– Это ты написала дурацкую бумажку? – резко спросила Ольга.
Я спокойно села на стоящий у стены стул, закинула ногу на ногу и раскрыла сумочку. С хамками следует поступать по-хамски. Ольга привыкла безобразничать на шоу, тут ее все боятся. Но в случае со мной она ошиблась, здесь все наоборот – это она должна меня опасаться.
Медленно достав пачку сигарет, я закурила, выпустила дым даме прямо в лицо и нагло спросила:
– Ну и что? Почему дурацкую? Очень правильная записка!
Надо отдать должное Ольге, она не дрогнула. Сначала, отвернувшись к зеркалу, спокойно вытерла лицо до конца, потом вновь повернулась ко мне.
– Сколько хочешь за молчание? Могу предложить два варианта на выбор. Завтра в шоу разыгрывается автомобиль, правда, барахляный, «шестерка», зато через неделю на кону однокомнатная квартира. Что тебя больше привлекает?
Я посмотрела на ее постаревшую без грима физиономию. Довольно много морщин разбегалось от глаз к вискам. «Гусиные лапки», как правило, придают лицу доброе выражение, но Ольга выглядела злой. Так называемые «собачьи складки», спускающиеся от крыльев носа к уголкам рта, делали ее похожей на мопса. Но, честно говоря, это сравнение мне не слишком по душе. Мопсы очаровательны и милы, а женщина, сидевшая сейчас передо мной, выглядела как Снежная Королева. Красивая и злая, самая настоящая стерва.
– Ты сделала ошибку, – усмехнулась я.
– Что ты имеешь в виду? – хладнокровно поинтересовалась теледива.
– Не следовало предлагать деньги, теперь я уверена: это ты убила Глеба Лукича.
– …совсем? – спросила Ольга. – Головой не стукнулась? Я убила Ларионова? Глупее и не придумаешь! Кстати, где я тебя видела? Лицо страшно знакомое. Ты принимала когда-нибудь участие в шоу?
– Я похожа на кретинку? На дуру, которая станет плясать под твою дудку из-за денег?
Ведущая фыркнула:
– Ой, какие мы гордые! Имей в виду, покупаются все, вопрос лишь в сумме. Один за тысячу долларов голым по Тверской побежит, а другой и за миллион не согласится, но, уж поверь моему опыту, за полтора или два изменит свою позицию. Так сколько ты стоишь?
– Я не зарабатываю шантажом!
– Да ну? Кто бы мог подумать? Чем промышляешь? Составлением гороскопов?
Я вытащила удостоверение. Ольга быстро прочитала мои данные. Ее лицо слегка изменилось, на губах вновь заиграла улыбка.
– Вы из милиции?
Отметив, что мадам решила стать на всякий случай вежливой, я ухмыльнулась:
– Можешь не стараться изображать из себя мармелад в шоколаде, к правоохранительным органам я не имею никакого отношения, я – частный детектив.
На лице дамы появилось выражение совершенно искреннего изумления.
– Кто?
– Частный детектив, только не говори, что впервые слышишь про такую профессию.
– Естественно, я знаю о платных сыщиках, – брезгливо поморщилась собеседница, – просто не думала, что подобным делом может заниматься тетка твоей комплекции и внешнего вида.
– Ты сама отнюдь не Джулия Робертс, – не осталась я в долгу, – и ничего, скачешь по сцене.
– Да у этой Робертс рот как у акулы, – подскочила Ольга, – жуткая уродина, продукт рекламы. Да если на осла такие деньги потратить, он станет популярен, как Ален Делон!
Я кивнула:
– Точно подмечено.
Не ожидавшая, что наши взгляды по данному вопросу совпадут, Ольга замолчала, а я быстро спросила:
– Чем же тебя достал несчастный Глеб Лукич? Вроде не обижал, деньги небось давал и дочку воспитывал, за что ты его так? Выстрелила в лицо…
– Не мели чушь, – рявкнула Ольга, – я его не трогала!
– Извини, не верю.
– Почему? – пожала плечами теледива и принялась снимать накладные ногти кроваво-красного цвета.
Вот оно, телевидение, даже ногти у них фальшивые, сплошной кастрюльный блеск и лживая позолота.
– Если ты его не убивала, кстати, похоже, ты была последней, кто видел несчастного мужика живым, зачем просила охранника молчать, да еще заплатила ему огромную сумму?
Ольга скривила губы:
– Послушай, ты, Каменская, или как там тебя, не пошла бы на…
– Только вместе с тобой, – улыбнулась я, – извини, не знаю туда дорогу, а ты, похоже, постоянно там бываешь, поэтому, будь добра, укажи путь.
Ольга порозовела:
– Сейчас велю охране тебя вывести.
– Не стоит поднимать шум, сама уйду. – Мирно сказав эту фразу, я двинулась к двери.
– Эй, – крикнула Ольга, – зачем приходила-то?
В ее голосе послышалось беспокойство.
– На тебя посмотреть.
– Ну и как, понравилась?
– Не слишком, не люблю женщин, которые убивают отцов своих детей.
– Тьфу, пропасть, – взвилась Ольга, – иди сюда!
– Извини, тороплюсь.
– Куда же?
– В милицию хочу позвонить, а сама встану у двери, чтобы ты не удрала.
– Идиотка! – завопила ведущая. – Кретинка!..
– Вот на Петровке тебе покричать не дадут, – сочувственно вздохнула я, – живо в зубы насуют, никакие телевизионные заслуги не спасут. Да и в камере покоя не жди! Впрочем, на Петровке изолятор еще ничего, только там долго не держат, переведут в какую-нибудь Капотню, вот тогда взвоешь! Сорок человек в десятиместной камере, крысы размером с кошку…
– Перестань, – поморщилась Ольга, – я Глеба Лукича никогда не трогала.
– Даже когда ложилась с ним в постель?
Неожиданно Ольга рассмеялась:
– Вспомнила, где тебя видела! В кабинете у Глеба, когда завещание читали.
– Правильно. Меня нанял клиент, чтобы я помогла оправдать Раду.
– Кто?
– Коммерческая тайна.
Ольга вновь рассмеялась:
– Слушай, похоже, мы могли бы стать подругами. Две сильные женщины, самостоятельные, целеустремленные, выгодно отличающиеся от основной массы, состоящей из бесхребетных мямликов.
– Чем же тебе не угодил Ларионов?
– Да не убивала я его!
– Дорогая, ты сделала роковую ошибку.
– И какую же?
– В общем, конечно, сущая ерунда, но она будет стоить тебе свободы.
– Что ты имеешь в виду?
– Да так! Ты ведь позвонила охраннику в сторожку утром?
– Ну…
– Николай хорошо помнит, что это было в восемь.
– И что? Правильно, я уже в девять должна быть на месте. Думаешь, шоу – это только кривляние на сцене? Вылезла, поорала, и все? Нет, дорогая, требуется огромная подготовительная работа.
– Это мне неинтересно, важно другое. Значит, признаешь, что звонила в восемь?
– Кретинский охранник! – в сердцах воскликнула Ольга. – Да, именно в восемь.
– Вот это-то и странно, – торжествующе закончила я.
– Почему?
– Потому что труп обнаружила я, и было тогда десять утра! До этого времени никто не подозревал, что хозяин мертв, шум поднялся спустя два часа после твоего звонка. А теперь объясни на милость, каким образом ты оказалась в курсе дела?
Секунду Ольга сидела молча, потом расхохоталась.
– Ой, не могу! И на этом умозаключении строится версия о моей причастности к убийству? Цирк просто. Мне Тина сказала. Позвонила в семь утра и плачет, заливается: «Мамочка, Рада папу убила!»
– Что? – потрясенно спросила я, невольно вновь опускаясь на стул. – Что?
– Уши заложило? – ухмыльнулась Ольга. – Вынь бананы!
– Тебе позвонила Тина?!
– А что тут странного?
Я уставилась в окно. Ничего, если не считать того, что девочка около десяти с улыбкой на лице отправила меня к отцу в кабинет проверить, сердится тот по-прежнему на домашних или нет. Может, Ольга врет?
– С чего бы Тине тебе звонить?
– Она испугалась, а я ее мать.
– Хорошо хоть изредка вспоминаешь об этом факте!
Внезапно Ольга стукнула кулаком по столику с косметикой. Многочисленные баночки жалобно зазвенели, открытый пузырек со средством для снятия лака опрокинулся на пол, в воздухе повис резкий запах ацетона.
– Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне? – зло поинтересовалась Ольга.
– А что, – бросилась я в атаку, – разве не правда? Девочка живет в Алябьеве, ты там не показываешься, хороша родительница. Ребенок тобой лишь на экране любуется. Ни за что не поверю в ее желание поделиться с тобой информацией, нет у нее привычки бежать к маме под крыло. Твой ребенок, хоть внешне и вполне благополучный, на самом деле сирота! Совсем ты завралась!
Ольга неожиданно спокойно подняла с пола пузырек, аккуратно завернула пробку и тихо сказала:
– Что ты обо мне знаешь?
– Ну, – напряглась я, – если честно, то немного.
– А делаешь скоропалительные выводы. Мы с Тиной очень близки, встречаемся раза два в неделю.
– Что-то я тебя в Алябьеве не видела.
– А я туда не приезжала, вернее, не делала этого днем. Летом мы с Тиной и впрямь в разлуке. Она безвылазно на даче, а зимой, осенью и весной я часто беру ее из колледжа, мы ходим ужинать или обедать.
– Что же к себе девочку не забираешь?
– Глеб не отдавал, – вздохнула Ольга, – он считал, что я не сумею обеспечить ребенку нужный уровень жизни. Таково было условие договора.
