Может, негодяй надевал резинки, когда дрочил. Или может, пользовался ими с проститутками. В общем, деятельный парень, как ни посмотри.
Ответ на загадку «Троянцев» обнаружился в пластиковом мусорном ведре: пять пакетиков из фольги и лезвие. Моффит разложил их на стульчаке. Презервативы были внутри упаковок, и Моффит бережно извлек их пинцетом. На каждом были видимые насечки или разрезы – вероятно, потому их и выкинули.
Моффит сосредоточился на ярких обертках. Ясно, что их не просто разрывали в обычной спешке страсти. Вместо этого их старательно разрезали по краю, явно лезвием. И даже при такой осторожности Бодеан Джеймс Геззер повредил все пять резинок.
Шестая, похоже, оказалась победительницей. Моффит был практически уверен, что знал, где она и что спрятано внутри.
– Козел! – сказал он вслух.
Мистер Геззер, похоже, тот еще оптимист, размышлял агент. Иначе зачем он беспокоился о сохранности презерватива, в котором спрятан лотерейный билет?
Направляясь прочь из квартиры, Моффит наткнулся на жирную крысу, набивающую брюхо среди холмиков сахара и крупы на обеденном столике. Моффит собрался было ее пристрелить, но потом подумал: с какой радости делать Геззеру одолжение? Если повезет, животное окажется бешеным.
Моффит по природе своей не был вредной личностью, но его вдохновила жалкая атрибутика ненависти. Он представил себе вечно недовольного Бодеана Геззера и его товарища-садиста – один в трусах растянулся на футоне, другой, возможно, сгорбился за столиком на кухне. Они приканчивают «бадвайзер», смеются над тем, что сделали с Джолейн Фортунс, вспоминают, кто куда ее ударил. Как она смотрела. Как вскрикивала.
Моффит просто не мог ускользнуть и позволить таким уродам дальше жить своей извращенной жизнью как ни в чем не бывало. В конце концов, часто ли выпадает возможность произвести на параноиков-психопатов неизгладимое впечатление?
Недостаточно часто. Моффит чувствовал себя морально обязанным выебать Бодеану Джеймсу Геззеру мозги. Все заняло еще лишь несколько минут, после которых, кажется, позабавилась даже крыса.
Синклер был потрясен, едва коснулся черепах: теплое покалывание, которое сверхъестественно началось в ладонях и поднялось по обеим рукам до позвоночника.
Он сидел скрестив ноги на дворе Деменсио, на краю канавки. Дневное посещение закончилось, паломники уехали. Синклер никогда раньше не держал в руках черепаху. Деменсио сказал – вперед, пожалуйста. Они не кусаются, ничего такого.
Синклер достал одну из раскрашенных черепах и осторожно положил себе на колени. Бородатое лицо, уставившееся с рифленого панциря, было совершенно блаженным. И сама черепашка оказалась не менее совершенной – яркие глаза-самоцветы, бархатистая шея в зеленых, золотых и желтых полосках. Синклер дотянулся до воды и достал еще одну, а потом еще. Вскоре крошки-черепахи кишели на нем – топотали резиноподобные ножки, малюсенькие коготки небольно скребли по ткани брюк. Ощущение гипнотическое, почти божественное. Черепашки, казалось, испускали мягкий, успокаивающий ток.
Деменсио, заново наполнявший канавку «святой» водой, спросил Синклера, все ли с ним в порядке. Синклер самопроизвольно задрожал и невнятно забубнил. Деменсио не узнал мелодию, но ему вряд ли мечталось бы услышать ее по радио. Он обратился к Джоан и Родди:
– Я бы сказал, пора забрать парня домой.
Синклер не хотел уходить. Он поднял взгляд на Родди:
– Ну разве это не удивительно? – Простер вверх обе руки, полные черепах, с которых капала вода. – Вы видели?
Деменсио резко вмешался:
– Осторожней с этими тварями. Они не мои. – Только этого ему и не хватало – чтобы какой-то городской дурачок случайно прибил одну из драгоценных деток Джолейн. И адьос, тысяча баксов.
Деменсио одолевал соблазн направить на малого шланг – на котяру Триш это действовало магически. Лицо Синклера сосредоточенно перекосилось. Его голова начала болтаться туда-сюда, будто шея стала резиновой.
– Нерре нурее нахоо дюу-дии, – произнес он.
Родди покосился на жену:
– Это что – испанский, что ли?
– Сомневаюсь.
Синклер снова завыл:
– Нерре нерре дюу-дии! – Это была искаженная отрыжка однажды сочиненного им газетного заголовка, непревзойденного личного достижения: НЕРВНЫЙ НУРЕЕВ НАХОДЧИВ В ДЕБЮТЕ У ДИСНЕЯ.
Перевод, будь он известен Деменсио, вряд ли бы его успокоил.
– Вот именно, – огрызнулся он. – Мы закрываемся.
По настоянию Родди Синклер вернул двенадцать расписных черепашек в воду. Родди отвел его в машину, и Джоан поехала домой. Родди начал укладывать угольные брикеты в гриль во дворе, но Синклер сказал, что не голоден, и лег спать. Когда Джоан проснулась на следующее утро, его не было. Под сахарницей лежал журналистский блокнот, раскрытый на новой странице:
Я вернулся в святилище.
Там-то она и нашла его, восхищенного и обалдевшего. Деменсио отвел ее в сторону и прошептал:
– Без обид, но у меня тут все же бизнес.
– Я понимаю, – сказала Джоан. Подошла к канавке и присела на корточки рядом с братом. – Как наши дела?
– Видишь? – показал Синклер. – Она плачет. Деменсио починил шланги Мадонны, на стеклопластиковых щеках сверкали слезинки. Джоан стыдилась такой впечатлительности Синклера.
– Твой шеф звонил, – сказала она.
– Это хорошо.
– У него, похоже, что-то действительно важное. Синклер вздохнул. В сложенных чашечками ладонях у
него было по черепашке.
– Это Варфоломей, а это, по-моему, Симон.
– Да, они просто душки.
– Джоан, я тебя умоляю. Это же апостолы!
– Милый, позвони лучше в газету.
Деменсио предложил воспользоваться телефоном в доме. Что угодно, лишь бы этот балда убрался из святилища, пока не прибыли первые туристы.
Секретарша ответственного редактора соединила Синклера немедленно. Он монотонно извинился за то, что не перезвонил днем раньше, как обещал.
– Забудь об этом, – ответил ответственный редактор. – У нас дерьмовые новости – Том Кроум погиб.
– Нет.
– Похоже на то. Расследовавшие пожар нашли труп в доме.
– Нет! – повторил Синклер. – Этого не может быть.
– Обгоревший до неузнаваемости.
– Но Том уехал в Майами с лотерейной женщиной.
– Кто тебе это сказал?
– Человек с черепахами.
– Понимаю, – сказал ответственный редактор. – А человек с жирафами – что он сказал? А бородатая дама с пингвинами – у нее ты спрашивал?
Синклер покачнулся и начал заваливаться, запутываясь в телефонном шнуре. Джоан подставила ему стул под зад. Синклер, задыхаясь, произнес:
– Том не мог погибнуть.
– Сейчас работают над ДНК, – продолжил редактор, – но девяносто девять шансов из ста, что это он. Мы готовим на завтра материал на первую полосу.
– Боже мой, – пробормотал Сиклер. Неужели он на самом деле потерял журналиста?
Он услышал, как шеф говорит:
– Не возвращайся домой.
– Что?
– Не сейчас. Пока мы не придумали, что сказать.
– Кому? – спросил Синклер.
– Информагентствам. Телекомпаниям. Нечасто нынче убивают журналистов, – объяснил ответственный редактор. – Особенно тех, кто пишет очерки. Дело весьма серьезное.
– Конечно, но…
– Будет масса скользких вопросов: куда вы его отправили? над чем он работал? было ли это опасно? Будет лучше, если всем займусь я. За это мне и платят большие бабки, верно?
Синклер будто застрял в холодном тумане.
– Не могу поверить.
– Может, это не имело никакого отношения к работе. Может, это было ограбление или ревнивый муж, – сказал ответственный редактор. – Может, блядь, кастрюля взорвалась – кто знает? Штука в том, что Том окончит свой путь героем, несмотря ни на что. Так и происходит, когда убивают журналистов, – вспомни Амелию Ллойд, Христа ради. Она не могла список продуктов нахерачить, и все равно в ее честь назвали серьезную премию.
Синклер выдохнул:
– Мне плохо.
– Нам всем плохо, поверь. Нам всем, – сказал ответственный редактор. – Держись там пока потише. Успокойся. Погости у сестры вволю. Я буду на связи.
Какое-то время Синклер не шевелился. Джоан взяла у него из руки трубку и осторожно распутала шнур с плеч и шеи. Салфеткой промокнула пот со лба. Потом намочила еще одну и вытерла пятно от черепашьих какашек у него с рукава.
– Что он сказал? – спросила она. – Что случилось?
– Том – он не в Майами, он мертв.
– О нет! Мне так жаль.
Синклер встал.
– Теперь я понимаю, – сказал он.
Сестра нервно уставилась на него.
– Я наконец понимаю, зачем я здесь. Что привело меня сюда. Раньше я не был уверен. Что-то фантастическое нахлынуло на меня, когда я прикоснулся к черепахам, но я не знал, что или почему. Теперь – да. Теперь я знаю.
– Слушай, не хочешь газировки? – осведомилась Джоан.
Синклер ударил себя в грудь.
