— Тетя Люся, ты знаешь, где моя красная заколка? — спросил над моим ухом Олин голос.
— Не знаю, — буркнула я, поглубже зарываясь в подушку.
И красных заколок тоже не существует.
— Люсь, ты завтракать будешь?
Это уже Нина Платоновна.
— Нет, — ответила я и отвернулась к стене.
Пусть я трусиха, пусть! Но я не в состоянии встретиться лицом к лицу с проблемой. Я просто ума не приложу, что мне делать! Я молилась, чтобы эта неделя поскорей закончилась, а выясняется, что впереди меня ждет минимум месяц такого же кошмара. Чем кормить детей? Кто за ними будет присматривать? Нина Платоновна скоро уйдет няней в богатый дом. И даже если она предложит мне помощь, чем я оплачу ее труд?
Нет, лучше я никогда не вылезу из-под одеяла!
— Теть Люсь, тебя вызывает в школу Марина Гестаповна.
Я выглянула на свет божий и столкнулась нос к носу с Игорьком. Мордочка у ребенка была несчастная.
— Кто-кто?
— Ну, то есть Марина Остаповна. Мы зовем ее Гестаповной, потому что она злая.
— Это по какому же предмету?
— Это не по предмету, она психолог. У нас было тестирование, и вот…
Он протянул мне свой дневник. Красной ручкой в нем было написано: «Явиться родителям в школу к психологу! Срочно!» Последнее слово было дважды подчеркнуто.
Нет, в этом доме мне определенно не дадут провести остаток жизни под одеялом.
— Признавайся, что ты натворил?
— Честное слово, ничего! Я просто рисовал, как мне сказали. А потом Марина Гестаповна стала кричать, что я выродок…
Глаза у Игорька были честные-пречестные.
Я стала листать его дневник и наткнулась на другие автографы учителей:
«Пел на уроке пения!»
«Не умеет сидеть».
«Смеялся без причины 20 минут!»
«Свистел Петуховой в ухо!»
«Бегал за Петуховой и, взяв палку для открывания фрамуги, крючком развязывал бант на ее голове».
— Эта Петухова, наверное, красивая девочка? — поинтересовалась я.
— А, ничего особенного, — махнул рукой мальчишка, — задавака.
Я решила, что сейчас самое время провести воспитательный момент, и сурово нахмурила брови:
— Слушай, Игорек, прошло лишь полмесяца учебы, а у тебя уже столько замечаний. Я думала, что ты хороший мальчик, а ты, оказывается, первый проказник в классе.
— Нет, я не первый, — грустно вздохнул Игорь, — я только второй. Вот у нас есть Илюшка Бурлаченко, так он — первый. Мне с ним никогда не сравняться.
— Ой, не зарекайся, — рассмеялась я. От моей показной суровости не осталось и следа. — Ну, беги на занятия. Я зайду сегодня в школу.
Ребенок умчался, а я пошла в ванную умываться. Ладно, буду решать проблемы по мере их поступления. Сначала поговорю с Ниной Платоновной.
На кухне я съела два сырника и лишь потом собралась с духом для нелегкого объяснения.
— Теть Нин, тут такое дело… — начала я, — сегодня утром звонила Женя, мать детишек…
— Да, я слышала.
— Так вот, они с мужем заболели холерой, и им придется задержаться в Аргентине еще на месяц. Минимум.
Украинка всплеснула руками:
— Господи, да как же их угораздило?
— Понятия не имею. Женя сказала, общались с местным населением. Я теперь думаю: кто присмотрит за детьми, пока они не вернутся? Я не могу, вы сами видите, какая из меня хозяйка, у меня же никакого опыта. А дети маленькие, они в этом возрасте постоянно болеют. Нам еще повезло, что эту неделю обошлось без болячек…
Нина Платоновна ласково взяла меня за руку:
— Люсенька, да я готова за ними присмотреть. Разве же я вас брошу?
Я отвела глаза.
— Понимаете, теть Нин, я вам пока не смогу заплатить. У меня следующая зарплата только в конце месяца. А вы ведь в Москву приехали на заработки…
— Ничего, всех денег не заработаешь, — просто ответила няня.
Я едва не расплакалась.
— Спасибо вам большое! Я, честное слово, не забуду вашу доброту.
— Да будет тебе! — отмахнулась Нина Платоновна, собирая посуду со стола.
Тут я вспомнила про Алексея Невского и его предложение.
— Знаете, теть Нин, мне один знакомый предложил подработать…
Я пересказала ей, в чем заключается операция «Многодетный папаша».
— Я чего опасаюсь: не извращенец ли этот холостяк? С чего это вдруг выкидывать на ветер такие деньжищи? Вдруг он маньяк? Изнасилует нас всех, а потом убьет, а?
Нина Платоновна покачала головой:
— Не думаю. За такие деньги человек может совершенно открыто изнасиловать и убить десяток человек. По крайней мере у нас на Украине. Зачем ему эти сложности — ютиться в тесноте, выносить детские горшки? Нет, скорее всего у него действительно серьезная психологическая проблема.
— Так вы что советуете — соглашаться или нет?
— Это только тебе решать, — ответила няня. — Но на мою помощь можешь рассчитывать в любом случае.
Следующие полчаса я так и эдак прикидывала, взвешивала разные варианты. Выходило, что это единственная возможность заработать нам всем на жизнь. Покорившись судьбе, я набрала телефон Невского.
— Я согласна.
Алексей принялся что-то возбужденно тараторить, но я его прервала:
— Подожди радоваться, у меня есть два условия.
— Какие еще условия? — оторопел бывший журналист.
— Во-первых, я хочу больше денег. Две тысячи долларов в неделю.
— Согласен. — Невский ответил так поспешно, что я поняла: можно было просить больше. — Какое второе условие?
— Рональд Пузырьков.
— Кто?!
Я объяснила, что это одноклассник Оли, которому надо помочь в нее влюбиться.
— Ладно, сделаем. Это все условия?
Признаюсь, что у меня возникло сильное искушение устроить с помощью «Радости жизни» и свое счастье тоже. Ведь можно же подтолкнуть Руслана Супроткина к мысли, что я — самая обаятельная и привлекательная? Пусть капитан влюбится в меня, словно мальчишка! Но что-то внутри меня сопротивлялось этому шагу. Наверное, стойкое убеждение, что все в нашей жизни предопределено. И отношения между мужчиной и женщиной должны развиваться так, как это было записано на скрижалях судьбы. Поэтому я твердо сказала:
— Да, это все.
— О кей! Значит, сегодня и начнем.
— Как? Уже сегодня? — испугалась я.
— А чего тянуть? Клиент давно созрел. Да, начнем сегодня. Он приходит домой, жена встречает его в старом выцветшем халате, теща бросает взгляд, полный ненависти, дети кидаются на шею с криком: «Папа, папа!»…
У меня похолодело внутри.
— А разве дети должны называть его «папой»?
— Ну конечно! А тебя — «мамой». А ты что думала? У клиента должна возникнуть полная иллюзия того, что он попал в родную семью. Именно за это он деньги платит, между прочим!
Повисла пауза, а потом я сказала:
— Нет, ты знаешь, я передумала, никаких представлений. Если все так серьезно, если надо подговаривать детей…
Невский принялся меня убеждать:
— Да не бойся ты! Дети, чтоб ты знала, с удовольствием входят в роль. Да и тебе понравится, я уверен. Знаешь, как это затягивает? В общем, мы обо всем договорились. Сегодня в пять часов я заеду к тебе домой вместе с клиентом. Если что-то будет не так, подскажу. В первый день допускаются накладки, зато потом все пойдет как по нотам. Какой у тебя адрес?
Я продиктовала. В последний момент я спохватилась:
— А как его зовут?
— Максим. Максим Малахов.
Трубка запищала короткими гудками, а я попыталась прикинуть, какими неприятностями в будущем грозит мне эта история. По самым скромным подсчетам выходило, что мало не покажется. Определенно, самый разрушительный взрыв — это взрыв энтузиазма у дурака.
Самый точный метеоприбор — это полотенце, вывешенное за форточкой. Если мокрое — дождь, если колышется — ветер, если нет — украли.
Когда я вышла из дома, на улице хлестал ливень. Зонт почти не спасал от потока воды. Несмотря на то что школа находилась в пяти минутах ходьбы, я добралась до нее вся мокрая, словно мышь под метлой. Перед кабинетом психолога я попыталась привести себя в порядок, вытерла носовым платком лицо и пригладила волосы. Постучав в дверь и не дождавшись ответа, я заглянула в кабинет.
— Можно? Я по поводу Игорька Стецюра из третьего «Б»…
За столом сидела женщина и уныло жевала бутерброд с вареной колбасой.
— Подождите за дверью! — осадила она меня, и я ретировалась в коридор.
Через десять минут из-за двери раздался крик:
— Входите!
Я вошла в небольшую комнату. Женщина уже не жевала, а копалась в каких-то бумагах. Она на секунду оторвалась от своего занятия и молча кивнула мне на стул, стоявший около стены. Я села и принялась изучать психолога.
С первого взгляда я определила Марину Остаповну как работающую пенсионерку. На ее лице застыло выражение мелочной подозрительности, а волосы на макушке настолько поредели, что кожа головы, пораженная себореей, была заметна с расстояния нескольких метров.