Далила усмехнулась и сдержанно согласилась:
— Да, это так, меня нанял Андрей Викторович Верховский, но вы не ответили на вопрос.
Мискин пожал плечами:
— А что тут отвечать? Я был с дамой.
— С замужней дамой, — уточнила она.
— С замужней, но в алиби я не нуждался.
— Совсем не нуждались? — искренне удивилась Далила, чувствуя, что он не лжет.
Мискин задорно щелкнул пальцами и воскликнул:
— Конечно! Я никогда ни в чем не нуждаюсь!
Постучав по голове указательным пальцем, он пояснил:
— Все необходимое здесь! Не обязательно признаваться, что мы с дамой общались в постели. Она занимается бизнесом. Я — тоже. Мы могли предъявить договор, который якобы подписали как раз в тот момент, когда погибла Машенька.
Далила растерялась:
— Зачем же Верховский сказал…
Мискин поспешно вставил:
— Андрею понадобилось алиби, я его поддержал.
— Когда он вас об этом просил?
— Одновременно.
— Одновременно? С чем?
— С сообщением.
— С каким сообщением? — раздраженно спросила Далила, подозревая, что Мискин нарочно дразнит ее.
Видимо, так и было. Заметив ее раздражение, он расплылся в довольной улыбке:
— Простите!
И, галантно целуя руку Далилы, продолжил:
— Я был в машине, ехал по делам, Андрей позвонил на сотовый и сообщил, что Маша погибла. Сказал, что нам надо встретиться. Срочно.
— Вы встретились?
— Да. Он попросил об алиби.
— Чем аргументировал просьбу?
Мискин восхищенно покачал головой, отметил:
— Вы чертовски красивы, — и лишь после этого удостоил ее ответом:
— Ничем не аргументировал.
У друзей я не требую аргументов. Я сразу им верю.
— Похвально, — усмехнулась Далила, — а кому вы в тот день покупали цветы? Кажется, белые хризантемы?
Она блефовала, но он и в этот раз не смутился, добавив:
— Утром. Утром я цветы покупал. И не хризантемы, а лилии. Белые лилии. Кому? Разумеется, даме, с которой день и провел.
Мысленно Далила отметила: «Цветы, значит, были, но не хризантемы. Впрочем, возможно, он врет».
— Вы видели Машу в тот день? — спросила она.
Мискин вяло покачал головой.
Она отказалась принять ответ в такой форме и повторила вопрос. Он неохотно ответил:
— Нет, я Машу больше не видел, ни утром, ни вечером. Только на похоронах.
Далила об этом знала из материалов дела, предоставленных ей Верховским. Знала, и все же спросила:
— Вы не были на месте преступления?
— Я же сказал, нет.
В голосе Мискина послышалось легкое раздражение. Далиле это понравилось, она решила усилить напор.
— А с кем из друзей вы обсуждали Машину смерть? — строго спросила она, словно заранее осуждая за это.
— Ни с кем.
— Вообще?
— Вообще. Андрей мне сказал, что Машу убили, что тут обсуждать?
— А с Кроликовым вы говорили о гибели Маши?
— Да! — вспомнил Мискин. — С Кроликовым говорил. Я к нему заезжал…
— Зачем? — поспешно перебила его Далила.
— По делу.
— По какому?
— Не помню уже.
— Хорошо, вы заезжали и что ему говорили?
— Ничего, только то, что Машу убили.
— И не обсуждали, при каких обстоятельствах это произошло?
Мискин взорвался:
— Как я мог обсуждать то, о чем ни я, ни Кроликов понятия не имеем?
Еще изучая документы, предоставленные Верховским, Далила обнаружила странный факт, отмеченный детективом: все друзья, начиная с Хренова и заканчивая Мискиным, утверждали, что никогда не обсуждали обстоятельств, при которых погибла Маша.
Никто из них не был на месте преступления, никто не видел Машу убитой, никто понятия не имел, в какой обстановке она погибла.
Теперь уже она знала, почему эта тема оказалась запретной — на месте преступления были все, Маша нарочно их собирала. Именно поэтому все старались об этом ужасном моменте не вспоминать. Отчасти чтобы не проболтаться, отчасти из-за угрызений совести, отчасти от нежелания доставлять себе неприятности.
Из этого следовало, что и Мискин видел Машу утром. Но какой? Живой? Или она уже на полу лежала?
Далила, в который раз, упрямо повторила вопрос:
— Значит, вы никогда не говорили с друзьями про тот трагический день?
Мискин, с трудом сдерживая гнев, ответил:
— Да, вы правильно поняли.
— Значит, вы Машу не вспоминали?
— Мы вспоминали Машу только живой и веселой.
— С кем вспоминали?
Мискин успокоился, откинулся на спинку кресла и ответил:
— Вспоминали все вместе: я, Кроликов, Хренов, Замотаев, Наташа, Андрей.
— А чем вы объясняете тот факт, что она испекла ваш любимый пирог? — мимоходом поинтересовалась Далила.
Мискин пожал плечами:
— Не знаю.
Торжествуя, она воскликнула:
— Значит, вы знаете про пирог?!
Он оказался умней и находчивей, чем ожидала Далила, он ответил невозмутимо — ни одни мускул не дрогнул на его холеном лице.
— Теперь уже знаю, когда вы сказали, — ответил Мискин.
Она попыталась достать его новым вопросом:
— А почему вы рассказали Кроликову о смерти Маши раньше, чем об этом узнал Верховский?
— Вовсе не раньше. Я отправился к Кроликову именно после встречи с Андреем. Я до сих пор не знаю точного времени, когда Маша погибла, я ничего не узнавал и не сопоставлял.
И Далила поняла: "Проиграла! Его мне не одолеть!
А ведь он убил Машу! Он!"
Уже без всякой надежды на успех спросила:
— Что за история с пирогом? Почему он у всех любимый?
Мискин просветлел — лицо его стало мягче, добрее., — Мы же детьми у Верховских всегда собирались, — задумчиво, явно возвращаясь в детство, сказал он. — Там квартира просторней, и бабушка Андрея нам всегда рада была. Она-то и кормила нас пирогом, ее фирменным.
— Можно узнать подробней, каким? — попросила Далила.
— Я рецепта не знаю. После смерти бабушки только Маша пекла этот пирог, но редко. Песочный с абрикосово-ликерной начинкой, и все это щедро сдобрено фундуком. Представляете?
Далила мигом представила и поделилась своим впечатлением:
— Да, наверняка вкуснотища.
Лицо Мискина расплылось в довольной улыбке:
— Еще какая!
Он снова нахмурился:
— Нам было двенадцать, когда бабушка умерла.
С тех пор Пирог редко есть приходилось. Маша редко его пекла, — повторил Мискин.
«И все же рискну», — решилась Далила.
— Скажите, Борис, — проникновенно спросила она, — вы такой умный, порядочный, вдумчивый и логичный. Чем вам Кроликов насолил? Зачем вы ему «ТТ» подложили?
Убаюканный Мискин подпрыгнул:
— Какой «ТТ»? Ничего я не подкладывал! И вот тут он «поплыл»: побледнел, покраснел, глаза забегали беспомощно и лихорадочно.
Его паника вдохновила Далилу.
— Именно из этого пистолета была убита Маша Верховская, — заверила она. — Пистолет марки «ТТ»
Наташа подобрала возле трупа бандита и долгое время хранила у себя. Тайком от брата она ездила на дачу к Морковкиной и палила по дереву. Пули из дерева и пуля, которой была убита Маша, выпущены из того «ТТ», что вы подбросили Кроликову. Экспертиза это уже доказала.
— Какая экспертиза?
— Баллистическая.
— Я ничего не знаю, ни про «ТТ», ни про пули, ни про экспертизу.
Мискин юлил и делал это весьма неумело. Бегающие глаза и трясущиеся руки выдавали его крайний испуг.
Далила уверенно констатировала:
— Это вы украли пистолет у Наташи. Отпираться не стоит. У меня есть свидетель.
— Да нет же! — неестественно тонким голосом взвизгнул Мискин. — Никого я не убивал! Пистолет мне Верховский подбросил! А я его Кроликову перепулил!
Заявление Мискина прозвучало сенсационно. Далила опешила:
— При чем здесь Верховский?
Мискин зло пояснил:
— А при том. После встречи с ним я и обнаружил пистолет в своем бардачке. И следом (ну надо же! совпадение!) на хвост мне сели менты. Долго я мотал их по городу, пока к Кроликову во двор не заскочил. Не по злобе и не из подлости, просто Кроликов рядом жил. Я зашел к нему, спрятал в его столе пистолет, сообщил о гибели Маши и отбыл.
Далила оцепенела.
— Выходит, вы заходили к Гоше после встречи с Верховским?
— Правильно, так и было, — процедил сквозь зубы Мискин и, презрительно оттопырив губу, добавил:
— Если хотите знать мое мнение, сам Верховский сестрицу и замочил.
— Зачем? — поразилась Далила.
Мискин сник:
— Из-за наследства.
Далила Самсонова дожала Бориса Мискина, но радости удовлетворения не испытала. Мискин рассказал, как все было на самом деле, но страшной горечью легла его правда на сердце Далилы.
В тот трагический день Борис Мискин действительно собирался на свидание с дамой. Он действительно был в Машу влюблен, но платонически, а плоть требовала своего. Свое Мискин давал плоти, щедро и на каждом шагу.
Машин звонок застал его в магазине. Он только что купил для своей дамы огромный букет и предвкушал наслаждение, тут-то и позвонила ему Маша Верховская. Она плакала. Мискин не удивился. Все знали, что у сестер пора сложная: ссоры, разборки. Да и с братом у Маши не ладилось.
