– Милый, – твердо заявила мать, – тебе лучше пойти в свою спальню и посмотреть телевизор.
– А диск приволокла? – склонил набок голову Степа, моментально позабывший про сласти.
– Нет.
– У-у-у… почему-у-у? Обещала! Вот ты какая!
– Деньги кончились, – нашла нужный аргумент Сонина.
– Совсем?
– Да.
– Все?
– Да, да, – закивала Катя. – А теперь ступай отдохни.
Но Степан не собирался столь быстро сдавать позиции. Он потер рукой лоб и громко сказал:
– Врешь, есть деньги. Принесли.
– Кто? – удивилась Катя. – Степа, немедленно отвечай! Ты открывал дверь постороннему человеку? Ну сколько раз можно повторять: не смей этого делать!
Мое удивление стало почти безграничным. Сколько лет дитятке? Семь? Десять? Но он усат, бородат, а еще, помнится, Настя обронила фразу: «Сонина хотела своего ужасного Степочку на мне женить». И, кстати, про грозящую ему армию какой-то разговор был.
– Она не чужая, – надулся Степа и ткнул пальцем в мою сторону, – ее Ми прислала, с деньгами. Так что зря ты, мама, вчера блюдо разбила, оно такое красивое было.
– Ничего я не била… – растерянно отозвалась Катя, шаря по мне глазами.
– Врешь! – возмутился Степан. – Твердишь: «Сыночек, всегда говори правду», а сама врешь! Кто вчера здоровенную тарелку об пол швырнул и орал: «Пропала Миладка, теперь с голоду сдохнем», а? Не пугайся, мама, она деньги привезла, хоть и не восьмое число еще. Вот! Где…
Сонина не дала сыну договорить. Ухватила тщедушное создание за костлявое плечико и выволокла в коридор. Сначала воцарилась тишина, потом откуда-то донесся стук и придушенный голос:
– Мама, выпусти-и! Не хочу-у-у! Ма-ма-а-а!
Сонина вошла на кухню, села на стул и устало спросила:
– Наверное, поняли, что Степан слегка неадекватен?
– Что вы, что вы, – затараторила я, – очень милый юноша, хорошо воспитанный.
Катерина встала, включила чайник, поправила волосы и тихо сказала:
– Несколько лет назад Степа ввязался в драку… Вы правы, он тихий, интеллигентный мальчик, нацеленный на учебу, ни в какие неприятности, даже в подростковом возрасте, не попадал. Не то что Никита Смоляков! Я, честно говоря, когда Киту исполнилось семь лет, отдалилась от Ми. Наши сыновья подружились, а мне такое положение вещей не нравилось…
Степан рос чудесным парнишкой, отлично учился, но потом случилась беда. Он шел вечером домой, к юноше пристали хулиганы, потребовали кошелек. Парень безропотно отдал портмоне, тогда подонки велели снять часы, но их Степану подарила мама. Сонин отказался расстегнуть браслет, и грабители ударили его кирпичом по голове. Несколько недель юноша пролежал в коме, а потом, к огромной радости мамы, очнулся.
– Это только в кино, – горько рассказывала Катя, – больной, чуть не десять лет живший на аппаратах, открывает глаза, садится и радостно кричит: «Здравствуйте». А потом, бойко вскакивая на ноги, начинает выплясывать посередине палаты. На самом деле ситуация не столь идиллична, вы получаете почти младенца, которого следует заново учить всему: сидеть, ходить, говорить, пользоваться туалетом. Процесс реабилитации может растянуться на годы. Мне сначала показалось: Степа быстро приходит в норму. Вместе с ним в палате находились такие беспросветные больные, которые только глазами хлопали, а он ушел из больницы на своих двоих. Но потом… достиг в развитии уровня восьмилетки и замер! Никаких подвижек, хотя, поверьте, все силы и средства я вложила в сына. Вот он тут про деньги говорил, помните?
Я кивнула, Катя спокойно налила мне чай.
– Знаете, почему Ми каждый месяц нам «пенсию» присылает?
– Нет, – осторожно ответила я.
– Степу одного надолго не оставить, – грустно ответила Сонина, – бог знает что учудить может. Вот дверь вам открыл, хотя вроде помнит, что чужих впускать нельзя. Я его больше чем на час оставить боюсь. Вдруг уйдет погулять?
– Заприте снаружи.
– А если пожар? Не сумеет выскочить.
– Верно, – кивнула я, – очень вам сочувствую.
– Спасибо, – улыбнулась Катя, – только, пока на собственной шкуре не испытаешь такое, не поймешь. Знаете, в нашем подъезде Рита живет с девочкой-дауненком. Мне Ритку всегда жалко было, но лишь после того, как со Степой несчастье случилось, прочувствовала ситуацию. Даже врагу такого не пожелаешь! Спасибо Миладе, которая денег дает, иначе б с голоду померли. Я пытаюсь, конечно, дома работать, но особо разбогатеть не получится. В нашей стране шикуют лишь воры и сволочи. Давайте конверт, спасибо, что привезли. Кстати, где Ми? Она не отвечает по телефону, ее мобильный заблокирован.
Я кашлянула.
– Извините, произошло недоразумение. Степан неправильно понял мои слова, я не от Смоляковой.
Катя удивленно распахнула глаза.
– Кто вы? И зачем пришли?
– Я ведь уже представлялась: Дарья Васильева, частный детектив.
– Так вы и правда сыщик?
– Ну да. Меня наняла Настя.
– Дочь Ми?
– Верно.
– И зачем?
– Чтобы отыскать Миладу.
Катя хмыкнула:
– Оригинальная забава. Похоже, девчонке нечем заняться. Да оно и понятно, целыми днями балбесничает, вот и мается от тоски.
– Настя учится в школе на одни пятерки! – возмутилась я.
– В ее колледже и шестерки поставят, коли родители богатые и деньги в школу вкладывают, – вырвалось у Сониной злобное. – Вот так и получается: одна подруга в нищете загибается, другая не сообразит, куда золото девать.
Выплюнув последнюю фразу, Сонина спохватилась, что выпала из образа милой, несчастной дамы, и, широко улыбнувшись, мягко сказала:
– Понимаю, мои слова звучат странно, но у меня к Насте особый счет. До того, как Степа заболел, мы с Ми надеялись на свадьбу наших детей. Изумительная пара, жених с невестой буквально с пеленок дружат. Настя ходила со Степочкой в кино, мы с Ми на многое закрывали глаза: если детки решили отправиться вдвоем на отдых, то и хорошо.
– Но Степа старше девочки, – попыталась я навести порядок в датах, – вы сказали, что вот уже несколько лет, как он превратился в ребенка. Когда же они вознамерились совместно провести каникулы?
– Четыре года назад, – не подумавши, брякнула Катерина.
– Но, простите, девочке в то время едва исполнилось десять! И Ми согласилась отправить ее со Степой?
Сонина вытаращила глаза.
– Вы о чем подумали? – воскликнула она. – Право, редкая испорченность! Степочка вел себя по отношению к Насте, как старший брат!
«Тогда при чем тут разговоры о свадьбе?» – хотела спросить я, но промолчала.
– Он очень заботился о Насте, – размахивала руками Катя, – а девчонка спокойно принимала знаки внимания. Маленькая, маленькая, а стервочка. После того как со Степой случилось несчастье, она ни разу нам не позвонила. Более того, врач рекомендовал почаще выводить юношу в свет, и я привезла его в гости к Ми. Настя вышла в столовую, увидела, как Степа ест торт – а он пока еще плохо ведет себя за столом, – скривилась вся и убежала. Но ведь понятно, человек болен, его надо поддержать. Нет, не захотела, не проявила ни чуткости, ни благородства, ни широты души. Отвернулась от друга, попавшего в беду. А сейчас новую забаву нашла: поиск матери! Просто цирк!
В голосе Кати звучало неподдельное презрение, в нем не слышалось тревоги или недоумения, и я быстро спросила:
– Вы, похоже, ничего не знаете об исчезновении Ми?
Сонина вздрогнула.
– О чем вы говорите?
– «Желтые» газеты уже несколько дней кричат о пропаже писательницы Милады Смоляковой.
Катя прижала руки к груди.
– Я не читаю прессу, – растерянно произнесла она, – некогда, и денег лишних не имеется. А телевизор у нас один, он у Степы в комнате, подсоединен к «тарелке», лишь мультики показывает. Сыну нельзя волноваться и видеть ужасы, типа наших новостей. Это что, правда? Ми пропала?
– Да, – кивнула я. – Только информация о побеге тщательно скрывается. Давайте объясню суть дела…
Сонина выслушала рассказ молча. Мне показалось, что она даже не шелохнулась, сидела прямая, с напряженной, будто накрахмаленной, спиной.
– Ужасно, – прошептала она под конец. – Испарилась! Бросила всех! Крайне непорядочное поведение! А мы? Как же мы со Степой жить будем? Ладно, о своих никчемушных детях она позаботилась, а о Степочке? Ему нужны лекарства, массаж, хорошее питание. Я не могу найти высокооплачиваемую работу еще и потому, что больна, со мной случаются мигрени. Ужасная вещь, вам не понять… Вот дрянь! Сбежала! Ну погоди, ну погоди, ну погоди… Я тебе отомщу!
В полном негодовании Сонина вскочила на ноги и забегала по кухне. Потрясенная, я воззрилась на женщину.
Что такое мигрень, я знаю очень даже хорошо, неприятная болячка мучает меня с четырнадцати лет. Но поскольку у скромной преподавательницы французского языка не имелось богатой подруги, способной ежемесячно отстегивать материальную помощь, я, по прежним годам, читала иногда лекции, словно в тумане, накачав себя по самую макушку лекарствами. Не могу сказать, что они помогали. Впрочем, самым тяжелым в те моменты было не общение со студентами, а поездка в покачивающемся вагоне метро – меня там незамедлительно начинало тошнить.
