Я раскрыла сумку, вытащила из нее парик, в котором ходила в «Панду», и нахлобучила его на голову. Что ж, все пока складывается не в мою пользу, но я не стану сидеть тут сложа руки. В богом забытой больнице еще те порядки, обо мне никто не побеспокоится, а даже если и спохватятся, то пьяный Дима не сможет вспомнить, куда засунул больную корью женщину. Да и кто станет меня искать! Гарик? Он спокоен: госпожа Тараканова под присмотром. Алик Мальков? Но его, как справедливо полагает Ребров, дальше справочного окошка не пустят, скажут: «Да, есть такая, ждите, пока выздоровеет».
Я поправила парик, вылезла в окно, притворила раму и побежала в сторону метро. Ближе к вечеру я вернусь так же через окно и пойду искать кого-нибудь из медиков. Вот тогда я и заявлю: «Что за безобразие? Мне обещана палата люкс, а я весь день сижу в отвратительных условиях!»
Домчавшись до подземки, я зарулила в шумное кафе, зашла в туалет и со вкусом накрасила лицо, превратившись в Ирину, креативного менеджера агентства «Панда». Чашечка плохого кофе и слишком мягкая ватрушка из безвкусного теста перебили голод. Очень довольная собой, я вынула телефон с новой «симкой», отрыла в сумке визитку Фатимы и набрала номер актрисы.
– Привет, – послышался веселый голос, – сейчас не могу ответить на ваш звонок, я занята на съемках. Пожалуйста, подождите некоторое время или звоните мне на мобильный…
Я немедленно воспользовалась предложением Фатимы и на этот раз услышала совсем не веселое:
– Алло…
– Фатима?
– Ну, – недовольно протянула актриса. – Кто в такую рань не спит?
– Ирина из агентства «Панда».
– Кто? – зевнула Фатима.
– Мы с тобой вместе ходили в туалет, – путано представилась я, – ты плакала, а…
– Здорово, – уже другими тоном сказала актриса. – Есть работа? Это хорошо, а то я в простое.
– У тебя на сегодня какие планы?
– Сказала же, съемок нет.
– Давай встретимся. Через час.
– Ой, не успею, – заныла Фатима, – голова не мыта. Пока волосы в порядок приведу, пока макияж сделаю… Нет, раньше двух часов никак.
– А если их в хвостик стянуть и без косметики? – насела я на актрису.
Фатима возмутилась:
– Ты чего! Это невозможно!
– Давай я к тебе домой приеду, – дожимала я Фатиму, – очень надо пораньше увидеться.
– Ну, – протянула девица, – хорошо. А что случилось?
– Объясню при встрече, говори адрес.
Фатима покорно продиктовала свои координаты и попросила:
– Прихвати банку растворимого кофе, а то у меня закончился.
– Непременно, – ответила я и бодро потопала в подземку.
В вагоне оказалось почти пусто, даже нашлось свободное местечко на диванчике. Я села около маленькой девочки и посмотрела по сторонам. Интересно, что читают люди? Ага, две Бустиновы в бумажных обложках, один роскошно изданный Макунин, три глянцевых журнала, справочник автолюбителя, учебник английского языка и целых десять «желтух» с шапкой через первую полосу: «Знаменитый актер съел свою кошку». Животрепещущая тема. Люди в подземке активно интересуются печатным словом, но, увы, ни одной Виоловой ни у кого рядом нет. Может, я села в неудачный вагон? Вдруг в соседнем толпится сто человек и у каждого новые и старые детективы Арины?
– Нюсечка, – дребезжащим голосом окликнула сидевшую около меня девочку пожилая дама, – как зовут твою воспитательницу?
– Малика Магометовна, – тоненько пропищала внучка, – но она болеет.
– А кто же вами занимается? – забеспокоилась старуха.
– Вчера приходила Гюльнара Аназиевна, – ответила девочка, – но она после обеда домой ушла, у нее давление.
– Просто безобразие, – покачала головой бабка. – Вы что ж, сегодня одни в группе сидеть будете?
Девочка снисходительно посмотрела на пенсионерку.
– Нет. Детей нельзя без присмотра оставлять, они безобразничают. Когда Гюльнара Аназиевна ушла, Сережка Петров мне в волосы жвачку залепил.
– Гадкий мальчик!
– Ага, – согласилась девочка, – но я ему отомстила.
– Нюсечка, – с укоризной сказала бабка, – хорошие девочки не дерутся. Надо было сказать Сереже: «Некрасиво пачкать косички. Больше так не поступай».
Нюсечка уставилась на бабушку, на ее личике на мгновение мелькнула усмешка.
– Бабуля, я никогда не дерусь.
– Молодец.
– Отомстить можно по-разному, – серьезно, словно умудренная опытом матрона, заявила Нюсечка. – Если Сережке кулаком в зубы вметелить, то меня накажут. Малика Магометовна или Гюльнара Аназиевна в угол поставят. Правда, они заболели, сегодня новая воспитательница придет.
– И как ее зовут? – сонно поинтересовалась старуха и уронила голову на грудь.
Вероятно, пенсионерку сморила духота и мерное покачивание вагона. Нюся не заметила, что бабушка выпала из реальности.
– Как ее зовут? – с легким беспокойством повторила она. – Нам говорили, а я забыла. Не Малика Магометовна и не Гюльнара Аназиевна… Какое-то не наше, не русское у нее имя, у новенькой… э… э…
Бабушка начала тихо похрапывать.
– А, вспомнила! Анна Ивановна! – закричала Нюся. – Бабуля!
Старуха вздрогнула и, не открывая глаз, на автопилоте выдала привычную реакцию:
– Веди себя хорошо. Драться некрасиво.
– Я Сережку не трогала! – возмутилась девочка. – Просто отомстила, вот!
Бабка вновь ушла из действительности. Мне стало любопытно, и я тихонечко поинтересовалась:
– И как же ты, Нюсенька, разобралась с обидчиком?
Девочка подняла голову и хитро улыбнулась.
– Я, тетенька, ему в суп исподтишка плюнула. Очень хороший способ. Если вам кто гадость сделал, надо ему в еду плюнуть. Здорово помогает! Смотришь, как он ест, и так весело.
– Нюся, – вскочила бабушка, – пошли скорей, наша остановка…
Девочка медленно сползла с диванчика и направилась к двери. В тот момент, когда створки разъехались, здоровенный дядька, мирно сидевший у выхода, резко встал и, толкнув Нюсю, попытался выйти из вагона. В ту же секунду девочка вытащила из волос шпильку и лихо ткнула ею в ногу нахала. Нюся была мала ростом, поэтому укол пришелся чуть повыше колена.
Дядька заорал благим матом.
Бабушка быстро зажала уши девочке и запричитала:
– Ужасно! При ребенке! Не слушай, Нюсенька! Пошли скорей отсюда! Одни хамы кругом!
Нюсенька, сделав личико обиженного ангелочка, потрусила за старухой, двери закрылись, состав помчался в тоннель, на секунду в окне промелькнули бабушка и девочка. Я закрыла глаза. Хорошо ли мы знаем своих близких? Подчас в душе тех, кого мы видим каждый день, прячутся демоны. Пожилая женщина явно считает Нюсю забавной крошкой, нежным колокольчиком. Только, думается, малышка больше походит на крапиву – насколько я знаю, та тоже имеет приятные белые цветочки, но к ним прилагаются жгучие листочки.
Фатима открыла дверь и с легким укором сказала:
– Быстро ты прилетела, я убрать в комнате не успела.
– Ерунда, – заулыбалась я, – можно и на кухне посидеть.
– Кофе принесла? – деловито осведомилась хозяйка.
Я показала пакет.
– Вот. А еще прихватила булочки с маком.
Фатима скривилась.
– Я не ем их.
– Не любишь плюшки? – улыбнулась я.
– Обожаю, – грустно ответила она, – но полнею от одного взгляда на выпечку, приходится отказываться.
Я посмотрела на хрупкую, если не сказать тощую, Фатиму и промолчала. Актриса тем временем вошла в кухню, находящуюся рядом с входной дверью. Я последовала за ней и поняла: хозяйка не слишком утруждает себя уборкой. Подоконник заставлен пустыми пластиковыми бутылками и порожними пакетами из-под сока. В раковине громоздится грязная посуда, на двухкомфорочной плите стоят сковородки с засохшими остатками яичницы. Наверное, она уже который день подряд просто не моет кухонную утварь. Не лучше выглядел и небольшой стол: на нем валялись стопка глянцевых журналов, несколько смятых номеров «желтухи», колготки, расческа, обкусанный батон белого хлеба, полусгрызенное яблоко и увядший пучок укропа.
Абсолютно не смущаясь, Фатима сгребла «натюрморт» к стене, включила чайник, распахнула шкафчик и с отчаяньем произнесла:
– Чашек нет! Закончилась чистая посуда.
– Можно вымыть парочку, – предложила я.
– Как? – задала идиотский вопрос актриса.
– Водой. Открыть кран, взять губку и вперед.
– Не могу, – серьезно ответила Фатима, – испорчу руки. Лак с ногтей слезет, царапины появятся. На съемку позовут, а маникюр не в порядке.
Я уставилась на актрису.
– Когда весь сервиз испачкается, ты выбрасываешь его и покупаешь новый?
Фатима захихикала.
– Нет. Вера Ивановна приходит и моет. Но она три дня уже ко мне не заглядывает, у нее внучка заболела.
Я молча приблизилась к раковине, вымыла две чашки, пару блюдец, ложки и спросила:
