– Солнышко, ты умная девочка. Прекрасно твои слова понимаю. Галина Сергеевна заплатила за твои красивые волосы-зубы и потерю веса?
– Да, – всхлипнула Лиса.
– Отлично объясняешь, – похвалила я девочку, – а потом, когда она увидела, что твоя грудь уменьшилась, договорилась с Лаурой о новой услуге?
– Да, – кивнула Алиса.
– Ты умница, – воскликнула я, – молодец. Мало кто из девочек твоего возраста так хорошо говорит. Лаура Кузнецова знала про бал?
Алиса испугалась.
– Нет, нет. Бабушка ей сказала, что есть рекламное предложение от французской фирмы нижнего белья. Они на стадии заключения договора со мной, но все может расстроиться, потому что у меня грудь уменьшилась. А если ее увеличить, да еще моя талия станет уже, тогда вдобавок предложат съемку в бикини.
– Понятно, – кивнула я. – А почему ты говорила о двух медалях?
Алиса тряхнула головой и затараторила:
– Другую надо было Лауре за грудь и талию отдать! Операцию необходимо было срочно делать, времени до бала мало. А нужно, чтобы синяки сошли в местах уколов. Бабка договорилась так: после завершения конкурса утром меня в клинику кладут, на следующий день отпускают. Медальку надо дать Лауре заранее, но мы же с бабушкой были на финале! Как отвезти в клинику медаль? Меня одну оставлять нельзя, родители других девочек злобные, обидеть могут. Лаура пошла нам навстречу, сказала: «Сама приеду в «Красавицу», заодно с Аллочкой повидаюсь».
Лиса перевела дух.
– Кузнецова с Мироновой подруги детства, они вместе в интернате жили, когда их родители в пожаре погибли. Чтобы я худеть начала, меня Лаура завернула в электрическое одеяло. Его в сеть включили, сначала мне жарко стало, потом больно, я заплакала, начала просить: «Не хочу, снимите». Кузнецова сказала: «Ради красоты можно потерпеть. И совсем не так уж тебе и больно. Вот…», она подняла кофточку, а у нее на животе и спине такие шрамы! Жесть! Она мне объяснила: «Я была совсем маленькой, первоклашкой, мы с Аллой Константиновной, которой тогда тоже семь лет было, попали в пожар. Аллочке повезло, она не обожглась, а вокруг меня обмоталась горящая скатерть. Вот что на самом деле больно! А лечить потом еще хуже. Но я все вытерпела. А это пустяк, тебе просто горячо, стыдно хныкать, потерпи, процедура короткая». И стала рассказывать, как они с Аллой Константиновной в детдом попали и с тех пор не расстаются, как в Москву приехали. Я заслушалась и про горячее одеяло забыла.
– Ага, – пробормотала я.
– Бабушка второй раритет в сумке в «Красавицу» принесла, – бубнила Алиса. – А ее Анюта отправила какой-то тест заполнять или чего-то писать, не помню. Бабка велела мне никуда из комнаты не уходить, а я в туалет побежала, дверь не заперла. Кто-то вошел и медаль украл. Бабушка меня по щекам отхлестала.
– Я б тебя за это убил, – не выдержал Алексей.
Алиса затряслась.
– Я не виновата. Попросила Веру, маму Сони, в комнате побыть, а она ушла.
– Вот кто наш раритет с… л, – взвизгнула Катя, – надо ее арестовать! Отнять медаль!
– Нет, немедленно едем к теще квартиру обыскивать! – засуетился Алексей.
Никита весело засмеялся:
– Вперед, предки! С барабаном! Тара-рара-тара! Бом-бом!
Степан, писавший в этот момент кому-то сообщение в телефоне, поморщился, но ничего не сказал.
* * *
– Хочется спешно принять душ, – призналась я, когда мы покинули квартиру Горюновых, – горячий, прямо кипяток. И мочалку пожестче взять. Возникло ощущение, что по всему телу нечто липкое, омерзительное ползает.
– Своеобразная парочка, – согласился Степан, открывая машину.
– Там все хороши, – поежилась я. – А бабка? Решила продать внучку, которой от рождения не так уж много ума досталось, пообещала ей дворец, жизнь в роскоши. Про Никиту я вообще молчу, гений страшного ума.
– Многие одаренные люди отличались не очень милыми характерами, – заметил Дмитриев, – а кое-кто из них были подлецами.
Тихо беседуя, мы доехали до моей малолитражки, мирно ожидавшей меня на парковке. Я села за руль, без приключений добралась до дома, залезла в ванну, долго плескалась в воде, потом упала под одеяло и в секунду заснула.
* * *
Будильник противно зазвенел, я, не открывая глаз, нашарила часы и стукнула по ним ладонью. Но занудный звук не прекращался. Я села, поняла, что беснуется мой мобильный, и схватила его.
– Привет! Как дела? – спросил Степан.
Я зевнула.
– Хорошо.
– Спишь? – удивился Дмитриев.
– Правда странно? – пробурчала я. – Уже семь утра натикало.
– Прости, не посмотрел, который час, – извинился Степан.
– Ерунда, кто рано встает, тому Бог подает, – вздохнула я. – Что-то случилось?
– Меня вчера зацепила фраза Алисы про дружбу Лауры Кузнецовой и Аллы Мироновой с детства… – начал Дмитриев.
– Кто-то еще упоминал об этом, – перебила я его, – вроде Анюта Королева, но точно не помню.
– И они вместе жили в интернате после того, как их родители погибли в пожаре, – продолжал Степан. – Я подумал: китайские медали демонстрировали посетителям музея Нарганска. Он сгорел вместе с городком. Погибла тьма народу, в том числе Михаил Чашкин, первый и единственный муж Галины Сергеевны. Она тогда работала журналисткой, под псевдонимом Сергеева накропала лживую статейку «Убийцы в рясах» и пошла в гору. Может, медали не уничтожило пламя? Вероятно, Петрова их украла? И Алла Константиновна и Лаура тоже имеют отношение к тому пожару? В Интернете говорится, что владелица клиники активно помогает детям, которых обезобразили ожоги, вероятно, на эту благотворительность ее толкает личный опыт.
– Знаешь, сколько пожаров случается каждый день в России? – остановила я Степана.
– Нет, но полагаю, что много, – ответил тот.
– Сомнительно, что Лаура и Алла… – завела я.
– У Константина Чашкина, директора музея, кроме проблемного сына-алкоголика, была дочь, – перебил меня Степан, – Михаил старший, девочка намного его младше. Угадай, как ее звали?
Я удивилась.
– Алла? Алла Константиновна родом из Нарганска?
– Люблю умных женщин, – воскликнул Степан.
– Но она Миронова, – пробормотала я, – а не Чашкина.
– Вилка, ты не знаешь, что многие девушки, выйдя замуж, меняют фамилию?
– Ну да, конечно, я ступила, – забубнила я, – глупость сказала.
– Надо с этой дамой по душам поговорить, – азартно воскликнул Дмитриев.
– И под каким предлогом мы отправимся к владелице холдинга? – вздохнула я.
– Я работаю над решением этой задачи, посмотри почту, я выслал то, что накопала Кларисса, – попросил Степан, – это весьма интересно.
– Твоя сотрудница когда-нибудь спит? – закряхтела я, сползая с кровати.
В ответ услышала:
– Она Терминатор, железный и беспощадный.
– К сожалению, я слабый человек, которому, чтобы очнуться, требуется холодный душ плюс кофе и булочка, – вздохнула я. – Сейчас умоюсь и сяду за компьютер.
Письмо оказалось длинным, я отпила капучино и погрузилась в чтение.
«Алла Константиновна Миронова, в девичестве Чашкина. Место рождения – город Нарганск. Отец – Константин Михайлович Чашкин. Прадед Чашкина Чжан Ин был выходцем из Китая, как он попал в Россию – неизвестно, но сохранилась запись о его женитьбе на Вере Ивановне Чашкиной, дочери купца из Курска. Сын Чжан Ина взял фамилию матери, его потомок переехал в Нарганск».
Я на секунду оторвалась от чтения. Значит, директор музея, рассказывая всем, что перламутровые медали являются собственностью его семьи, не врал. Это, учитывая китайского прадедушку, вполне могло быть правдой. Константин еще сообщал, что он прямой наследник одного из императоров, но ни подтвердить, ни опровергнуть сие заявление никак нельзя. Ладно, продолжу чтение.
«Мать Аллы Константиновны, Елена Федоровна Чашкина, урожденная Кузнецова, скончалась в родах. Девочку взяла на воспитание тетя Ольга Федоровна Кузнецова, жившая в соседнем доме с Константином. У Ольги была двухмесячная дочь Лавременсия, которая, получая паспорт, сменила имя на Лауру».
Я уставилась на последнюю фразу. Лаура Кузнецова? Фамилия девочки одна из самых распространенных в России, но вот имя редкое. Значит, владелица клиники, где за большие деньги из чудовища быстро сделают конфетку, и хозяйка холдинга, куда входит журнал «Красавица», не просто подруги детства, они двоюродные сестры. Посмотрим, что там дальше.
«В Клопине, городе, находящемся в нескольких километрах от Нарганска, до сих пор живет Лариса Николаевна Дубонос, первая учительница Аллы и Лауры. Она пожилая женщина, но по-прежнему преподает в местной школе, куда обе девочки пошли в первый класс. Лариса Николаевна, с которой я говорила по телефону, хорошо помнит сестер и Ольгу Федоровну. Ребятишки из Нарганска обычно прибегали на занятия пешком, родители их не сопровождали. Аллу и Лауру привозила на мотоцикле тетя. В шестидесятые годы прошлого века женщина на «Урале» с коляской была редкостью, и Лариса Николаевна обратила на Ольгу внимание. Двоюродные сестры проучились в школе до ноября, а потом в Нарганске случился пожар. Населенный пункт, состоявший из старых деревянных домов, выгорел за рекордно короткий срок. Поскольку огонь вспыхнул в четыре утра, большинство жителей спало. Поэтому спастись удалось немногим, в основном тем, кто жил возле монастыря. Монахи в предутренний час шли к молитве, увидели, как вспыхнул находившийся впритык к их обители музей, и бросились тушить огонь. К сожалению, справиться с пламенем братии не удалось, но они успели вынести кое-кого на улицу, в число избежавших смерти попали Лаура и Алла. Чашкина надышалась дымом, у Кузнецовой обнаружились ожоги, по счастью, лицо, руки-ноги остались нетронутыми, а вот спина и живот получили серьезные травмы. Все родственники девочек погибли. Малышек отправили в больницу, а когда они поправились, поселили в интернате, расположенном в Клопине, девочки снова пошли в местную школу, шефство над ними взяла Лариса Николаевна. Учительница дополнительно занималась с сиротками, и они догнали свой класс. Дубонос прекрасно помнит сестер, по ее словам, те отличались от остальных ребят. Тихие, молчаливые, всегда держались вместе, учились только на пятерки, примерно себя вели. Когда сестры перешли в восьмой класс, местный горсовет наградил лучших учеников поездкой в Москву. В число избранных попали и Кузнецова с Чашкиной. Во время посещения столицы случился неприятный казус. Группа детей с учительницами и экскурсоводом вошла в Третьяковскую галерею и двинулась по залам. Когда все очутились перед картиной Валентина Серова «Девочка с персиками», Алла села на пол, зарыдала, а потом лишилась чувств. Чашкину отправили в больницу. Врач сказал Ларисе Дубонос, что у нее сильный стресс. До отъезда в Клопин Чашкина оставалась в московской клинике. На обратной дороге Лариса Николаевна решила осторожно выяснить у девочки, что ее так напугало в Третьяковке. Аллочка сказала: «Я увидела ворону, она подожгла музей папы. Я испугалась, что злая ведьма сейчас опять пожар устроит». Дубонос поинтересовалась:
