минуту он снова скосил на меня глаза и спросил:
– У тэбя брат есть? Отэц есть? Брат, отэц должны за твою честь вступиться! Ты нэ должна сама за ним ходить!
– Нет, брата нет, – честно призналась я и добавила для полноты картины: – А отец – инвалид…
– Нэхорошо! – сочувственно вздохнул кавказец и снова сосредоточился на дороге.
Следом за автобусом мы проехали по Вознесенскому проспекту, пересекли Фонтанку, выехали на Измайловский. На каждой остановке кто-то входил в автобус, кто-то выходил, но Амалии Львовны не было видно. Наконец, неподалеку от Обводного канала, я увидела, как из автобуса появилась знакомая сутулая фигура. Оглядевшись по сторонам, Амалия свернула в одну из Красноармейских улиц.
– Стой, дяденька! – выпалила я, протягивая водителю деньги. – Приехали!
– Как приехали?! – удивленно переспросил тот. – А гдэ же твой жэних?
– Вон! – необдуманно ответила я, показав на Амалию.
– Тьфу, шайтан! – лицо кавказца неприязненно скривилось. – Я думал, ты хороший дэвушка, а ты… тьфу!
Моя репутация в глазах труженика Востока окончательно рухнула, но было не до того. Я выскочила из машины, перебежала свободное пространство и скрылась за газетным ларьком, следя из этого укрытия за Амалией Львовной.
И сделала это очень своевременно, потому что Амалия неожиданно остановилась, обернулась и внимательно оглядела улицу. То ли она почувствовала спиной мой взгляд, то ли просто принимала обычные меры предосторожности, но лишь после этой короткой разведки она двинулась дальше.
Я последовала за ней перебежками – от ларька к ларьку, от дерева к дереву.
Амалия миновала огороженный забором ремонтирующийся дом, станцию техобслуживания, размещенную, судя по всему, в бывшем дровяном сарае, круглосуточный магазин и наконец свернула под арку и вошла в какой-то двор.
Я заглянула в арку как раз вовремя, чтобы увидеть, как за ней со скрипом захлопнулась входная дверь в дальнем углу двора. Выждав несколько секунд, я вошла во двор и пересекла его по диагонали, не успев испугаться двух лохматых бродячих псов, которые пытались делить кость, найденную на пятачке возле помойного бака.
Подойдя к разбухшей, покрытой облупившейся краской двери, я на мгновение задержалась: дверь была очень скрипучая, и, открыв ее, я выдала бы себя Амалии… Зрение у нее и правда плохое, без очков она ничего не видит, в этом у меня был случай убедиться, а вот со слухом, да и со всеми остальными органами чувств – все в порядке. И голова работает – ишь, какую авантюру удумала!
Но тут мне снова повезло: злополучная дверь со страшным скрипом распахнулась, выпустив тщедушного мужичка в старом тренировочном костюме, с помойным ведром в руке и с унынием во взоре. Судя по этому унылому выражению лица, суровая супруга впрягла его в домашнее хозяйство.
Увидев меня, мужичок оживился, придержал дверь и хотел было завести разговор:
– А вы, девушка, к кому? Вы не в десятую квартиру?
Я проскользнула мимо него, уклонившись от беседы, и устремилась вверх по лестнице.
Это был самый настоящий черный ход, каких еще немало осталось в старых районах Питера, – крутая грязная лестница, основательно обжитая кошками, жильцы используют подобные лестницы в основном для различных хозяйственных целей. Запах на ней стоял такой, что я постаралась задержать дыхание и пожалела, что вместо сумочки не ношу с собой противогаз.
Восхождение по этой лестнице вполне можно было отнести к разряду экстремального спорта, не хуже альпинизма или занятий спелеологией. Кроме учета крутизны ступеней и стараний уклониться от вдыхания мерзкого запаха, приходилось идти совершенно бесшумно, с соблюдением всех принципов конспирации, чтобы не выдать себя Амалии.
В очередной раз я подивилась силе и выносливости этой женщины: я поднялась только до пятого этажа и уже еле волочила ноги, она же, судя по долетавшим до меня звукам, бодро топала где-то значительно выше. А с виду – бледная немочь, ходячая покойница, неизвестно, в чем душа держится…
Я немного передохнула и с новыми силами продолжила трудное восхождение.
На уровне шестого этажа мне пришлось перешагнуть через пеструю кошку, которая вольготно расположилась на ступеньках, умывая четырех котят. Кошка взглянула на меня с возмущением – мол, ходят здесь всякие! – но, к счастью, не подняла шума.
Как раз в это время где-то на самом верху заскрипели ступеньки и хлопнула дверь.
Я на секунду задержалась и снова бросилась вперед.
Поднявшись на площадку седьмого этажа, я увидела узенькую деревянную лестницу, поднимавшуюся к чердачной двери. Судя по услышанным мною звукам, именно за ней только что скрылась Амалия Львовна. Я полезла по лестнице наверх, понимая, что сильно рискую: Амалия может услышать скрип деревянных ступенек и подкараулить меня за дверью чердака. Судя по ее удивительным превращениям, она вовсе не такая хлипкая особа, какой кажется на первый взгляд, и если она столкнет меня с чердака, то лететь мне до самого низа – потом костей не соберешь…
С другой стороны, очень хотелось довести начатое дело до конца, и еще, честно говоря, меня разбирало любопытство: хотелось выяснить, что же такое прячет Амалия на этом чердаке?.. Опять же, Кирюше нужно что-то рассказать – он-то ждет меня с надеждой! И еще перед Слоном хочется показаться не взбалмошной идиоткой, а решительной и смелой девушкой. Меня не оставляет мысль, что Слон-Родион мне не поверил. Или поверил, но не придал большого значения моему рассказу. А спорить не стал, потому что ему спать хотелось. Так что мы сами во всем разберемся и поднесем ему разгадку на блюдечке! А если понадобится грубая мужская сила, то Кирюха – в моем полном распоряжении, ему только повод дай кому-нибудь морду набить.
Короче говоря, я вскарабкалась по лесенке, стараясь по возможности не скрипеть, и уставилась на чердачную дверь.
Как и следовало ожидать, дверь эта была заперта, причем на самый обычный висячий замок. Кажется, раньше такие замки называли амбарными. Он был старым и ржавым. Но как бы его ни называли и каким бы старым он ни выглядел, мне такой замок не открыть. Опыта нет и квалификации взломщика тоже.
Я вздохнула и хотела было уже спуститься обратно, как вдруг в голове шевельнулась довольно простая мысль.
Ведь Амалия Львовна только что проникла на чердак через эту самую дверь. А если так – то кто же запер ее за ней? Ведь висячий замок, в отличие от обычного квартирного, сам собой не захлопывается и на дверь не вешается!
А если так, то в чем же секрет?
Я еще несколько секунд тупо смотрела на загадочную дверь, надеясь, что она так или иначе выдаст мне свою тайну.
И это действительно произошло.
Приглядевшись к двери, я заметила, что, в отличие от замка, который выглядел таким ржавым и заскорузлым, словно провисел здесь лет пятьдесят без употребления, петли с другой стороны двери, а особенно шурупы, которыми эти петли крепились, были новенькими и блестящими, будто только что из магазина.
Еще толком не разобравшись, в чем дело, я осторожно потрогала одну из петель… и она легко отошла от дверного косяка. Петли не были к нему привинчены, а только прижимались для вида!
То есть передо мной была видимость запертой двери, которая должна была отпугивать посторонних. А тому, кто знал секрет, открыть ее ничего не стоило.
Я тихонько отогнула петли и, стараясь не скрипеть, потянула дверь на себя. Дверь легко подалась, и я опасливо заглянула в проем, ожидая любой неожиданности.
Однако мне повезло: там никто меня не подкарауливал.
