Мискин, мгновенно забыв про свидание с дамой, отправился к Маше — букет, разумеется, отправился с ним.
В этом месте Далила снова спросила:
— Букет хризантем?
Он удивился:
— Дались вам хризантемы! Хризантемы я терпеть не могу, как и Маша. Неживой, искусственный какой-то цветок. Я покупал даме лилии, с ними к Машеньке и пошел.
— Следовательно, вы предпочли Машу даме, — заключила Далила.
Мискин почувствовал себя уверенней и даже усмехнулся:
— Простите за каламбур, но дам у меня в жизни много, а Маша одна. Я любил ее как раз потому, что она никогда не произносила «дам». Она умерла, так и не сдавшись. За это я до сих пор Машу люблю.
— До сих пор?
— Да.
Она удивилась:
— Не пойму, что у вас за игра была с Машей. Мне казалось, что через Машу вы подбирались к Наташе, а вы меня убеждаете, что до сих пор влюблены только в Машу. Все остальные — для плоти?
Мискин сознался:
— Да, я плел интригу. Обожаю интриги. Они заставляют быстрей течь по жилам кровь, делают жизнь насыщенней, интересней. Глупо женщину просто брать. Это каждый дебил умеет, даже наш Кроликов.
Видели?
— Кроликова?
— Ну да, — передразнивая Друга, ответил Мискин, — или как там у него…
— «Да нет», — подсказала Далила.
— Представляете его отношения с женщинами?
— Видела и Кроликова, и его Морковкину, и все представляю. Так что же с Машей? — нетерпеливо спросила она.
Мискин продолжил:
— Мы с Кроликовым не разлей вода, к Верховским всегда вдвоем приходили. Наташка с Кроликовым флиртовала. Мне что же, скучать, если она на меня ноль внимания? Я же не такой дуролом, как Кроликов.
Далила саркастично поинтересовалась:
— Вы другой дуролом?
Он рассмеялся:
— Да, я дуролом особый: не самих дур люблю, а люблю их обламывать. Вот какой я дуролом'.
— Опять каламбур? — усмехнулась Далила.
Мискин развел руками:
— Ничего не поделаешь, кто-то прет буром, а я — каламбуром.
— Значит, по жизни вы прете?
— Лишь тогда, когда прут на меня. Вы меня затоптать пытались, что же мне остается? Только «переть».
Далиле всегда нравились люди с юмором. Не желая проникаться симпатией к Мискину, она не улыбнулась, а холодно попросила:
— Давайте вернемся к Наташе.
— Хотите сказать, давайте вернемся к дурам, — уточнил Мискин и сам себя опроверг:
— Впрочем, Наташа не дура. Дурой ее делал Андрей. Теперь эстафету подхватил Замотаев.
Далила призналась:
— У меня складывается впечатление, что вы недолюбливаете Верховского и Замотаева.
— Я терпеть не могу домостроевщины. Кто дал мужчинам право превращать женщин в самок?
Далила подумала: "Браво! Жаль, Лиза не слышит!
В восторг бы пришла от Мискина".
— Наверное, это делается из эгоистических побуждений, — сказала она. — С самками проще ощущать себя настоящим мужчиной.
Мискин прочувствованно возмутился:
— Вот уж нет! Проще с умными, образованными женщинами, они все подмечают, все понимают. Если имеешь достоинства, их оценят. А рядом с самками вообще невозможно оставаться мужчиной. Им угодить невозможно, им все не так. Самки хитрые и упертые, и все, как одна, скандалистки.
— Вы правы, — согласилась Далила. — Я неточно выразилась: домостроевцы думают, что с самками проще.
— Потому, что сами самцы! — горячась, воскликнул Мискин. — А самец — это самовлюбленный дурак, не более. Тогда я еще не все понимал, тогда я еще уважал Андрея и не хотел терять его" уважение. Все знали, что он прочит свою Натащу Пашке Замотаеву в жены, вот я и не стал рисковать. Охота была, из-за девчонки сразу двух друзей потерять: Верховского и Замотаева. Я повел себя осторожно и начал к младшенькой подъезжать.
— Вы хотели представить в глазах друзей все так, словно Наташа вам не дает прохода, — догадалась Далила.
Мискин, умело скрывая самодовольство, ответил:
— Так все и вышло. Я начал к Машке слегка подкатывать, и Наташка взбесилась. Гонору много в ней, все от нее без ума, а я, видите ли, на нее ноль внимания. Здорово Наташка разозлилась. Кроликов мгновенно ей надоел, а я культурно держусь возле Маши, вздыхаю — все как женщины любят.
— И Наташа сдалась?
— Можно сказать и так. И вот тогда меня к Маше по-настоящему и потянуло.
Прекрасно зная причину, Далила спросила:
— Почему?
Мискин настоящей причины не знал, но ответ его прозвучал очень уверенно:
— Гордая Маша была, не спесивая, а именно гордая. И сильная, удар умела держать. Мне сначала все по фигу было, закрутил все ради интриги, но Кроликов как-то мне говорит: "Кажется, в Машку я втрескался.
Что, если мы с ней поженимся? Как на это посмотрит Андрей?" Я ему прямо в лоб: «Дудки, Маша моя!»
Далила усмехнулась:
— У вас с детства такое соревнование?
— Да, но в этот раз крепко Маша обоих нас зацепила, по-настоящему. Короче, оба сходили с ума. А она от ворот поворот, и сразу обоим. Пытались с ней отношения выяснять — смеется: "Отдаю вас Наташке.
Радуйтесь, дурачки, у вас дети будут красивей". Мы с Гошей так сильно «обрадовались», что готовы были друг другу в глотку вцепиться. Вот в таком состоянии мы к тому страшному дню и подошли.
— Значит, вы с Машей практически расстались, когда она вам позвонила?
Мискин рубанул воздух рукой:
— Не практически, а точно расстались. А тут вдруг Машка звонит. Плачет: «Скандал! Я не в такой удушливой атмосфере рассказать всем хотела, но что же поделаешь, если в нашей семье бедлам. Не я виновата».
— О чем она говорила?
— Не понял, атмосфера какая-то, скандал. Мне было все равно, о чем она говорила. Я обрадовался, что позвала, с надеждой поехал, а там…
Понурившись, он замолчал.
Далила продолжила за него:
— Вы долго с букетом на площадке топтались, звонили, дверь случайно толкнули ногой и вошли.
Мискин, пряча глаза, кивнул:
— Да, Маша лежала в луже крови. Пирог на столе я не заметил, честное слово. Стол, помню, был. Празднично накрытый, в гостиной, бокалы там, что-то еще…
Он опять замолчал. Далила задала болезненный для себя вопрос:
— А почему вы решили, что Машу убил Верховский?
Мискин возмущенно воскликнул:
— А кто же еще? В последнее время Маша здорово изменилась, постоянно твердила: «Не злите меня, нервничать мне нельзя». А сама стала нервная, неуживчивая, то ругалась с Наташей, то деньги требовала у Андрея, о каком-то своем бизнесе говорила.
Далила подалась вперед:
— О каких деньгах идет речь?
— О деньгах погибших родителей. Им троим по наследству досталась приличная сумма. Андрей был назначен над Машей опекуном, а Наташка сама отдала ему свою долю. Он все вложил в общий с Замотаевым бизнес.
— Могу я узнать, что за бизнес? — осведомилась Далила.
Мискин вдруг рассмеялся:
— С этим бизнесом хохма вышла. Нечто из области парадоксов, очень по-русски: двигатель прогресса — обычная безалаберность.
Далила попросила:
— Расскажите подробней, пожалуйста.
— Охотно! — воскликнул Мискин. — У Верховского с Замотаевым был заводик, газированную воду они выпускали в бутылках. Дела шли плохо, отвратительно даже. Наследство, оставленное родителями, не Увеличивалось, а таяло на глазах.
— Маша знала об этом?
— Нет, конечно. Андрей с Пашкой это скрывали, нагоняли, как говорится, понтов: «тачки» крутые у них, охрана, офис. Все, как сейчас говорят, «зашибись». Только мы, самые близкие, были в курсе, как на самом деле идут их дела.
Далила подумала: «Мотивом могли быть долги».
— Друзья им помогали? — спросила она.
Мискин кивнул:
— Неоднократно. Я в долг частенько давал, Кроликов выбивал им кредиты. Но все впустую, ничего их не спасало, заводик доходов не приносил.
— От кого же Маша узнала об этом?
— Понятия не имею, но как-то узнала, а тут еще ее совершеннолетие близилось. В общем, она поставила братца в известность, что собирается свою долю из его бизнеса изъять немедленно, как только стукнет ей восемнадцать. А у Андрея как раз дела пошли.
— Все же пошли.
Мискин рассмеялся:
— Возвращаюсь к области парадоксов. Успех Верховского и Замотаева вырос на почве чужой халатности. Они заказали этикетки для воды под названием «Тархун». В типографии какой-то ротозей не углядел и буквы "а" и "р" переставил. Ни Верховский, ни Замотаев, ни их работники — никто не заметил ошибки.
В продажу вода отправилась под названием «Грахун».
И мигом ушла с прилавков. Все, кому и не надо, ради прикола хватали и дарили друзьям, любовникам, соседям, мужьям. В данном случае безалаберность оказалась двигателем торговли.
— Значит, именно с этого момента бизнес Верховского и Замотаева пошел вверх, — уточнила Далила.
— Да, резко попер в гору, а тут Маша решила его подкосить. Ведь ее доля — это одна шестая. Колоссальная сумма. Как такие деньги одним махом из производства достать? И как я теперь должен все это понимать? На кого должен думать?
