– Кого еще принесли? – вскинулся Венечка. – Сами же сказали, что я заразный, у меня может быть вообще черная оспа!
– Ага, и чума с холерой в придачу! – согласился санитар. – Не боись, парень, жить будешь! Доктор сказал, отравление у тебя, в лабораторию на экспертизу анализы отправил.
Пришел доктор, потом сестра, нахального санитара выгнали. Доктор осторожно откинул простыню, и Венечка охнул. У вновь прибывшей не только руки, но и лицо было все в волдырях и ужасного сизо-багрового цвета. Собственно, Венечка понял, что это женщина, только потому, что на больной был надет шелковый зеленый халат – видно, так и привезли, в чем дома была.
– Кто такая, не знаете? – поинтересовался врач.
– В жизни ее не видел! – честно ответил Венечка.
– Сидоренко Людмила Андреевна, – врач посмотрел в карточку.
– Да это же Милка! – Венечка тут же пожалел о том, что не сдержался.
– Может, вспомните, что вы с ней делали, к чему прикасались, это поможет лечению, – попросил врач.
Венечка многое мог бы порассказать, но промолчал. Вместо этого он стал думать, не зря в их маленькой мошеннической организации он был единственной думающей единицей. Он мигом сообразил, что единственно общее, к чему они с Милкой прикасались за последние несколько часов, были деньги той странной старухи в фетровой шляпке. Да, но у Милки еще и лицо поражено… Ну конечно, осенило Венечку, эта дура все время хваталась за голову, ведь старуха треснула ее сумкой! И это его тогда не насторожило, как и то, что старая карга была в перчатках… Нет чтобы задуматься, отчего это слабосильная старуха так сумела треснуть молодую бабу, что у той чуть сотрясение мозга не получилось. Кирпич у нее в сумочке, наверное, был…
Кстати, наверняка будут еще случаи – Александра Ивановна, Колян со своей шваброй…
– Лечение будет долгим, – предупредил врач, – полного выздоровления не гарантирую.
Венечка скрипнул зубами. Однако его грела единственная мысль: тот рыжий мент Анатолий тоже взял деньги голыми руками.
Город Луга на первый взгляд выглядел так, как будто за последние двадцать лет в стране ровным счетом ничего не изменилось. На площади перед вокзалом кашляли астматическими моторами несколько львовских автобусов образца тысяча девятьсот шестидесятого года, между ними суетливо носились с мешками и котомками озабоченные деревенские старухи. Как водится, собирал бутылки красноносый алкаш неопределенного возраста, на краю площади торговала пирожками монументальная крашеная блондинка по имени Люся, в самом центре красовалась непросыхающая лужа, напоминающая формой и размерами одно из американских Великих озер. В сквере на противоположном конце высилась статуя неизвестного науке героя, выкрашенная кладбищенской бронзовой краской.
Однако, едва Леня сделал это наблюдение, из-за бронзовой статуи выехал забрызганный грязью джип, остановился перед Люсиным лотком, и наружу выбрались трое братков с бритыми свиными загривками. Все встало на свои места. Единственное, что отличало местных братков от городских, это то, что они набрали у Люси жареных пирожков с мясом за неимением в ближайших окрестностях суши-бара.
Маркиз тоже вышел из машины. Не то чтобы он соблазнился жареными пирожками – подобный деликатес эпохи развитого социализма мог вступить с его организмом в непримиримые противоречия. Леня всего лишь направился к автобусному вокзалу, на стене которого была вывешена крупномасштабная карта Лужского района.
Отыскав на этой карте деревню Петровская Горка, название которой было написано самым мелким шрифтом, Леня купил бутылку «Пепси-колы» (еще одна примета времени) и вернулся в машину.
Сначала его дорога лежала по хорошему, довольно новому шоссе, потом пришлось свернуть на более-менее ровную грунтовку, наконец, начался разбитый проселок в сплошных колдобинах. Машина, привыкшая к ровному европейскому асфальту, жалобно стонала на каждом ухабе и давала хозяину понять, что долго такое издевательство не выдержит. Хорошо хоть, погода стояла пока сухая и теплая, а через месяц-полтора, когда зарядят непрерывные дожди, здесь вообще невозможно будет проехать.
Зато по сторонам от дороги тянулись яблоневые сады удивительной красоты. Деревья были усыпаны спелыми плодами – темно-красными, золотистыми, нежно-розовыми…
Проселок последний раз свернул, и перед Леней открылась маленькая унылая деревенька.
Десяток изб, разбежавшихся по берегу озера, давно нуждались в починке. Прохудившиеся крыши, осевшие венцы, окна, в которых часть стекол заменили фанеркой, – может быть, и не по бедности, а оттого, что некому было заняться ремонтом.
Людей в деревне видно не было. Леня ехал по улице, но дорога была так разбита, что он пожалел машину, поставил ее на обочине и дальше отправился пешком.
Наконец возле одного из домов он увидел дряхлую старушонку, которая выговаривала драной грязно-белой кошке.
– Шалава ты! – кипятилась бабка. – Проститутка ты после этого! Вертихвостка облезлая! Опять с приплодом! Когда только успеваешь? Лучше бы, прохиндейка беспородная, мышей ловила, а то житья от них нет! Средь бела дня по горнице шляются, а тебе и дела нет!
Кошка вежливо слушала хозяйку, но посреди ее гневного монолога сгорбилась и принялась сосредоточенно умываться.
– Тьфу! – старуха отвернулась от вертихвостки, проговорив под конец: – Что тебе говори, что не говори, все как об стенку горох…
– Бабушка! – окликнул ее Леня. – Не скажешь, где Уточкина живет, Анна Петровна?
– Ой! – старуха схватилась за сердце. – Напугал как! Ты откуда же взялся, автобуса-то не было?
– На машине приехал. Так где же Уточкина живет?
– На маши-ине? – протянула бабка то ли с уважением, то ли с недоверием. – А где ж твоя машина?
– Там, – Леня махнул рукой. – Так где же Анна Петровна?
– Кака така Анна Петровна? – старуха недовольно сощурилась. – Нету здесь никого!
– Уточкина, Анна Петровна Уточкина! – Маркиз начал терять терпение.
– Так это, наверно, Нюрка! – сообразила наконец бабка. – А то я думаю – кака така Петровна? Точно, это тебе Нюрка нужна!
– И где же она?
– Дак вон ее дом, буржуйки недорезанной! – старуха указала сухой костлявой рукой в дальний конец деревни. – Вон тот, третий дом от поворота! Ее, богатейки!
Маркиз проследил за ее взглядом и увидел дом, уже знакомый ему по двум фотографиям.
На фоне прочих изб, запущенных, полуразвалившихся, этот дом действительно казался нарядным и богатым, так что можно было понять прозвучавшую в голосе бабки завистливую неприязнь.
Леня подумал, что покойный Алексей Иванович Казаркин, должно быть, помогал деньгами своей родственнице, пусть даже и бывшей, а может быть, и присылал ей каких-нибудь мастеров, чтобы подновить домик.
Он поблагодарил рассерженную старуху и направился к дому Уточкиных.
Не только дом Анны Петровны приятно отличался от соседских. Сад ее тоже был ухожен, стволы яблонь выкрашены известью, дорожки аккуратно выметены, а перед самым домом цвели на клумбе поздние цветы – крупные сортовые георгины, астры, хризантемы, непритязательные, но яркие и нарядные бархатцы.
– Есть кто-нибудь дома? – крикнул Леня, остановившись перед калиткой. – Хозяйка!
Из-за дома медленно, опираясь на суковатую палку, вышла крупная пожилая женщина.
Неторопливо, с достоинством неся свое большое тело, она подошла к калитке, остановилась перед ней и уставилась на гостя. Массивное, в крупных складках лицо выглядело недоверчиво.
– Чего надо? – проговорила она наконец.
– Вы ведь Анна Петровна? – спросил Леня, облокотившись на калитку.
– Ну, я Анна Петровна. И что с того?
– Мне бы с Толей поговорить!
– С каким Толей? Не знаю никакого Толи!
– С Толей Уточкиным, внуком вашим!
– Нету здесь никакого Толи! – Анна Петровна развернулась и сделала шаг к дому, но вдруг остановилась и сказала с раздражением: – И нечего тут шляться! Щас собаку отвяжу! Сказано тебе – нет тут никакого Толи! Ко мне давно уже никто из города не приезжает! Кому старуха нужна? И ты не шляйся здесь!
– Мне бы только два слова ему сказать! – просительным тоном проговорил Леня. – Для его же пользы!
– Сказано – нет здесь никакого Толи! Проваливай откуда приехал! – сердито проворчала старуха и побрела к дому.
Леня ей не поверил.
Слишком уж Анна Петровна рассердилась и перепугалась, когда он спросил ее о Толе. Да и потом – Толя ее родной внук, и она, как всякая нормальная бабушка, должна была оживиться, услышав его имя, и подробно расспросить о нем, а вместо этого поспешно удалилась, прогнав незнакомого визитера и даже не задав ему ни одного вопроса…
Леня сделал вид, что уходит, а сам пробежался по деревне и вернулся к дому Анны Петровны, обойдя его с другой стороны – с высокого озерного берега.
Здесь он спрятался за густым кустом боярышника и стал наблюдать за домом.
