— Договорились, — мгновенно согласилась Далила. — Рада была познакомиться.
— Я тоже был рад, — дежурно ответил Орлов.
Она поняла, что с еще большей радостью он покидает ее кабинет. Тогда зачем он к ней приходил?
После встречи с Орловым Далила вновь потревожила главврача отделения, в котором лечили Ивана в тот трагический Новый год. Ей не давал покоя вопрос: может ли нервное состояние так усиливать аллергическую реакцию, что она из безобидной становится смертельно опасной? Главврач ответил:
— Сильный стресс — да. Случай нередкий, когда больной, неоднократно позволяя себе запрещенный продукт, не испытывает тех страданий, которыми его пугали врачи. Он расслабляется и вдруг получает сильный отпор организма, чему удивляется: «Доктор, как же так? Я не первый раз это ел!» При подробном выяснении обнаруживается, что опасная для жизни реакция вызвана губительным сочетанием стресса и аллергена.
"Выходит, — сделала заключение Далила, — Орлов мог попробовать салата с крабами сам, но дозу не рассчитал. Он хотел вовремя уйти с праздника, ради алиби и пытался вызвать симптомы болезни. Доза была почти смертельной потому, что он «заказал» мужа Шурочки и, разумеется, отчаянно нервничал. Сочетание стресса и аллергена оказалось губительным, что и ввело меня в заблуждение. Нельзя же подозревать счастливого человека в том, что он едва себя не убил.
На это Орлов и рассчитывал, готовя новое преступление. Поэтому и обратился ко мне.
Он смело ко мне обратился. Я клюнула. На самом деле нет шантажа, как нет и любви. Орлов любит только себя и хочет подставить бедную Шурочку. Он рвется к наследству".
Сделав такое открытие, Далила вздохнула с большим облегчением и следом ужаснулась себе.
«Выходит, я завидовала Шуре Делягиной? — поразилась она. — Вот как плохи мои дела!»
Зависть и недовольство собой — почти синонимы. Зависть — симптом неудовлетворенности, признак осознания ничтожности. Уверенного и довольного собой человека чужие успехи радуют.
"Неужели отсутствие в моей жизни мужчины так повлияло на мой характер? — испуганно спросила себя Далила. — Неужели одиночество породило во мне ощущение неполноценности? Красавец Орлов любит дурнушку Шуру Делягину, а я никому не нужна! Так, что ли?
Настоящая глупость! С ума я, что ли, сошла?
Коли так, тогда тетя Мара права. И Галина права, и Лиза — зверею я без мужчины. Не в этом ли упрекнул меня сын?
Выходит, я абсолютно несчастна?
А ведь казалось, что все хорошо. Я радостная просыпалась и засыпала легко, но все в один голос твердят: «Не ври, не можешь ты счастливо жить без мужчины».
Кто такой красавчик Орлов? Гуляка, нахлебник, игрок. И бабник. И может быть, даже убийца.
Если я завидую Шурочке, которую объективно надо жалеть, значит, все правы. Я занимаюсь самообманом.
И что теперь делать?
Ах Шульгин так Шульгин, тут не до жиру, — в конце концов решила Далила. — Почему бы нам и в самом деле с майором не встретиться? Пообедаем или поужинаем…
И повод для этого есть".
И все же Далила к Шульгину не спешила. Она перенесла их встречу на понедельник. В пятницу беседовала с Орловым. Субботний день принадлежал крестнице Ангелине, вечером — клуб, а в воскресенье хотелось поработать над книгой, которую совсем забросила.
«Шульгин подождет, да и версия интриги Орлова в голове утрясется, оформится», — решила она.
У Далилы были сомнения. Или поддалась обаянию красавца-мужчины, или внутренний голос ей говорил: «Не способен миляга Иван на убийство», — но сомнения были большие.
Разумеется, при таких обстоятельствах она была рада встрече с Граблиным и чехом Ванеком. Едва компания расположилась в квартире гостеприимной Галины, у Далилы мелькнула надежда: «Вот кто рассеет сомнения!»
Увы, не рассеяли.
— Матюк настоящий мужик! — возвестил браво Граблин, падая на диван рядом с Далилой и дерзко пытаясь ее обнять.
И чех подтвердил:
— Да, Ванька мужчина. Мне так слабо.
Галина, учуяв любопытство подруги, дипломатично восстала:
— Да чем же тебе слабо?
— Видимо, речь о картах идет, — язвительно пояснила Далила.
— Матюк благородный игрок, — по привычке гордясь собой, поддержал тему Граблин.
Он очень страдал от собственной трезвости и, дивясь необычному состоянию, был рассеян и необычно правдив, а потому сообщил:
— Иногда Матюк даже долги прощает, если видит, что совсем с противника нечего взять.
И чех не выдержал, и он захотел правду сказать. Бросив тискать млеющую Галину, чех поделился счастливым опытом:
— А мне Иван сам отстегнул на бутылку, когда я продулся до жутких долгов. Как сейчас помню его сострадание. «На, друг, — сказал он, подгребая к себе мой проигрыш и выделяя из него сотенную, — на, друг, пойди горе запей».
— Эвона! — поразился Граблин и с интересом спросил:
— А ты что?
— Я взял и пропил.
— Еще бы! А мне, гад, ни разу не предлагал! Как же так? Почему?
— Ты значительно чаще меня продувался, — пожалел друга Ванек. — Сопьешься, если всякий раз на бутылку тебе предлагать. Да и проигрыш тебе никакое не горе.
Граблин радостно согласился:
— Это да!
— Вы что, «подвигами» делиться пришли? — возмутилась покинутая Галина.
Чех опомнился и, сгребая ее в охапку, медово воскликнул:
— Галочка, солнышко! Я умирал без тебя!
— Еще бы, — одобрил ход друга Граблин и тоже потянулся с лаской к Далиле.
— Ни в коем случае! — запротестовала она, категорично отстраняя незваного ухажера.
Решив даром времени не терять, она поставила вопрос ребром:
— А мог бы Матюк убить человека?
— Это смотря какого, — задумался Ванек.
А Граблин отрезал:
— Да никакого не мог. Его на жалость легко пробивает. Потому его бабы и любят.
— Его любят за красоту, — уточнила Далила.
— Это точно, — компетентно подтвердила Галина. — Он невероятно красив.
— Ерунда, — озлобился Граблин и самовлюбленно всех просветил:
— Я во сто раз красивей вашего Матюка, а меня никто не хочет любить. А все потому, что я настоящий мужчина. Я брутальный, а Ванька, как баба, добряк.
Чех, окунаясь в приятные воспоминания, вынужден был подтвердить:
— Да, он добрый, Матюк. Однажды он даже подружку свою мне отдал, когда заметил, что я глаз на нее положил. Я очень страдал, а Ванька терпеть не может, когда рядом страдают.
— А я что, не добрый? — возмутился пораженный в самое сердце Траблин. — Он бабу какую-то, а я Галку тебе отдаю! С мясом от себя отрываю!
«Что он мелет?» — испугалась Далила в ожидании бури.
Но Галина умильно воскликнула:
— Граблин, ты правда меня отдаешь?
— Как же, отдаст он! — не погрешил против истины Ванек. — Этот жлоб тебя продал! Я штуку баксов ему за тебя заплатил!
— Какую-то штуку. Я в минуту эту штуку продул, — обиделся Граблин и с патетикой возвестил:
— Пользуясь моей слабостью, ты, дружище, жестоко меня сгубил! Я, может, теперь без Галки умру!
Чех ехидно хихикнул и выразил недоверие:
— Ну да, ты умрешь. Если вовремя не опохмелишься. А из-за женщины — вряд ли.
— Что?! Не умру?! Да я жениться решился! Потому и резался в карты словно свинья! Я на свадьбу мечтал накопить!
«Какая мерзкая ложь!» — мысленно возмутилась Далила.
А Галина от счастья сомлела.
— О, Граблин, — простонала она. — Что же ты мне не сказал? Я согласна без свадьбы!
Своим заявлением она бесчеловечно сразила чеха. Он нешуточно взволновался:
— Ты согласна? А я? Как же я? Он врет, а я точно женюсь!
— Ты прости меня, Ванек, — плаксиво взмолилась Галина, — но плоть моя стремится к нему.
Граблин решительно расставил точки над "i":
— Э-э, нет! Поздно, душа моя! Поздно! Я штуку его давно проиграл!
— Мы штуку вернем, — успокоила любовника добрячка Галина, с надеждой поглядывая на добрячку Далилу. — Далька, правда вернем?
Та возмутилась:
— Еще чего! Не буду я возвращать!
Граблин демарш поощрил:
— И правильно, возвращать мне не надо. У женщин я принципиально ничего никогда не беру.
— Да как это ты не берешь? — возмутилась Галина. — Всю дорогу у меня занимал. И не отдал ни разу. И слышать ничего не хочу. Я сама Ванеку долг твой верну, и изволь идти под венец!
«Вот это ты, братец, попался», — мстительно усмехнулась Далила, наблюдая за тем, как бледнеет растерянный Граблин.
А тут еще и Ванек проникся сочувствием к влюбленной Галине и, являя щедрость, сказал:
— Да фиг с ней, со штукой, раз у вас разгорелась такая морковь. Я не знал, что вы докатились до свадьбы. Жаль мне, конечно, надежд. Я возлагал, возлагал…
Вместе с горестным вздохом окропив всех слюной, чех окончательно сдался:
— Ничего, как-нибудь перестрадаю. Мне не впервой. С бабами мне хронически не везет.
Паникующий Граблин ухватился за сентенцию друга, как утопающий за соломину, и возопил:
