В конце концов я прилег рядом с ней поверх одеяла и незаметно заснул.
Снились мне всякие кошмары: змеи с человечески ми головами, говорящие крокодилы, русалки с кошачьими мордочками. Вдруг появился волк и спросил Машиным голосом, как меня зовут.
— Я открыл глаза: Маша теребила меня за плечо.
Стояла сбоку и смотрела на меня зелеными глазищами.
— Я есть хочу, — сказала она и засмеялась. Я впервые услышал ее смех. Он был хорошим — легким, светлым. — Очень хочу, — повторила она, и я уди вился множеству перемен. Речь потеряла отрывистость, лицо стало подвижным, глаза распахнулись. Глубина их — почти океанская, цвет не был постоянным, менялся с каждым мгновением.
— В зоопарк поедем? — спросил я осторожно.
— Зачем? — удивилась она.
— Тогда поедем в ресторан, — сказал я. — Мне лень готовить…
На первый взгляд это было обыкновенное кафе. Таксист о чем–то переговорил с официантом, наверное он имел долю за каждого клиента, улыбнулся мне на прощание, сказав, что «рашен биляд вери матч», получил свои десять долларов и свалил. Меня пригласили за столик. Из какой–то внутренней двери выпорхнули три «ночные бабочки» с откровенно рязанскими лицами и запустили в меня пробную фразу на английском.
— Хорош спикать, девочки, — сказал я. — Садитесь, дело есть.
Не прошло и минуты, как на столе появилась родная русская водка (шампанское заказывать я отказался категорически, попросив меня не раскручивать преждевременно), девочки приняли посильное участие в ее уничтожение, а я объяснил, что хотел бы снять одну на пару суток, но в ее «хаузе».
Видно было, что российские профессионалки никак не могут определить мой финансовый статус. На нового русского я определенно не походил, но и в облик скромного туриста не вписывался. На прямой вопрос я, чтоб не нагнетать таинственность, которая — известно — ведет к сплетням и байкам, ответил, что я — журналист, но развлекаться вынужден инкогнито, а то не выпустят больше за рубеж.
— Перестройка перестройкой, — сказал я, — а партийные догмы все еще сильны. Особенно в журналистике.
Девочки не возражали. Мы разыграли ту, которая пойдет со мной, разыграли старой детской считалкой: «На золотом крыльце сидели…», девочки объяснили, что своей хаты у них отдельно нет, живут у хозяина все вместе, но Валя снимет жилье в частном секторе (у них тут тоже есть домовладельцы, не желающие покупать патент на сдачу жилья и платить налоги).
Зашел основной вопрос — плата. Я торговался, как старый еврей на Привозе. И, похоже, произвел этим самое благоприятное впечатление. По их понятиям служащий российской газеты не может быть богатым. Сошлись на 120 долларах в сутки. Я заплатил за двое, сказав, что это «пока», а там, как понравиться. У меня, мол, пять дней есть отгула. Деньги забрал хозяин. Девочки перевели его тираду, что подарки и чаевые остаются на моей совести. (Я спросил у совести, совесть не ответила). Мы отчалили и через несколько кварталов, когда я вновь начал ловить воздух как рыба, вошли в уютный приземистый домик, похожий на большую глиняную мазанку. В этом домике без всяких кондиционеров было прохладно.
— Двадцать баков для тебя не много за жилье? — спросила Валя.
— Нормально, — ответил я. — А мы тут одни будем?
— Хозяйка в другой половине живет, отдельный вход.
— Ну давай, — я протянул ей 50 долларов.
Она зашла к хозяйке, вернулась с ключом. В моем распоряжении оказались две комнаты: спальня и зал. Зал был разделен широким барьерчиком.
— Это кухня на европейский манер, — сказала Валя. — Тут две туалетных комнаты, очень удобно, в каждой имеется душ. Готовить сами будем?
— А ты умеешь?
— Мы с девочками сами готовим. Иначе дорого выходит питаться. Хотя есть и дешевые кафушки, с одним хозяином и парой столиков. Там за пару фунтов можно покушать. Ты, как я поняла, в деньгах стеснен?
— Да, Валя, задерживают мне перевод из России, поиздержался.
За разговором Люся прошла в спальню, вынула из стенного шкафа чистое белье, расстелила.
— Сразу к делу? — спросила она, расстегивая блузку.
— Нет, — сказал я, почти испуганно, — потом.
Меня сейчас самого можно было использовать, полутруп, а не мужик. Мне бы помыться и поспать…
— Валя, — сказал я, мне бы помыться и поспать. У меня сегодня был очень тяжелый день. А ты сходи на рынок, куда вы тут ходите, купи что–нибудь на ужин. Вина купи, тут, говорят, местное вино хорошее, виноградное. А то водка по такой жаре не идет. Ты не обижайся, ладно?
Она посмотрела на меня внимательно. Очень у нее старые были глаза, хотя на вид ей не больше двадцати. Повидала, видать, девчонка всякого. Я чувствовал, что она хочет задать вопрос, но она удержалась.
— Спи, конечно, — сказала она. — А насчет обид, так я наоборот довольна. Ты меня от работы освобождаешь. Мы обычно такое клиентам не говорим, но ты, я вижу, мужик тертый, все понимаешь.
— Да уж, — сказал я. — Спасибо. Сенк ю.
Мы поехали в маленький кооперативный ресторанчик, в котором из–за высоких цен почти не бывает на рода. Метрдотель подвел нас к тучному полковнику, еще не сделавшему заказа. Толстяк оживился.
— О, вы с дамой! — засюсюкал он. — Прошу, прошу! А то я тут в одиночестве…
Я чопорно поклонился, а он продолжал разглагольствовать:
— Соскучился, знаете ли, по столице–матушке, по звону ее, шуму. Специально по дороге к морю завернул погурманствовать.
«Э-э, — подумал я, — неплохой гусь, жирный. Может, он в карты любит?»
— Дочку решили побаловать? — не унимался полковник.
Я хотел ответить, что это моя племянница, но Маша опередила:
— Да, это мой папа. И мы тоже скоро едем к морю.
— С Дальнего Востока, — пояснил я, — в отпуск.
Полковник привстал:
— Дронов Петр Яковлевич.
— Очень приятно, Дживелегов Владимир Михайлович. А это Маша.
— С супругой?
— Я вдовец.
Я сказал это и покосился на Машу, заранее почему–то зная ее реакцию.
— Да, — сказала она невозмутимо, — наша мама давно умерла, я ее не помню вовсе.
Полковник сделал вид, что знаком с тактом.
— Извините, я не знал… — Он потер ладони при виде официанта. — Что будем пить?
Я посмотрел меню и передал Маше:
— 3 аказывай.
Она спокойно отодвинула коленкоровый буклет:
— А зачем читать? Я и так знаю, чего хочу: жареную картошку и мороженое.
Все улыбнулись. Я сделал заказ и добавил для Маши кофе–гляссе и бульон.
Первый тост полковник поднял за Дальний Восток.
Сам он, как я понял, служил недалеко от Норильска. Впрочем, о службе он не распространялся, но зато вы давал грубоватые солдатские истории, смачно ел и пил. Я все подливал ему, а сам хитрил: то вылью бокал в цветочную вазу, то только пригублю. К концу трапезы полковник изрядно окосел, мы немного повздорили, кому платить за стол, поймали частника и решили кататься по Москве.
Маша уселась рядом с шофером, а я «случайно» обнаружил в кармане нераспечатанную колоду карт. Я, кстати, действительно забыл про эту миниатюрную, особым образом «заточенную» колоду в пиджаке, так как давно не надевал костюм.
— О-о, — сказал я, — как же это я забыл? Купил
— вчера на Арбате, незаменимая вещь в дороге.
Дальше начиналась голая техника. Вскоре бравый воин забыл и про Москву, и про море. Шофер попался понимающий, крутил нас по Садовому кольцу, все шло тип–топ, но Маша вдруг закапризничала.
— Домой хочу, — тянула она с настырной монотонностью.
— Ну, поедемте к вам, — сказал полковник. Он отдал уже больше двенадцати тысяч и ему не хотелось прерывать игру.
В мои же планы не входило знакомить «партнера» с местом нашего жительства.
— Маша! — одернул я девчонку. — Ты что, подождать не можешь?
— Домой хочу, — продолжала ныть она.
Я разозлился:
— Тебя в пять утра ни с того, ни с сего потянуло вдруг в зоопарк. И я поехал с тобой — без звука! А тут ты зауросила… Может, в туалет тебе захотелось?..
Маша, вздрогнув, обернулась — взгляд ее был жестким:
— Хочу домой!
Ее «планы» меня тоже не устраивали: рядом сидел крупнокалиберный, в смысле кошелька, «лох», которого можно было еще доить и доить, а тут — «домой!»
— За каким чертом?! — взбесился я. — Дома вол ков нет, душить некого…
Я даже не успел пожалеть о последней своей фразе: на полном ходу дверь распахнулась, и ее маленькую фигурку прямо–таки вырвало из салона в темноту. Отвратительно завизжали тормоза, мы с полковником едва не вылетели через ветровое стекло, но мне показа лось, что я выскочил наружу прежде, чем машина остановилась. Я метнулся в ту сторону, где по всем пред положениям должна была «приземлиться» Маша, и тут вдруг увидел ее, стремительно убегающую в сторону чернеющей вдоль дороги рощи. Это было невероятно, уму непостижимо, но девчонка, по всей видимости, да же не ушиблась!
