— А-а, черт! Я так и знал!
— Что вы знали? — немедленно осведомилась Далила.
— Что крайним в этой истории окажусь. Все не так, как вы думаете. Ствол мне подбросили.
— Кто подбросил?
Кроликов гаркнул:
— Если бы знать!
И взмолился (по-своему, разумеется):
— Поймите вы, не мог я Машу убить! Я до сих пор Машку люблю! Иной раз глаза закрою: она! Умная, добрая… Все понимала без слов. Таких, как Машка, я не встречал. Гад буду! Зачем мне ее убивать?
— Самой хотелось бы знать причину.
— Да не убивал я ее! Мне без нее плохо живется!
Поймите, я до сих пор Машку люблю!
«И этот влюблен до сих пор, — удивилась Далила. — Запуталась я окончательно. Где же мне Принца искать, когда все в эту Золушку влюблены и все на Принцев похожи?»
— Я с удовольствием вас пойму, — сказала она, — если ваш рассказ покажется мне правдоподобным.
Кроликов с надеждой спросил:
— А что для этого нужно?
— Говорить только правду.
Он кивнул:
— Идет. Андрюха наметил Машкин юбилей отмечать вечером в кабаке, а тут вдруг она сама утром звонит, к себе приглашает. Я удивился, но за цветами потопал. Не идти же с пустыми руками…
Далила прервала рассказ:
— Нет, так не пойдет. Начните с начала.
Кроликов удивился:
— Это как?
— С того места, когда у вас с Машей начались отношения.
Он невесело усмехнулся:
— Да они у нас с того самого места и начались.
Я был пацан, а Машка новорожденная. Ее привезли из роддома, я с родителями и пошел в гости к Верховским. Когда взрослые отвлеклись, Андрюха мне ради прикола Машку на руки сунул, она тут же на меня сквозь пеленки пустила струю.
— Вы зашли слишком издали, — улыбнулась Далила. — Я имела в виду не те отношения.
— А других-то и не было, — развел он руками. — Мы даже не тискались. Пару раз поцеловались, и все.
Машка не такая была.
— А какая она была?
Кроликов, не задумываясь, определил:
— Настоящая.
— Это как? — удивилась Далила, слегка его пародируя.
Вопрос поставил его в тупик. Он долго чесал в затылке, сопел, размышлял и наконец ответил:
— Ну, человеком она была.
— Она вас понимала?
— Еще бы! Как ни одна душа!
Воцарилось молчание.
«Ясно, — мысленно заключила Далила. — Все, как я и предполагала: Маша пела ему дифирамбы, вселяла уверенность, которую все остальные (начиная с родителей) разрушали. Не оправдал он ожиданий, не захотел быть умным и образованным».
Первым нарушил паузу Кроликов — он сказал:
— Я в Наташку влюбился сперва.
— Да-да, — очнулась от мыслей Далила, — пожалуйста, расскажите.
Он продолжил:
— Наташка мне жару давала: то клеит, то посылает. Измучился с ней. А тут Машка, добрая такая всегда, веселая, с понятиями. У нее был внутренний кодекс. Как меня к ней потянуло!
— А Наташа как на это смотрела?
Кроликов свел губы в гузку и поводил ими туда-сюда:
— А черт ее знает! Наташка обожает только себя, ничего вокруг не замечает.
— А Маша?
— Маша вроде слегка меня поощряла. Нет, я ничего с ней не делал, не позволял. Да и она не позволяла. Но все шло к… Короче, сами вы понимаете.
— Понимаю, — подтвердила Далила. — А потом что случилось?
Кроликов крякнул, развел руками и, тараща глаза, сообщил:
— А хрен его знает! Все вроде было нормально, мы даже пару раз целовались, а затем как бабка та отшептала. «Прости, — говорит, — я была не права». В чем не права? Почему? Я не знаю.
— А потом?
— А потом у нее с Андреем пошла чехарда. Он жаловался, я стал меньше к ним в гости ходить, а затем это случилось. Вы знаете.
Далила кивнула:
— Я знаю. Значит, она вам в тот день позвонила.
И что говорила?
— А ничего. Плачет, «приходи!» в трубку кричит.
И время точное назначила.
— Точное?
— Ну да, еще сто раз наказала: «Смотри не подведи, не приди раньше, чтобы был минута в минуту».
Я ей: «Когда же я подводил?» Ну и пришел.
Кроликов замолчал, опустив глаза, сосредоточенно разглядывал свои башмаки.
— Что же дальше? — осторожно спросила Далила.
— А ничего! Машка мертвая на полу лежала!
— Как же вы в квартиру попали?
— Дверь открытой была. Я долго звонил, потом толкнул дверь ногой, она и открылась. Увидел Машку свою на полу, лужу крови…
Кроликов перевел дыхание и, глядя на башмаки сквозь пелену слез, зло кому-то сказал — кому-то, совсем не Далиле.
— На столе мой любимый пирог, — сказал он, — я как вспомню, мне пекла, меня поджидала, а какой-то гад пришел и Машку убил. Выходит, она кого-то боялась, потому меня и звала, а я не успел. Я не спас Машку! Не спас! — закричал Кроликов и, с трудом подавив спазм рыдания, заключил:
— Как добрался до дому, не помню.
— А Андрей вам обеспечил алиби, — догадалась Далила.
Он, совсем как ребенок, шмыгнул носом и горестно подтвердил:
— Да, Андрюха мужик. А я баба. Сдрейфил, не смог Андрюхе сказать, что был в тот день, видел Машку и сбежал, как скотина.
— А что за история с пистолетом?
Кроликов, стуча в грудь кулаком, клятвенно сообщил:
— Вот не поверите, сам ничего не пойму! Какая-то сволочь мне «ТТ» подложила! Всю ночь не спал, Машка то с дыркой во лбу, то пальчиком мне грозит: «Эх, Гоша, не спас ты меня, а я так надеялась». Лишь под утро заснул.
— И проспали, — продолжила мысль Далила.
— И проспал. Разбудил меня шеф телефонным звонком. Я вскочил и бежать. Уже в дверях вспомнил про документы, ну шеф оставил мне на хранение, я их в нижний ящик стола подальше затырил. Сунул руку и учуял холодное что-то, вроде оружия. Вытащил и обалдел: Наташкин «ТТ». Кто подложил? Меня с головы до ног аж прошило: какая-то падла хочет подставить меня!
Далила снова продолжила:
— И вы сразу избавились от «ТТ».
— Сразу же, — закивал нервно Кроликов. — А куда мне деваться? Не у себя же бандитский «ТТ» оставлять.
Уже позже узнал, что из него была застрелена Маша.
— Почему вы решили, что именно из него?
— А на кой мне тогда его было подкладывать? Вы мне верите?
Далила пожала плечами:
— Если честно, не знаю.
Кроликов удивился:
— Но почему вы не верите? Вы только прикиньте, если я убил Машу, то почему не сразу утопил чертов ствол? Почему на другой день? Зачем бы я хранил «ТТ» у себя? Разве это не глупо?
— Логично, — согласилась Далила. — Но если Машу убили из того пистолета, а утром вас шеф разбудил, значит, подложить «ТТ» могли или ночью…
Кроликов это предположение тут же отмел, решительно сообщив:
— Ночью в ту квартиру невозможно зайти. В доме охрана, и я дверь закрывал на засов. Лень было возиться с замками. Родители тогда были в загранке, я жил один и вел себя кое-как. Узнай они, им не понравилось бы.
Далила вздохнула:
— Значит, остается тот день, в который погибла Маша. Кто к вам тогда заходил?
Кроликов призадумался и ответил очень уверенно:
— В тот день — только Мискин. Андрюхе было не до меня, остальным, видимо, тоже.
— А Мискин зачем к вам заходил? — поинтересовалась Далила.
— Да поэтому и заходил, рассказать, что погибла Маша. Он недолго сидел. Повздыхал, выпил пивка и по делам учапал.
— По каким делам, вы не знаете?
— А фиг его знает. Мискин дюже у нас деловой, — с теплом отозвался Кроликов. — Деловее его лишь Пашка, муж Наташкин, вы знаете, Замотаев, мой шеф.
Далила осторожно допустила:
— А это не Мискин?
— Что?
— Вам пистолет подложил.
— А у него он откуда?
— Мало ли. Может, взял у Наташи.
Кроликов яростно замотал головой:
— Да нет! Борька не мог подложить!
— И все же вспомните, он не входил в ту комнату, где вы пистолет обнаружили?
— И вспоминать не хочу! Это не Мискин!
— Почему вы так уверены?
— Что бы там ни было, Борька мой друг! — отрезал Кроликов.
— А вы не запомнили время, когда Мискин к вам заходил?
Он надолго задумался и сообщил:
— Запомнил, когда он ушел.
— Когда же?
— В два часа дня. На кухне радио пропикало, и начались новости. Борька грустно сказал: "Два часа дня.
Через пять часов мы должны были все собраться, чтобы поздравить Машеньку, а ее уже нет. Даже не верится". Сказал так и поднялся. И быстро ушел. Вот и все, — с тяжелым вздохом заключил Кроликов.
Верховский вызвал милицию в три часа дня, следовательно, в три часа дня официально стало известно о гибели Маши. Почему же Мискин узнал об этом раньше?
Далила поняла, что пора встречаться с Борисом Мискиным.
Уже дома, сидя в своем кабинете над отчетом детектива Верховского, Далила подумала: "С Борисом Мискиным будет непросто. Во-первых, он ловелас, следовательно, прекрасно улавливает настроение женщины. Бориса провести гораздо сложнее, чем Гошу, который привык думать бицепсами, а не мозгами.
Во-вторых, против Мискина нет ни улик, ни зацепок. Алиби у него…
Ха! Алиби! Возможно, и нет у него никакого алиби!
Раз Верховский всем щедро алиби раздает (то Кроликову, то Хренову), значит, возможно, и Мискина он осчастливил. Разумеется, так и было!"
