— Что такое? Я правильно поняла, в «Теленеделе» нет корреспондента по имени Александр Иванов?
— Нет, — подтвердила я. — Кажется, тебя кто-то разыграл.
— Какое безобразие! — возмутилась мамуля. — Ну, я ему покажу!
Она удалилась в свою комнату и громко хлопнула дверью, а Трошкина подошла ко мне поближе и тихо спросила:
— В чем дело, Инка? Куда ты смотришь?
— В светлое будущее, — буркнула я, продолжая сверлить взглядом стену, но через несколько секунд очнулась и дернула подружку за руку. — Пойдем к тебе, поговорим без помех.
Из-за закрытой двери мамулиной комнаты доносился дробный стук. Наша писательница колотила по клавишам своего ноутбука с ожесточением и скоростью, которым позавидовала бы легендарная Анка-пулеметчица. Я догадывалась, что это значит: сто процентов, автор спешно вписывает в сюжет своего нового ужастика второстепенного героя по имени Александр Иванов! Через пару-тройку страниц мамуля широким жестом бросит его на растерзание упырям и вурдалакам, и тогда рана, нанесенная ее собственному самолюбию, затянется без следа. Скажу по секрету, великая Бася Кузнецова частенько наказывает своих обидчиков таким образом, это ее фирменный рецепт восстановления душевного равновесия.
Пропустив мимо ушей призывы Зямы, который развалился на подушках, как турецкий султан, и жаждал подобающего султану отношения и окружения, мы ушли к Алке.
— Слушай меня внимательно и скажи, логично ли я рассуждаю, — попросила я подружку, опустившись на старенький венский стул.
Дубовый раритет, на котором сиживали представители трех поколений семьи Трошкиных, был скрипучим и жестким, но я решительно отвергла Алкино приглашение перебраться в мягкое кресло. Деревянная рамка спинки как-то дисциплинировала. Я надеялась, что это будет способствовать стройности моего мышления.
Сначала я пересказала Трошкиной то, что узнала от Кулебякина об обстоятельствах, при которых была травмирована наша бабуля. Особо отметила одну деталь: голос человека, который звонил ей тем роковым утром, был хриплым.
— Это важно, потому что позже, уже вечером, кто-то хрипатый звонил сначала мамуле, а потом и мне самой, — объяснила я. — Три звонка от неизвестного человека с хриплым голосом — это первое совпадение, а вот и второе: бабулю, ожидавшую Хрипатого, ударили по голове сборно-составным кастетом типа «чушка». А попозже вечером — надо же было такому случиться! — я сама на месте условленной встречи с Хрипатым нашла носок, набитый пятаками!
— Покажи! — ахнула Трошкина.
Я отдала ей эту разбойничью чушку номинальной стоимостью двести пятьдесят рублей и продолжила свою речь:
— Я думаю, что нападение на нашу бабулю было вовсе не случайным. Не хулиган на нее налетел, а расчетливый преступник! Вспомни, незадолго до нападения у бабули зазвонил мобильник, но звонок оборвался. По-моему, очень похоже на то, что звонил негодяй, затаившийся в подворотне. Хотел убедиться, что перед ним именно та женщина, с которой он договорился о встрече.
— Что же, он не был знаком с Екатериной Максимовной? А телефон ее тем не менее знал? Ерунда получается! — Алка замотала головой. — Зачем кому-то так тщательно готовить убийство незнакомой женщины? Ты же не думаешь, что кто-то послал к твоей бабушке наемного убийцу?
— Мне кажется, не в бабушке дело, — с печальной гордостью сказала я. — Вспомни, Денис установил, что гад, напавший на бабулю, за миг до удара увел руку с чушкой чуть в сторону, и это спасло жертве нападения жизнь. Я вот думаю: может, он просто в последний момент понял, что не на ту напал?
— Ты сама себе противоречишь! То он звякнул на мобильник и убедился, что женщина та, то вдруг чудесным образом понял, что совсем не та…
— Да ведь во время телефонного разговора он мог принять одну женщину за другую по голосу! А при ближайшем рассмотрении осознал свою ошибку!
— А вот это возможно, — задумчиво сказала Алка, незряче глядя мимо меня и адресуясь непосредственно к цветочку на обоях. — Хм, по голосу… Голос у Катерины Максимовны не по годам звонкий, молодой. Я вообще, когда вам домой звоню, не сразу различаю, кто именно у телефона — ты, твоя мама или бабушка…
Она еще немного помолчала, потом посмотрела прямо мне в лицо и буднично спросила:
— Так что это за история с твоим якобы случайным падением в яму?
— Стала бы я сама туда падать! Я же не слепая! — Я фыркнула и рассказала подружке про рыжеусого мужика с газовым баллончиком.
— Узнать его сможешь? — выслушав меня, спросила Алка.
— Разве что усы, они такие приметные…
— Даже слишком приметные, чтобы быть настоящими, — Трошкина вздохнула. — Ничего не скажешь, здорово! Кто-то хочет тебя убить, а ты не знаешь ни кто, ни за что! Или все-таки знаешь?
— Нет, для меня это загадка! — Я хотела пожать плечами, но замерла в неуютной позе со вздернутыми плечами, проассоциировав слово «загадка» с шифровкой на обложке журнала. — Погоди-ка… Не знаю, имеет ли это какое-то отношение к происходящему, но пару дней назад я наткнулась на одну зловещую тайну. Если я правильно поняла, речь идет о яде, значит, дело серьезное.
Головоломка Раисы Павловны Алку очень заинтересовала. Подружка открыла тетрадку, вооружилась остро заточенным карандашом и принялась так и сяк крутить непонятное «монотраст мирам дай». Получалось у нее лучше, чем у меня: из «мирам» умница Трошкина сумела получить вполне нормальное слово.
— Правда, это имя собственное, — словно извиняясь, сообщила она. — «Мирам» — это Римма!
— Уж не та ли Римма, которая подшефная нищенка бабы Раи? Королева гастрономовской помойки?! — встрепенулась я.
— В таком случае, связь между гастрономом и Риммой вполне очевидна! — Трошкина тоже заволновалась. — Но при чем же тут яд?
— Все, я устала гадать и строить планы! Приступаем к решительным действиям! — Я с удовольствием разлучила свое мягкое место с неприятно жестким стулом. — Мы сейчас же отправимся в больницу и расспросим бабу Раю!
Алка сначала тоже вскочила, но потом снова села:
— Не вариант. В больнице карантин, к бабе Рае нас не пустят.
— Прорвемся! — Моя готовность к решительным действиям достигла уровня пионерской готовности ко всему на свете.
— Штурмовать больницу негуманно, — не вполне уверенно сказала подружка.
Я чувствовала, что могу ее уговорить, но предпочла не давить и поменяла планы:
— Ладно, больницу пока трогать не будем. Но тогда давай отыщем эту самую Римму и выпытаем у нее все, что только можно, про ядовитый гастроном.
Похоже, допроса с пристрастием в Алкином списке бесчеловечных деяний не было, мой новый план она приняла без возражений. Я быстренько сбегала к себе домой, просушила феном влажные волосы, наскоро пообедала, переоделась и воссоединилась с подружкой уже во дворе у подъезда.
Для прогулки по помойке я облачилась в старые джинсы и ту самую курточку, в которой поутру энергично ползала по трубам. Постирать ее я еще не успела, потому что папуля после досадного и разорительного происшествия с нашими мобильными телефонами строго-настрого запретил мне включать стиральную машину без предварительного ее обыска и досмотра, а заниматься таможенной деятельностью мне было некогда. Некогда голубая, курточка в результате моего вынужденного диггерства сделалась цвета штормовой морской волны и лишилась пары верхних пуговиц. Их отсутствие я отчасти восполнила шарфом, повязанным под воротником.
— Чудный шарфик, — сказала Трошкина, тактично промолчав об изгвазданной курточке. — Кажется, у тебя к нему еще шапочка есть?
— Была, — коротко сказала я, с места в карьер стартуя по направлению к помойке.
— Ты думаешь, что нужная нам особа находится на этой помойке безотлучно? — усомнилась Алка, отставшая от меня всего на полшага.
— Думаю, что ареал ее обитания не должен превышать трехсот метров в радиусе от мусорных баков гастронома.
— Почему это?
— Потому что примерно в пятистах метрах от этой помойки расположена другая. По логике, где-то на полпути между ними территория, центром которой являются контейнеры у гастронома, заканчивается. А Королева Помойки не должна покидать свои владения, — объяснила я.
— Резонно, — подружка со мной согласилась и ускорила шаг.
На помойке было людно, как на распродаже в модном магазине, но не в пример тише и спокойнее. Каждый контейнер оккупировала более или менее слаженная группа товарищей. Разработка мусорной жилы открытым способом производилась в сосредоточенном молчании, тишину нарушали только шуршание, стук и изредка победное звяканье склянок. Счастливчика, раскопавшего целую бутылку, конкуренты награждали мрачными, откровенно завистливыми взглядами. На секунду процесс приостанавливался, над разворошенными контейнерами пролетал дружный тоскливо-мечтательный стон, после чего работа возобновлялась с удвоенной энергией.
