Сестра нервно уставилась на него.
– Я наконец понимаю, зачем я здесь. Что привело меня сюда. Раньше я не был уверен. Что-то фантастическое нахлынуло на меня, когда я прикоснулся к черепахам, но я не знал, что или почему. Теперь – да. Теперь я знаю.
– Слушай, не хочешь газировки? – осведомилась Джоан.
Синклер ударил себя в грудь.
– Я был послан сюда, – сказал он, – чтобы переродиться.
– Переродиться?
– Другого объяснения нет, – заявил Синклер и порысил за дверь к святилищу. Там он сорвал одежду и улегся в илистую воду среди черепах.
– Нахоо дюу-дии, нахоо нерре!
Триш, которая развешивала футболки на продажу, опустилась на одно колено:
– По-моему, он говорит на языках.
– Щас бы, – вмешался Деменсио. – Гули-гули-цып-цып-цып.
И злобно потопал в гараж искать острогу на тунца.
Кроум выглядел озабоченным. Счастливым, подумала Джолейн, но озабоченным.
И сказала:
– Ты прошел тест.
– Тест для белых парней?
– Угу. Тест на дальтонизм.
Кроум расхохотался. Приятно было это слышать. Джолейн хотелось бы, чтобы он так смеялся чаще, не только когда она шутит.
Он спросил:
– Когда ты решила, что это случится?
Они лежали под одеялами, обнявшись. Будто снаружи холодно, подумала Джолейн, а не семьдесят два по Фаренгейту.
– До поцелуя или после поцелуя? – уточнил Кроум.
– После, – ответила она.
– Шутишь.
– Не-а. Исключительно импульсивное решение.
– Секс?
– Именно, – ответила Джолейн.
На самом деле неправда, но зачем говорить ему все? Ему не стоило знать о конкретном моменте, когда она сделала свой выбор и почему. Джолейн забавляло, что мужчины вечно пытались вычислить, когда же им удалось уложить девчонку в постель – какую невероятно хитрую фразу им удалось выдумать, какую своевременную струнку откровенности или отзывчивости они затронули. Как будто сила соблазнения осталась бы при них, когда бы им того ни захотелось, надо только знать, как ее проявить.
Для Джолейн в случившемся не было непостижимой тайны. Кроум был порядочным малым. Он заботился о ней. Он был сильным, надежным и не таким уж болваном. Это играло роль. Он и не догадывался, какую это играло роль.
Не говоря уже о том, что она была напугана. Никто не отрицает. Погоня за двумя жуткими грабителями по всему штату – безумие, вот что это такое. Не удивительно, что они оба были на нервах, она и Том. Это, конечно, тоже как-то повлияло – одна из причин, почему они обнимались, как подростки.
Джолейн отступила к обычной постельной болтовне.
– О чем ты думаешь?
– О Моффите, – ответил он.
– Очень романтично!
– Я надеюсь, он не будет торопиться с обыском. Неделя или вроде того вполне сошла бы. А тем временем мы могли бы просто остаться как сейчас, мы вдвоем.
– Милый разворот, – сказала Джолейн, щипая его за ногу. – Думаешь, он найдет билет?
– Если он там – да. Агент производит впечатление абсолютной компетентности.
– А если он не там?
– Тогда, видимо, нам понадобится план и немного удачи.
– Моффит думает, я могу что-нибудь учудить.
– Представляю себе.
– Серьезно, Том. Он даже не сказал мне, как этого человека зовут.
– Я знаю, как его зовут, – ответил Кроум. – И где живет.
Джолейн выпрямилась, села, выскочив из-под одеяла:
– Что ты сказал?
– Со всем должным уважением к твоему другу, не обязательно быть Шерлоком Холмсом, чтобы проверить номер машины. Нужен только приятель из дорожного патруля. – Кроум с деланной невинностью пожал плечами. – Урода в пикапе зовут Бодеан Джеймс Геззер. И мы можем его найти, с помощью бесстрашного агента Моффита или без оной.
– Черт, – пробормотала Джолейн. Парень оказался хитрее, чем она думала.
– Я бы сказал тебе раньше, но мы были слишком заняты.
– Прекрати!
Они оба подскочили, когда зазвонил телефон. Кроум взял трубку. Джолейн придвинулась ближе и беззвучно прошептала:
– Моффит?
Кроум покачал головой. Джолейн выпрыгнула из постели и направилась в душ. Когда она вышла, он стоял у окна, рассматривая великолепный вид рельсов «Метрорейл». Он, кажется, не замечал, что она перекрасила ногти в неоновый зеленый, а из одежды на ней только полотенце на голове.
– Так кто это был? – спросила она.
– Снова мой адвокат.
О-оу, подумала она, взяв халат.
– Плохие новости?
– Вроде того, – сказал Том Кроум. – Как выяснилось, я умер.
Когда он развернулся, оказалось, что он скорее потрясен, чем расстроен.
– Завтра это должно быть на первой полосе «Реджистера».
– Умер… – Джолейн надула губы. – Неплохо ты меня надул.
– Сгорел дотла в собственном доме. Должно быть, так и есть, раз об этом пишут в газете.
Джолейн чувствовала, что имеет полное право недоумевать, достаточно ли она знает об этом малом, Томе, казавшемся таким невозмутимо спокойным. Сгоревший дом – не хухры-мухры.
– Господи, что ты собираешься делать? – спросила она.
– Побуду пока мертвым, – ответил Кроум. – Так говорит мой адвокат.
Бодеан Геззер приказал Пухлу прекратить палить из грузовика.
– Но это он!
– Не он, – сказал Бод. – А теперь перестань.
– Пока нет.
– Мои барабанные перепонки! – завопил Фингал.
– Ссыкун!
Пухл продолжал стрелять, пока черный «мустанг» не вынесло с шоссе на одних ободах. Бод в гневе тормознул пикап и накатом доехал до обочины. Он потерял контроль над Пухлом и Фингалом – полуавтоматика, похоже, пробуждала в них самое худшее.
Пухл выпрыгнул из грузовика и размашисто зашагал в темноту, к обездвиженной машине, с явно убийственными намерениями. Бод следил за продвижением напарника по колеблющемуся оранжевому огоньку сигареты. Этот человек подавал чертовски плохой пример Фингалу – ничем хорошо организованным стрельба по водителям на скоростной автостраде Флориды и не пахла.
Фингал спросил:
– А теперь что нам делать?
– Давай выходи, сынок.
Бод Геззер взял фонарик из бардачка и поспешил за Пухлом. Когда они его догнали, он держал на мушке молодого латиноамериканца, который имел несчастье смутно походить на противного дружка официантки из «Ухарей», которая еще более смутно походила на актрису Ким Бейсингер.
– Хорошая работа, ас, – сказал Бод.
Пухл выплюнул окурок. В «мустанге» оказался не Тони.
Фингал спросил:
– Это тот чувак или нет?
– Нет, блядь, не тот! Как тебя зовут? – потребовал Бод.
– Боб.
Молодой человек зажимал правое плечо там, где его слегка задела пуля.
Пухл толкнул его дулом «кобры»:
– Боб, э? На Боба ты не похож.
Водитель с готовностью отдал права. Имя в них заставило Пухла ухмыльнуться: Роберто Лопес.
– Так я и думал. Проклятый лживый кубинский сукин ты сын! – возрадовался Пухл.
Молодой человек был в ужасе.
– Нет, я из Колумбии.
– Неплохо придумано.
– Боб и Роберто – это одно и то же!
– Да что ты! На какой планете?
Бодеан Геззер выключил фонарик. Оживленное движение на шоссе его нервировало – изрешеченный пулями автомобиль мог привлечь внимание даже в округе Дейд.
– Посвети-ка сюда. – Пухл копался в бумажнике юноши. – Раз уж мы потратили нервы и патроны…
Он небрежно поднял четыре стодолларовых купюры, чтобы их увидел Бод. Фингал издал воинственный клич.
– А тут у нас зацени чё, «Америкэн Экспресс»! – Пухл помахал золотистой кредиткой. – Да с каких хуев у тя ваще хоть что-то американское?
Роберто Лопес взмолился:
– Берите что хотите! Не убивайте меня, пожалуйста!
Пухл скомандовал Фингалу обыскать багажник. Бод Геззер был просто на измене – в любую секунду он ждал синих вспышек полицейских маячков. Он знал, что будет мало шансов удовлетворительно объяснить дорожному патрулю Флориды наличие подстреленного колумбийца.
– Поторапливайтесь там, еб вашу мать! – рявкнул он. Они нашли портфель, «беретту»-380 84-й модели в кобуре и новую пару двухцветных туфель для гольфа.
– Размер десятый. Как раз как мой, – заметил Фингал.
– Возьмите их! – крикнул Роберто Лопес с переднего сиденья.
Бод направил луч фонарика в портфель: биржевые гистограммы, компьютерные распечатки и финансовые отчеты. Визитная карточка, согласно которой Роберто Лопес был биржевым брокером в «Смит Барни» [29].
Тут Пухл узрел шанс извлечь пользу из преступления. Хоть и выяснилось, что парень – не засранец-приятель Эм-бер, он все равно остается проклятым иностранцем в модной одежде и со слишком большими деньгами. Бод, конечно же, согласится, что обстрел был не совсем уж пустой тратой времени.
Со священным возмущением в голосе Пухл обратился к напуганному молодому колумбийцу:
– Вы, суки, исподтишка прокрадываетесь в эту страну, воруете наши рабочие места, а потом захватываете наши поля для гольфа. Могу я спросить, мистер Роберто Брокер, что ж дальше-то? В президенты выдвинетесь?
