Одиннадцатого января я бежала мимо книжной лавки в школу и внезапно увидела на стеклянной двери здоровенный плакат, гласивший: «Двадцать третьего числа у нас состоится встреча с любимым писателем московских школьниц Николаем Будкиным. В программе обсуждение романа «Горят мартеновские печи». Я не пошла на мероприятие и не знаю, посетил ли его хоть один человек. Представляю, как недоумевал бедный Будкин, когда узнал, что его шедевр внезапно вошел в моду у восьмиклассниц одного московского микрорайона и потом так же стремительно был навсегда предан забвению. Сейчас, заглядывая в книжные магазины и натыкаясь взглядом на шеренги книг Голон, я невольно улыбаюсь и глажу корешки романов об Анжелике. Не удержалась я и сегодня, провела ладонью по обложке и вышла из каюты Маргариты.
Неужели на теплоходе никого нет? Мне стало страшно, и тут слух уловил звук упавшего предмета и брань. Девочку, выросшую на улице, трудно смутить руганью, но сама я не употребляю нецензурные выражения и не люблю, когда их произносят вслух, в особенности если рядом ребенок. Но сейчас заливистый мат меня обрадовал, как встреча с любимым человеком.
Я бросилась туда, откуда слышалась брань, и увидела рыжеволосого парня, который собирал с пола осколки.
– Слава богу, вы здесь! – воскликнула я.
Матрос вздрогнул, уронил стекляшки и взвизгнул:
– Кто тут? Не подходи, часовой стреляет без предупреждения.
Меня охватило любопытство: из какого вида оружия он решил открыть огонь? У него под рукой только швабра!
– Фу! – выдохнул матрос. – Не узнал вас! Думал, все пассажиры на экскурсию ушли. Услышал шаги, потом ваши слова, и мне прям нехорошо стало!
– У меня противный голос? – обиделась я.
Парнишка шмыгнул носом и ответил:
– Не, как у всех, ничего особенного.
– Почему тогда ты испугался? – спросила я.
Матрос заколебался, потом сказал:
– Нечисто на корабле, тетя Рита говорит, что здесь дьявол поселился, она его в кают-компании видела!
– Не следует доверять бредням Некрасовой, – назидательно сказала я. – Вас как зовут?
– Игорь, – представился юноша.
– Очень приятно, а я Виола. Не знаете, куда весь народ подевался?
Игорь оперся на швабру:
– Круизники в Козловск поперли. А наши в бухту подались, Иван Васильевич хоть и строгий, да добрый, он людям отдыхать разрешает и сам не прочь на бережку с удочкой посидеть.
– Вас, значит, бросили? – уточнила я.
– На дежурстве оставили, – отрапортовал матрос.
Мне стало легче: пусть хилый Игорь и не похож на могучего охранника, вдвоем все же безопасней.
– Зря вы на тетю Риту баллон покатили, – заступился за Некрасову матрос. – Она хорошая, помогла мне сюда устроиться. Иван Васильевич брать меня не хотел, потому что мне еще шестнадцати нет, все говорил: «Учись, Игорек, человек с образованием без куска хлеба не останется!» Но у меня мама больная, работать не может, и брат маленький, ему то колготки, то ботинки, то штаны купи. Спасибо, тетя Рита Ивана Васильевича уломала.
– Ты же не всерьез сейчас сказал про нечистую силу? – хмыкнула я.
Игорь округлил глаза:
– Думаете, я вру? Тетя Рита его видела! Мохнатый, черный, с копытами и рогами!
– Перестань, – отмахнулась я. – Стыдно глупости повторять!
Игорь нахмурился:
– Иван Васильевич запретил это пассажирам рассказывать! Но я тоже нечисть встретил! Рано-рано утром встал и пошел на палубу покурить. Выхожу, а там все в белых перьях! Обозлился я! Кому убирать-то? Гляжу, у перил змея стоит!
Еле сдерживая смех, я перебила рассказчика:
– Пресмыкающиеся ног не имеют.
– Ничего не знаю! – потряс головой матрос. – Видел не какого-то смыкающегося, а змеюку. Длинная, лапы тонкие, морда узкая, сверху ухи торчат, сзаду хвостина висит. Она меня тоже приметила, зубы оскалила, в воду плюхнулась и давай вокруг корабля круги нарезать. А потом голос из ниоткуда как завопит: «Болт, болт…» – дальше, простите, материться при вас не хочу, очень уж грубо получится. Змеюка и исчезла!
– Волшебная история, – резюмировала я. – В особенности впечатляет змея на ногах. Вероятно, вы ошиблись, на палубе находился крокодил.
Игорь сунул швабру в ведро.
– Ха! И откуда он в нашей реке? У меня с глазами и ушами без проблем. Ногастая такая змеюка, хвостастая, а звать ее Болт! Тетя Рита права. Сатана в змея превратился, он такие шуточки любит и давно проделывает.
– Дьявол имеет много имен, – вздохнула я. – Эпос народов мира и художественные произведения содержат не один сюжет, в них говорится о Вельзевуле, Мефистофеле, Воланде, но о Болте я не знаю. Ты плохо расслышал имя, вот и получился вонючий сурок.
– Чего? – разинул рот Игорь. – Вонючий сурок?
– Ерунда, – отмахнулась я, – забудь.
Ну не рассказывать же сейчас Игорю историю про то, как меня попросили посидеть с двумя малышами, братьями Минкиными. Их мать, Нюша, наша с Раисой соседка по лестничной клетке, получила из Харькова печальное известие о том, что сгорел дом ее родителей. Нюша прибежала к нам и заплакала:
– Они остались на улице! Теперь надо по чиновникам бегать, погорельцам новое жилье бесплатно положено. Но у мамы с папой сил нет, они люди не скандальные, надо мне ехать. А куда парней девать?
– Оставляй нам, – предложила сердобольная Рая. – У Вилки каникулы, она за пацанами присмотрит.
Нюша расцеловала соседку и на следующее утро притащила двух белокурых крошек.
– Справа Паша, слева Саша, смотри, не перепутай, не покорми одного и того же два раза, – проинструктировала она меня и пошла на выход.
– Что они едят? – закричала я вслед Нюше.
– Кашу, – на ходу ответила она. – Ну и остальное тоже.
Я старательно сварила манку, посадила бутузов на стулья и довольно быстро накормила одного из «кукушат», то ли Сашу, то ли Пашу, досыта. А вот второй уворачивался от ложки, корчил рожи, плевался. В конце концов, я не выдержала и сердито спросила:
– Что ты хочешь на завтрак?
Близнецам по виду было не больше полутора лет, и я, естественно, не ожидала от них членораздельного ответа, но пацанчик неожиданно заявил:
– Вонючий сурок.
Мне в тот год едва исполнилось двенадцать, столичные магазины не радовали разнообразием ассортимента, но и совсем пустыми тогда еще не были, на прилавках было два сорта колбасы – за 2.20 и 2.90, несколько видов сыра, молочные продукты, но вонючими сурками не торговали.
– Повтори, – потребовала я.
Ребенок выполнил мою просьбу:
– Вонючий сурок, – объявил он.
Я почесала в затылке и решила, что мальчик вполне упитан, до обеда от голода не скончается. Около часа дня домой в перерыв забегает тетя Рая, она сразу поймет, о чем говорит юный басурман.
Но Раиса, услышав загадочное выражение, растерялась не меньше моего.
– Вонючий сурок? – заморгала она. – Неужели Нюша парней мышами кормит? И где она сурковятину покупает?
Едва мы с Раисой пережили первое потрясение, как подоспело второе. В самый разгар беседы про вонючего сурка ко мне подошел другой малыш и важно произнес:
– Оковка рома два тифоз.
– Что он имеет в виду? – подпрыгнула Рая.
– Оковка рома два тифоз, – сморщился мальчик.
– Вероятно, следует подковать мужчину по имени Рома, – предположила я.
– Думай, что болтаешь, – поджала губы Раиса. – Как ковать? Кого?
– Рому, – ответила я и быстро отошла подальше.
Если Раиса разозлится, она может с легкостью надавать оплеух, а рука у нее тяжелая, на моих щеках после затрещин всегда оставались внушительные синяки.
– Оковка рома два тифоз, – заревел, кажется, Саша.
– Вонючий сурок, – вступил со своей партией Паша.
Раиса вскочила с табуретки:
– Мне на работу пора.
И я осталась с голосящими пацанами.
Через три дня я отлично управлялась с братьями. Пашу с Сашей больше не путала: чтобы точно знать, кто есть кто, я нарисовала Саше на щеке чернилами крестик и не забывала каждое утро освежать метку. Наладилась и еда. Как только Паша заводил про вонючего сурка, я грозно говорила:
– Вот вернется мама и накормит тебя бурундуками, кротами и котлетами из ежа. А у меня вкусная каша, суп и пюре.
Паша замолкал и ел предложенные блюда. О вонючем сурке он вспоминал еще раз перед тем, как лечь спать. Малыш нежно целовал меня, потом садился в кроватке и с тоской говорил:
– Вонючий сурок!
– Он тебе непременно приснится, – обещала я и гасила свет.
С Сашей оказалось еще проще загадочную фразу «Оковка рома два тифоз» мальчик говорил лишь перед завтраком, обедом и ужином.
Я перестала искать в этой фразе скрытый смысл и весело повторяла за близнецом: «Оковка рома два тифоз». Далее трапеза шла без сучка и задоринки.
Нюша отсутствовала почти месяц, я привязалась к Саше и Паше, научилась понимать их язык. «Ав-ав» – это собака, «ай-ай-ай» – ругательство, «няка» – печенье, «гули» – прогулка, а «кой ночь» – пожелание спокойной ночи. Но «вонючий сурок» и таинственная фраза про «оковку ромы» по-прежнему оставались загадками.
