— Мало у меня на службе откровенных разговоров!
Однако мы пошли к Татарникову. Гена шел в гости понурым, его победительное настроение улетучилось. Он пинал ногой мелкие камни, что попадались на дороге, печальным взглядом смотрел по сторонам, готовясь, видимо, к тому, что Сергей Ильич обругает нашу действительность. А что такого плохого в нашей действительности? Вот прошли мы мимо автобусной остановки — ходит все-таки транспорт по нашему городу, перевозит пассажиров! И ничего плохого в этом нет. Миновали мы сберкассу — много народу хранит там свои сбережения. И выплачивают людям пенсии, что ж тут плохого? Прошли мимо магазина — вот стоит посреди улицы магазин, и продукты в нем продают. Покупают люди продукты и кушают. Чем плохо? А послушать Татарникова, так и в этом магазине, и в сберкассе, и в автобусах — непременно отыщется изъян!
— Опять водку с ним пить! — с досадой сказал Гена.
— Зачем же обязательно водку? Будем пить чай. Мы сейчас зайдем в магазин и торт купим!
Гена поглядел на меня, но не сказал ни слова. Мы купили шоколадный торт в коробке, обвязанной ленточкой. Подошли к двери, позвонили.
— Случилось что? — Татарников нас не ждал. Выглядел растерянным.
— Ничего не случилось. Все замечательно. Решили чаю с вами попить. Шоколадный торт любите?
— Вы уверены, что все в порядке? — Сергей Ильич тревожно смотрел на торт.
— Абсолютно уверены!
— Никаких происшествий?
— Все, Сергей Ильич, прекрасно в нашем городе! Дело с Большим театром раскрыто — вот так-то! Бабицкого я взял с поличным, и сейчас мчится наш растратчик на вороных в места не столь отдаленные! — Гена остался доволен своим каламбуром и сам засмеялся. — И вообще все хорошо! Клуб «Экипаж» работает, коктейль мохито наливают, кино показывают, даже открылась биеннале современного искусства в Москве. Торты на каждом углу продают! Да! Жизнь, дорогой Сергей Ильич, идет себе вперед!
— Ну и слава богу! На кухню пойдем? — Хозяин квартиры выставил на стол три чайных чашки, одна из них была с отбитой ручкой, и тарелку для торта. — Вы что же, этот торт есть будете? Не знал, что вы сладкое любите.
— Обязательно будем!
— Странная какая фантазия! — Он достал ложки. — Его что, ложками едят?
— На тарелку надо положить, нарезать.
— Ах, вот что. Ну если вам так хочется.
Мы с Геной хотели совсем не торт с чаем, мы хотели ледяной коктейль мохито и танцев, но, скрепя сердце, пошли в крошечную кухню хлебать чай.
— Значит все хорошо? — уточнил Татарников и поковырял шоколадный торт. Однако есть его не стал. Он смотрел на нас подозрительно. — Наверное, праздник сегодня, а я не знаю! Какой же? День следователя? Нового президента избрали? Что случилось? По какому случаю пир устроили?
— Просто хороший день, вот и все! Народ гуляет! Преступника поймали! — сказал Гена с непонятным злорадством.
— Хороший день, говорите?
— Великолепный просто денек!
— Ну что ж, это отрадно, — сказал Татарников.
— И все людям нравится! Жизнь-то у нас неплохая! Выставки, театры! Коктейли в барах!
— Еще бы, — сказал Сергей Ильич, — конечно, приятно, если коктейли дают.
— А если не дают — так пойди да и сам возьми! Свобода! И турпоездки есть интересные! Зашел в агентство, купил путевку, слетал на море! Неплохо живем!
— Мир большой, — согласился Татарников. — Столько мест красивых.
— И дома у нас в городе красивые строят! Большое идет строительство! Да! — запальчиво говорил Гена Чухонцев.
— Действительно, строят, — подтвердил Татарников. Он даже отодвинулся к стене вместе с табуретом, подальше от Гениного напора.
Я уже пожалел, что спровоцировал Гену Чухонцева на откровенный разговор. Следователь пришел в возбуждение и погрозил Татарникову пальцем. Шутливо, конечно, погрозил, но предчувствие у меня появилось, что Гена сейчас устроит скандал. Эх, зря я его привел!
— И власть у нас хорошая! Нормальные ребята к власти пришли! Это вам не сталинизм!
— Конечно не сталинизм.
— А если кто проштрафился — поймем и накажем. Возьмем за шкирку!
— Ну, если за дело… — под нос себе пробормотал Татарников, — тогда конечно.
— За дело, Сергей Ильич! За дело! Не иди против своего народа! Не порти общественную жизнь! Не покушайся на нашу свободу!
— Свободу, стало быть, охраняете? — спросил Татарников.
— Демократия у нас, Сергей Ильич! Хочешь — покупаешь торт, хочешь — бутылку водки!
— А вы и водку купили? — спросил историк. Надежда затеплилась в его голосе.
— Говорю, что можно водку купить, а можно — торт! Потому что свобода выбора! Мы вот торт выбрали, потому что с чаем торт лучше! Потому что день хороший! Потому что жизнь у нас радостная! Зачем же водку-то употреблять? Грех в такой день выпивать!
— Вы что так волнуетесь, Гена? — спросил Сергей Ильич.
— А зачем вы все ругаете? Ругаете и ругаете! Люди вон веселятся везде, а вы ругаетесь!
— Разве я ругаюсь?
— Вот сейчас пока не ругаетесь, а обычно — ругаетесь. Как я к вам ни приду, вы все бранитесь. Всем-то вы недовольны, Сергей Ильич!
— Простите великодушно.
— Ведь обидно! Всем все нравится, у всех настроение хорошее, а вы портите нам настроение. Что ни возьми — и то нехорошо, и это нехорошо! Не угодишь на вас! Всегда ругаетесь!
— Извините, пожалуйста!
— А что толку мне в вашем «извините»? Вот несколько дней назад к вам позвонил — а вы взяли и испортили мне настроение! Я с утра веселый был, шел по улице, улыбался. А вы мне все испортили.
— Что же я за человек такой! — Татарников схватился за голову. — Честное слово даю, сам не один раз себе внушение делал! Хватит все подряд ругать! Так прямо себе и говорю. Что же я браню все на свете! Зачем? Зачем?
— Вот именно: зачем? И себе жизнь портите, и другим людям настроение. Вот мы торт купили. Хороший торт, шоколадный! А вы и на торт косо смотрите! Торт вам чем не угодил?
— Как это верно! Как верно! Вы торт свой ешьте, пожалуйста!
— Съедим, не волнуйтесь! Все съедим! Сладкий торт, вкусный! Оглянитесь вокруг, посмотрите непредвзято. Жизнь ведь стала хорошая! Это вам не сталинские времена!
— Да мне нравится, нравится, вы только не волнуйтесь.
— Что-то вы неискренне говорите, не верю я вам. Точно нравится?
— Вы только успокойтесь, прошу вас.
— Ну, допустим, все буквально нравиться не должно, — сказал Гена рассудительно. — Все подряд нравиться не может. Кое-что даже мне не нравится. Но ведь жизнь-то у нас богатая на события стала. И то есть, и это есть. В целом, я так скажу, стало очень хорошо. Хорошего в нашей жизни, я так скажу, сегодня гораздо больше.
— Больше, чем плохого? — уточнил Татарников.
— Ну да, конечно.
— Значит плохое тоже есть, просто его очень мало по сравнению с хорошим?
— Ну вот, наконец-то мы друг друга поняли, Сергей Ильич.
— Как я рад, что вы мне это сказали! Я старался сам для себя сформулировать, в чем именно я неправ. Но вы мне сегодня помогли — сказали лучше и точнее, чем я сам мог придумать. Просто-напросто хорошего в нашей жизни больше, чем плохого, вот и все.
— Вы, Сергей Ильич, постарайтесь полюбить жизнь! Мой вам совет. Вам станет лучше, поверьте. Вам наша жизнь понравится. Попробуйте тортику.
— Знаете, — сказал Татарников, и осторожно поднес ложку к губам, — у нас с вами завязался очень важный разговор. Мне все то, о чем мы сейчас беседуем, очень интересно. Ведь человеку надо понять, как ему следует относиться к жизни. Многие — и я в том числе — часто делаемся рабами настроений. Вы глубоко правы, упрекнув меня в пессимизме. Я подвержен пессимизму, признаю. И мне стыдно! — Он отложил ложку, так и не попробовав торта.
— Вот, наконец-то! Стыдно! И правильно, что стыдно!
— Я даже стал думать: вдруг у меня пессимизм от старости? Не воспринимаю прогресс, не слышу шум времени. Вокруг жизнь шумит, а я замкнулся в своей скорлупе! Грустно, но ведь правда! Спасибо, что вы меня носом ткнули!
— Ничего-ничего, — примирительно сказал Гена. — Пустяки, дело житейское. Главное, чтобы вы поняли. Нос вешать не надо. Давайте радоваться!
— Согласен! Ах, как я с вами согласен! Давайте радоваться! Крайне важно сформулировать основания для оптимистического взгляда на жизнь. Вы сегодня очень хорошо говорили, голубчик. Я подытожу, если позволите. Многое в нашей жизни должно нравиться, хотя кое-что может и не нравиться, верно? Но не нравятся нам скорее мелочи, правильно? Это ведь нормально, да?
— Конечно нормально, — сказал Гена. — Не все подряд должно нравиться. Вот, поглядите на меня. Я не оголтелый оптимист. Я отнюдь не слепой. Главное, самое основное в нашей жизни, мне нравится, а кое-что и не нравится, нет.
— Так часто бывает, — согласился Татарников. — В целом явление положительное, а некоторые детали отрицательные.
