В желтом свете фонаря было отлично видно, что внутри клетки сидит довольно тучное существо темно-серого цвета с черной мордой. Больше всего оно походило на гигантскую мышь, если только в природе встречаются такие огромные экземпляры грызунов.
Очевидно, несчастное животное было напугано до последнего предела, потому что оно рыдало в голос. Увидав, как к ловушке приближается человек, бедняга завопила столь отчаянно, что у меня сильно заколотилось сердце. Даже если эта крыса и погрызла у нас кусты, зачем ее так мучить? Нет, надо что-то делать, нельзя оставлять бедолагу в таком состоянии до утра, она просто умрет…
Я не слишком боюсь крыс. У нас дома жили несколько штук, правда не диких, а ручных. Эта скорей всего может здорово укусить. Ладно, сейчас подойду поближе и подумаю, как ее отпустить. Может, открыть дверку длинной палкой?
Пока я так и этак обдумывала проблему, подошла вплотную к проволочному «домику» и увидела, что внутри, рыдая от ужаса и отчаяния, сидит не крыса, не особо тучная мышь, не белка, не бурундук и не лиса, а… Хуч.
– Хучик, – закричала я, кидаясь к плененной собачке. – Господи, бедный, как же ты сюда попал?
По складчатой морде мопса текли крупные слезы, толстенькое тельце тряслось, как под током. Вот ведь ужас! Сейчас около одиннадцати, вернее, четверть двенадцатого, а собак последний раз, как правило, выпускают в сад около девяти. Честно говоря, за псами никто не следит. Просто кто-нибудь из домашних распахивает входную дверь и кричит:
– Эй, гулять!
Цокая когтями, стая несется на улицу. Конечно, если бы мы жили в городе, то обязательно надевали на собак поводки, а на Банди и Снапа еще и намордники. Люди часто боятся питов и ротвейлеров, что, в общем-то, совершенно понятно. Но нашим повезло, в отличие от животных, обитающих в квартирах, они носятся по огромной территории часами, это зимой и осенью, а летом никто их вообще не ограничивает, дверь всегда раскрыта. Кстати, назад четвероногие всегда приходят сами, и Ирка страшно злится, если они не садятся у входа, поджидая, пока им вытрут лапы.
Вот и сегодня все, побегав, вернулись в столовую, а Хучик застрял в ловушке… Но зачем он полез туда? Приглядевшись повнимательней, я заметила на коричневых складках обиженной мордочки мелкие желтые крошки. Все сразу стало на свои места. Сыр!
Иван положил внутрь клетки хороший кусок «Эдама». А Хучик просто обожает любые продукты, сделанные из молока: йогурты, кефир, ряженку, брынзу… Сыр же вне конкуренции. Значит, наш обжора унюхал знакомый запах, потом увидел лакомый кусочек, втиснулся в ловушку и… попался.
Я попыталась открыть дверцу. Не тут-то было, она не хотела отворяться. Хитрый Иван сконструировал клетку таким образом, что толстенькое тельце Хуча не давало дверце открыться. Может, вы видели когда-нибудь сельскохозяйственную машину, уж не знаю, как она называется, которая захватывает пучки соломы, а через пару секунд «выплевывает» их в виде тугих тюков, перетянутых со всех сторон проволокой? Получаются такие аккуратные пачки? Вот Хучик больше всего и напоминал такой брикет. Мопс сидел, сжавшись в комок. Решетки давили на его тело, и сквозь дырки высовывались куски шкуры. Издали казалось, что Хуч превратился в шахматную доску, только все квадратики серые. Наверное, проволока довольно сильно жала, потому что Хучик не мог даже пошевелиться. Толстый, скрученный «бубликом» хвостик, всегда задорно лежащий у него на спинке, сейчас выпрямился и, вывалившись в одно из отверстий, безвольно покоился на холодной осенней земле.
Я схватила Хучика и прижала к себе. Даже сквозь куртку чувствовалось, какой он ледяной. Мопсы – гладкошерстные собачки, они подвержены простудам, и Хуч запросто мог подцепить воспаление легких. Виданное ли дело, пролежать неподвижно в такой холод на мокрой траве!
Быстрее баллистической ракеты я понеслась в дом. Домашние по-прежнему сидели в столовой и вели разговор на повышенных тонах.
– Все, все люди, сделавшие хоть что-то в области искусства, – вопил Тузик, – все были из наших! Чайковский, Меркьюри, Нуриев…
– Ерунда, – отмахнулся Кеша, – между прочим, еще есть Плисецкая!
– Она баба!!! – рявкнул Севка и, увидев меня, удивился: – Дашка, а зачем ты Хуча туда засунула?
Я грохнула «темницу» с мопсом прямо на стол, возле блюда с пирожными. Хучик скосил глаза, увидал, что находится в непосредственной близости от восхитительных корзиночек с белковым кремом, и завыл в голос.
Минут десять мы пытались его вытащить. Сначала дергали в разные стороны дверцу, но полный зад собачки не давал свободы для маневра. Затем Кеша сказал:
– Надо перекусить проволоку, – и ушел в гараж.
Пока сын отыскивал нужные инструменты, Маня взяла чайную ложечку, зачерпнула крем и стала угощать пленника. Хуч прекратил рыдать, высунул в отверстие между прутьями длинный язык и начал слизывать взбитую массу.
– Дай-ка я ему курятинки предложу, – сказал Тузик и просунул в другую дырку кусок обжаренной грудки.
Хуч мигом проглотил и эту подачку. Я отметила, что он прекратил трястись и выть. Скорей всего создавшееся положение даже начало ему нравиться. Оно, конечно, не слишком комфортно сидеть в жестких путах, зато какое меню!
Появился Кеша с красным чемоданчиком. Целых полчаса он пытался и так и эдак разломать ловушку, но никакого успеха не достиг.
– Дай сюда, – велел наконец Севка, – я хоть и «голубой», но посильней тебя буду!
Еще минут пятнадцать над железками трудился Лазарев, но ловушка стояла насмерть. В конце концов Севка отшвырнул инструменты.
– Интересно, где ваш садовник добыл эту проволоку? Похоже, ею скрепляют части космических кораблей!
– Знаю! – завопила Маня.
Все повернули к ней головы.
– Надо нагреть клетку как следует! От огня она станет гибкой и…
– Молчи уж лучше, ветеринар, – хмыкнул Севка, – хочешь получить шашлык из мопсятины? Боюсь, Хучу не слишком понравится процесс поджаривания живьем, Жанна д'Арк по-ложкински!
Мы молча уставились на клетку. Тузик машинально засунул в пасть Хучу очередной кусок птички и оповестил:
– Курица закончилась.
– Может, Сыромятникова позвать? – тихо предложила Зайка.
– Уже бегу, – завопила Маруська и мигом исчезла.
Наш сосед банкир Сыромятников – человек чудовищной силы. Уж не знаю, чем он занимался до того, как стал выдающимся финансистом, но внешне выглядит ужасающе. Надежда нашей олимпийской сборной, подавшийся в недобрый час в политику борец Карелин просто ребенок по сравнению с Иваном Александровичем. Костюм сосед носит 72-го размера, а ботинки его можно запросто использовать при кораблекрушениях вместо шлюпок.
– Уж извините, – прогудел Сыромятников, вдвигаясь в столовую, – прямо в пижаме явился, Маня переодеться не дала…
Потом он увидел Хучика и воскликнул:
– Вот ексель-моксель, бедняга!
Ручищами, похожими на огромные свиные окорока, он ухватил какой-то инструмент, приналег… И ничего не вышло.
– Не беда, – вздохнул Сыромятников, – ну-ка дайте вон те «крокодильчики»…
Кеша с готовностью протянул требуемое. Послышался резкий звук «клац», и вверх взметнулись два конца.
– Ура! – заорали все.
Иван Александрович перекусывал дальше. «Клац», «клац», «клац»… Дорожка из раскрытых «клеточек» ширилась, потом послышалось резкое «хрясь», это сломались щипцы.
– Не беда, – вновь оптимистично заявил банкир, – всего ничего осталось. Середину-то освободили. Давай, Аркадий, берись с левой стороны, я с правой. Потянем одновременно и разогнем.
Сказано – сделано. Иван Александрович с Кешей приняли исходную позу, уперлись ногами и…
Раздался жуткий звук, это банкир в азарте, крикнув:
– Ио-хо-хо, – дернул изо всех сил ловушку в свою сторону.
Мой двухметровый сын словно пушинка перелетел через обеденный стол. Сыромятников, не ожидавший подобного эффекта, не устоял и опрокинулся на спину, Аркашка свалился прямо на него, подминая под себя верещащего Хуча. Мы кинулись поднимать бедняг. Когда Кеша встал, все увидели, что Хуч наконец-то оказался на свободе. Иван Александрович просто отодрал боковую стенку клетки.
– Ну и сила же у вас в руках! – пробормотал Тузик и осторожно коснулся своими тонкими пальцами бицепса Сыромятникова.
Банкир, продолжавший сидеть на полу, напряг мускул и ответил, показывая на огромный, вздувшийся под тонкой шелковой курточкой шар:
– 63 сантиметра в диаметре, мне предлагали в шоу «Силач мира» выступать. Это что, я могу рубль пальцами сломать.
– Ой, – обрадовалась Манюня и, порывшись в карманах, достала блестящую монетку, – вот, пожалуйста!
Сосед зажал ее между указательным и большим пальцами правой руки, легко свел их вместе и продемонстрировал два куска – все, что осталось от рубля.
– Скажите, пожалуйста, – бормотал Тузик, ощупывая Сыромятникова, – какой мужчина! Ой, а у вас одеколон «Кензо», его последний аромат, в голубом флаконе. Кстати, дизайн омерзительный, а букет ничего, хотя и неоригинальный. Нет, вы определенно приносите счастье! Мой нос ожил!
