– Свят-свят-свят, – забормотала старушка и брызнула мне в лицо грязной водой из ведра.
Капли, попавшие на щеки, неожиданно отрезвили меня… Я последний раз размазала свитером по лицу слезы и сказала:
– Где тут можно умыться?
– Пошли, – велела бабка.
Ухватив неожиданно цепкой рукой, старушонка проволокла меня до небольшой комнатки с душевой кабинкой и рукомойником. Кое-как я попыталась привести себя в порядок.
– Звать-то тебя как? – поинтересовалась нянечка, видя, как я расчесываю волосы.
– Виола.
– Красиво, – одобрила бабка, – а я Елизавета Сергеевна, баба Лиза.
– Очень приятно, – пробормотала я, чувствуя, как в горле ворочается горячий ком.
Баба Лиза посмотрела на меня, потом, словно решившись на что-то, вздохнула и сказала:
– А ну шагай за мной, только вот что… Язык за зубами держать умеешь?
– Я не болтлива. – Ну и хорошо, накось, надень быстренько.
И она протянула мне синий халат и косынку.
– Зачем?
– Надевай, говорю, и ничему не удивляйся, поняла, покажу тебе кой-чего, а то прямо сердце переворачивается глядеть, как переживаешь.
– Вы хотите отвести меня в морг?
– Типун тебе на язык и на задницу, – рассердилась старуха, – в другой корпус пойдем, через галерею. Ну, бери ведро, швабру…
– Да зачем?
– Не пустят тебя, а так, скажу, сменщицу новенькую учу, поняла?
– Нет.
– Ладно, пошли, там разберешься, – загадочно ответила бабулька.
Мы прошли по коридору, спустились на первый этаж, прошлепали по длинному, жутко холодному узкому помещению, потом опять поднялись наверх…
Баба Лиза открыла дверь. Сидевший на стуле пожилой охранник спросил:
– Чего, Лизавета, все носишься?
– Охо-хо, – в тон ему ответила моя провожатая, – ни сесть, ни отдохнуть. Знакомься, Михалыч, новенькая, Виолеттой кличут. Вот, веду хозяйство показывать.
– Давай, давай, – велел секьюрити и закрыл глаза.
– Шагай, – подтолкнула меня в спину бабулька.
Мы пошли по бесконечным коридорам. Баба Лиза уверенно поворачивала то направо, то налево, оставалось лишь удивляться, как нянечка не путается в лабиринтах. Кругом стояла тишина, очевидно, больные дети уже спали. Редкие медсестры не обращали на нас никакого внимания. Звякая ведрами, мы добрались до маленькой двери в самом конце отделения. Баба Лиза приоткрыла ее:
– Смотри.
Я посмотрела в щель и выронила ведро. На большой железной кровати, укрытый хорошим, даже красивым одеялом в новом пододеяльнике, на большой подушке в безупречно чистой, крахмальной наволочке мирно лежал… Никитка. Лицо его выглядело посвежевшим, а палата была намного лучше прежней, хотя тоже оказалась набита аппаратами.
– Это кто? – шепотом спросила я, опускаясь на ведра.
– Дед Пихто, – ответила баба Лиза, закрывая дверь. – Чего расселась, пошли в каптерку, там и поговорим.
– Почему он не в морге?
– Туда живых-то не возят.
– Значит, Кит не умер?!
– Дошло наконец до Якова, что Матрена безрукая, – невпопад сообщила старуха.
– Так он не умер?
– Видела же, спит себе тихонечко.
– Но зачем тогда Дима мне соврал?
– Ты давай двигайся, – зашипела нянечка, – а то не ровен час пойдет кто!
На мягких, подгибающихся ногах я пошлепала за бодро бегущей вперед бабкой. Обратный путь показался бесконечным. Наконец Елизавета Сергеевна втолкнула меня в крохотную комнатенку, где в одном углу стояли швабры, веники, бутылки с «Белизной» и другими дезинфицирующими средствами.
– Садись, – приказала она.
Я плюхнулась на колченогую табуретку.
– Объясните, что происходит.
– Слушай, – сказала баба Лиза, – чистое кино приключилось.
Где-то около трех часов дня Никите стало хуже, и врач принял решение снова подключить ребенка к аппарату искусственного дыхания. Ничего ужасного в этом не было, Никита тяжелый больной, а для них характерны такие скачки физического состояния.
С мальчиком проделали все необходимые процедуры, доктор ушел, медсестра тоже, а бабе Лизе велели быстренько вымыть пол в палате.
Елизавета Сергеевна приволокла ведро и швабру. Она всю жизнь работает в этой больнице санитаркой. Живет рядом, имеет комнату в коммуналке, семьи нет… В общем, за долгие годы при медицине баба Лиза научилась обращаться с больными получше некоторых медсестер, особенно молодых, у которых пальцы трясутся, когда надо укол сделать или катетер ввести. А бабе Лизе господь подарил золотые руки, все у нее получалось легко, главное же, безболезненно, вот только образования не имелось, но Елизавете Сергеевне достаточно было поглядеть на ребенка, чтобы сказать, уйдет ли тот из клиники живым и здоровым. Никита, несмотря на тяжелое состояние, не показался нянечке безнадежным. На его лице не было печати смерти, и добрая старушка, искренне жалевшая всех ребят, даже обрадовалась, что Федулов явно поправится.
Одним словом, она вошла в палату и сразу сообразила, что тут что-то не так. Аппарат искусственного дыхания, когда работает, очень противно гудит, у бабы Лизы всегда от этого равномерного шума начинается головная боль. Но сегодня он молчал, а Никита лежал сине-серый… Елизавета Сергеевна бросила взгляд на механические легкие и увидела, что штепсель вынут из розетки.
Забыв про артрит, давление и больные ноги, баба Лиза кинулась за врачами.
Поднялась суматоха. Потом Никиту переложили на каталку, прикрыли простыней и увезли, а в отделении объявили, что Федулов скончался. Но Лизавета Сергеевна знала, доктор Дима соврал, жив парнишка. А потом в больницу пришел симпатичный молодой парень и попросил нянечку рассказать про штепсель и розетку… Выслушав ее повествование, он сказал:
– Елизавета Сергеевна, припомните, никого в коридоре не встретили?
– Нет вроде, – растерялась бабка, – ну дети ходили…
– А из посторонних?
– Кажись, никого.
И тут парень заявил:
– Подумайте, это очень важно, вы вошли в палату буквально через минуту после того, как кто-то выдернул штепсель!
– Что ты, – замахала руками нянька, – у нас подобного не бывает!
– Федулова хотели убить, – пояснил парень, – очень вас прошу, если вспомните вдруг что, сразу позвоните. И еще, ради безопасности мальчика мы объявили его умершим, так что уж, пожалуйста, никому ни гугу. Кстати, а как вы догадались, что Никита жив?
Баба Лиза усмехнулась:
– Поработал бы с мое в больнице, тоже бы понял. Его по коридору Дима вперед головой вез, да еще сам, трупы у нас сестры или санитары убирают.
– При чем тут голова? – удивился парень.
– Так мертвых вперед ногами отправляют!
– Да?
– Завсегда, ты, видать, не болел.
– Не пришлось, слава богу.
– Значит, запомни. Живого всегда вперед головой везут, медики люди суеверные, даже в лифте пробуют развернуться!
Она замолчала. Я лихорадочно пыталась сообразить, что делать. Потом вытащила из сумки снимок, на котором беспечно смеялась Лена.
– Ну, посмотрите, не было здесь такого мужика?
– Ой, так это же мастер. Приходил в палату к мальчику чего-то чинить. Я с ведром вхожу, а он как раз оттуда, с чемоданчиком и в спецовке, – подскочила баба Лиза. – А ты кто?
– Не пугайтесь, – тихо ответила я, – я правда учительница Никиты, только ищу сама того, кто убил его мать. Вот она, слева.
– Красивая была, – с жалостью вздохнула Елизавета Сергеевна. – А молодая какая, прямо девочка! Вот беда, вот беда!
Домой я бежала, не чуя под собой ног. Монте-Кристо! Нет никакого сомнения, это он убил Лену… За что? За деньги! Господи, он бандит! Узнал от кого-то, что у Лены дома огромная сумма, и ограбил! Да только полмиллиона не нашел или не смог сразу утащить… Что-то не так получается… Ладно, ясно одно. Эта сволочь, называющая себя именем благородного графа, столь ловко отомстившего всем своим врагам, этот мерзавец совершенно точно знает, где Кристина!
Увидав меня в прихожей, Аким поднял палец вверх и провозгласил:
– Хорошая жена не бегает до ночи по улицам, когда муж болеет!
– Олег дома? – удивилась я.
Из ванной вынырнула Томуська с грелкой. Услыхав мой вопрос, она тихо ответила:
– Привезли в шесть.
– Привезли? Кто?
– Шофер, на машине.
Я понеслась в спальню. Похоже, дело совсем плохо, у Олега на работе никогда не допроситься автомобиля. Впрочем, сейчас многие милиционеры, поняв, что нечего надеяться на государственный транспорт, обзавелись собственными кабриолетами. Одно время им даже давали талоны на бензин, но потом перестали… У МВД вечно нет денег, а еще удивляются, что в стране разгул преступности. Ну скажите, каким образом несчастный мент на рассыпающихся на ходу «Жигулях» 1990 года выпуска способен догнать «БМВ», выпущенный в 1999 году? Значит, Олегу совсем нехорошо, если его привез шофер…
– Тише, – шикнул Филя, услышав мое тревожное: «Ну как?» – Он спит, снотворное ему уколол.
– Болит, да?
– Похоже, что очень, – вздохнул ветеринар, – а все потому, что безответственный человек. Разве можно с радикулитом на работу бегать? Вылежать требуется дома, в тепле, минимум неделю. Это и ежу понятно. Вон, Юрка говорил, у Олега в кабинете стол у окна стоит и жутко дует… Конечно, он и будет болеть все время. Иди, Вилка, попей чайку, устала небось после работы.
